Оборотни

— Никакого представления. Мы проверили движение самолетов. Их самолет прибыл из Манчестера. Пилот нанят для перегонки машины.

— Куда именно?

— Никто не знает. Это визуальный полет. Им не нужны полетные данные, если они летят за пределами контролируемого воздушного пространства.

— А кто там пилот?

— Да та же самая девица, с которой они перелетели через Атлантику.

— Боже мой, все с каждой минутой становится запутанней. Больше никакой информации?

— Пока нет.

— Временно скроем это от янки. Вернемся к вопросу, когда будет какая-нибудь ясность.

Кой положил телефонную трубку. Ничего ровным счетом нельзя сделать, пока не будет обнаружен самолет. А на это потребуется время. Невозможно ведь связаться со всеми пунктами контроля за воздушным движением в Европе, с каждым аэродромом, с каждой компанией, занимающейся воздушными перевозками.

Действительно, проклятая выдалась ночь, длиннющая. Он положил ноги на стол, откинулся назад, повернулся в кресле и заснул.

— Благодарю, — сказала Дженни, принимая от Эдема туристический чек и опуская его в карман своей летной куртки. — Приятно иметь с вами дело.

— Будьте, пожалуйста, осторожны по возвращении.

— Никаких проблем. Вы же не перевозите наркотики или что-нибудь в этом роде. Еще один чартерный рейс, не больше.

— Но даже при этом разведка может добраться до вас.

— Цып, цып, цып, — закудахтала она. — Не станут же они меня пытать, верно? Вырывать у меня ноготь за ногтем.

Эдем рассмеялся:

— В этом не сомневаюсь. Но они станут задавать вам каверзные вопросы. И запомните, когда они спросят о Билли, скажите, что она была расстроенной, в нервном напряжении. Казалась обиженной мною.

— Ай, ай, ай, капитан.

— И спасибо. Благополучного рейса.

Билли тоже попрощалась с летчицей, и Эдем отправился искать фирму, сдающую в аренду машины. Двадцать минут спустя они уже были на Зальцгиттер аутобан, направляясь в Нордхаузен, находившийся в каких-нибудь ста десяти километрах к югу.

Штаб-квартира КГБ

Площадь Дзержинского

Москва

— Да, Дмитрий Дмитриевич, — сказал Ростов в телефонную трубку.

— Американцы в панике, — сообщил Зорге. — Они думают, что англичане имеют какие-то свои виды.

— Англичане ничего не знают.

— Они боятся, что мы что-то замышляем.

— Чепуха.

— Именно это я им и сказал.

— Постарайтесь снять напряжение. Если они не могут из-под локтя рассмотреть свою задницу, это еще не означает, что мы все дело ставим под свой контроль.

— Я должен это передать дословно?

Ростов засмеялся:

— Смягчите, пожалуйста. Их надо успокоить.

— Постараюсь сделать все, что в моих силах.

Наступило довольно длительное молчание. Потом Ростов сказал:

— Мы наши Альберта Гуденаха.

— Я могу сообщить им об этом?

— Да.

— И сказать, где он находится?

— Сказать, что мы напали на его след. Что мы следим за ним.

Ростов определил все возможные места появления Гуденаха. В частном порядке он даже попросил некоторых старейших членов организации «Призраки Луцы» помочь ему в розыске беглеца. Нордхаузен оказался одним из таких мест. И его люди вскоре нашли там исчезнувшего ученого.

— Я передам им все это.

— Хорошо. Мы разберемся в данной ситуации, Димитрий Дмитриевич. Только успокойте американцев. Это дело крупнее, чем они себе представляют. Мне ясна подоплека всей проблемы. Но у меня еще нет ответов на многие вопросы. Время дорого, и мне нужно иметь все, что я смогу получить.

— Постараюсь, как говорят здесь, держать их подальше от вашей спины.

— Я знаю, что вы сумеете это сделать. Кое-кто повыползал из сточных труб. И нам нужно туда самим внