Транс

Карри обвел взглядом присутствующих.

– Короче, во имя национальной безопасности я стал участником таких дел, которых сейчас я глубоко стыжусь. При этом я имею в виду не то, что мы делали с врагами – настоящими или мнимыми, – я говорю об американцах, наших солдатах, наших парнях.

Хотите верьте, хотите нет, но в нашей стране заправляют военные в союзе с многонациональными корпорациями. Всего две или три дюжины парней держат всю Америку вот здесь. (Он сжал кулак.) Всем заправляет Пентагон, А с пятидесятых до семидесятых Пентагон занимался главным образом контролем за психикой.

Специально распространялись слухи о том, что коммунисты промывают мозги военным и политическим заключенным. Считалось, что коммунисты намного опередили нас по контролю за психикой, и, перепугавшись, Пентагон начал массированное контрнаступление, занявшись исследованиями в области наркотиков, гипноза, ультразвука, радиоэлектронного воздействия на психику человека. Никто до сих пор не знает и никогда не узнает, сколько денег налогоплательщиков ушло на выполнение этой программы, – тут и субсидии на проведение экспериментов в военных госпиталях, и в психиатрических больницах, университетах, военных и гражданских учреждениях. Если когда-либо и существовали данные об этих расходах, то, смею вас уверить, они сейчас уничтожены. Но по теперешним ценам это, по-видимому, миллиарды.

– И вы тоже были одержимы этой идеей, когда прибыли в Эджвуд? – спросил Драммонд.

Карри криво усмехнулся.

– Дело в том, что в такой ситуации вам сразу же начинает казаться, что по всему периметру окопались коммунисты, вооруженные шприцами и аппаратами с ультразвуковым излучением, несущим смерть. Вам все время талдычут о грозящей опасности, в конце концов ваши мозги закипают. Нелепость всей ситуации состояла в том, что уже тогда мы были намного впереди коммунистов в вопросах контроля психики, и в Эджвуде это испытали на себе. Через пару недель нам мерещились коммунисты под каждой кроватью, за каждым кустом и даже среди нас. Без сомнения, нам калечили психику. Вот тогда-то моральные ориентиры и начали размываться. Любой эксперимент, любое испытание, любой метод лечения во имя интересов национальной безопасности находил оправдание. Даже человеческая жизнь, жизнь простого американца считалась справедливой платой за это.

– А вам лично приходилось быть свидетелем подобных экспериментов над невинными людьми? – спросил Джордж Сёрл.

– В Эджвуде – нет. Там мы занимались только спецподготовкой. Если парень как-то не так реагировал на наркотик, или выходил из состояния гипноза, или странно вел себя после ультразвуковой обработки, он просто исчезал. Но позже, во время службы, и в нашей стране, и за границей, я видел немало смертей.

– И вы тоже были причиной чьей-либо смерти?

Карри утвердительно кивнул.

– Разумеется. Я же был солдатом и выполнял приказы.

– Вендел, не могли бы вы конкретно назвать некоторые эксперименты, которые проводились в Эджвуде? – обратился к Карри Драммонд.

– Парни из лаборатории постоянно привозили новые наркотики. Думаю, что за несколько лет я принял участие в апробации более двухсот видов. В шестидесятых годах получила большое развитие психофармакология. Мы использовали наркотики, чтобы изменять скорость реакций, подавлять психику, менять поведенческие характеристики человека, очень избирательно воздействовать на различные участки нервной системы, контролирующие, например, агрессивность, внушаемость, память и так далее. Исследовали мы и влияние препаратов в сочетании с различными методами гипноза – устным внушением, записанным на пленку... Прибегали к постгипнотической суггестии, многоуровневой активации.

– Интересно, а с какой целью? – спросил Драммонд.

Карри пожал плечами.

– Это все использовалось при подготовке убийц, шпионов... Если, предположим, требовалось передать какую-либо секретную информацию, мы могли с помощью гипноза запрограммировать парня, увеличить объем его памяти настолько, что он мог запомнить целую книгу шифров, затем стереть его память, – мы как бы запечатывали секретную информацию при помощи постгипнотического кодового слова. Если парень попадал в плен, он даже под пыткой не смог бы ничего вспомнить. Даже если бы противник воспользовался гипнозом – все это ничего бы не дало, потому что информация была скрыта за несколькими слоями гипнотических команд. Включить его память могли бы только специальные кодовые слова, а чтобы найти их, противнику потребовались бы годы.

– А как насчет убийц? – поинтересовался Дик Гейдж.

– Существуют определенные участки мозга, обеспечивающие подавление эмоций. Если взять их под контроль, человек может выполнить любой приказ, не испытывая при этом никакого чувства вины. Мы достигали этого тем, что после выполнения задания у убийц полностью стирали память. – Губы Карри растянулись в кривой усмешке. – Сейчас вы спросите, а не стоит ли подобная работа и за политическими убийствами в шесятидесятых?

– Вы упоминали о радиоэлектронных ультразвуковых методах, – вставил Драммонд.

– Да. Пентагон просто помешался на этом. Я думаю, там мечтали создать целую армию роботов. Миллионы парней с электродами, введенными в сосцевидный синус, – и вот обыкновенный Джо превращается в камикадзе... Все это вполне реально. Эмоции можно вызвать с помощью искусственных радиосигналов.

Электронное оборудование использовалось также для электронного разложения памяти. Мозг вырабатывает вещество, называемое ацетилхолином, которое передает нервные импульсы от всех органов чувств, от всех нервных окончаний в тот участок мозга, где хранится память. Память, собственно, и есть запись этих импульсов. Под электронным воздействием на мозг ацетилхолин блокирует зрительную и звуковую память. После соответствующей обработки парень уже ничего не помнит из того, что видел или слышал. Разум его абсолютно чист.

Драммонд и Карен снова переглянулись.

– Том Киган, – вставила Карен.

– Да, – сказал Карри, – но о нем мы еще поговорим. Это лишь предыстория к тому, что с ним произошло. Давайте перейдем к Вьетнаму.

Он провел рукой по вьющимся седеющим волосам.

– Меня чертовски интересует, каким образом Джеку Крейну удалось так выдвинуться, и никто не изобличил его как обманщика. Это пентагоновский робот, ему даже не надо вводить в мозг электроды, но я не удивлюсь, если один все-таки торчит в его голове. Крейн – детище Пентагона. В течение двадцати пяти лет военщина готовила его для Белого дома. Вы думаете, им не хочется иметь президента, который бы содействовал удовлетворению всех их амбиций, выполнял бы все, что они считают необходимым? Ведь это Пентагон сделал из него супергероя. Обратите внимание на его военную карьеру – все документы подобраны специально: вдруг кто-нибудь заинтересуется его прошлым. Так что же в них можно найти? В соответствии с ними, он – обыкновенный солдат, который самоотверженно служил своей стране. Его лебединая песня – как раз перед уходом в отставку – операция по спасению солдат из вражеского плена, за что он и получил почетную награду. А на самом деле все это – дерьмо.

Джек Крейн все время служил в военной разведке. Во Вьетнаме он бывал чаще, чем вьетконговцы. И менял военную форму не реже, чем американские морские пехотинцы в ходе операции "Дельта". Он получал все, что хотел. Вы, должно быть, помните наш лозунг во Вьетнаме: "Завоевать сердца и умы людей". Так вот, Джек Крейн как раз и охотился за их умами... с помощью всех средств, которые были в его распоряжении: наркотики, гипноз, радиоэлектроника и прочее. Этот парень никогда не был солдатом, он был шпионом. А "славной" операции по спасению пленных вообще не существовало. Все это сфабриковано Пентагоном.

– То, что вы рассказываете, звучит очень убедительно, – сказала Карен. – Но откуда вам все это известно?

Карри поднял на нее глаза, полные глубокой печали.

– Видите ли, большую часть времени я был рядом с ним. – Карри глотнул кофе, глаза его, не мигая, уставились в какую-то точку на столе. Видимо, нахлынули воспоминания давно минувших дней. – Впервые я встретился с Крейном в шестьдесят втором году. Он привез с собой пятьдесят добровольцев, завербованных из разных подразделений по всей стране.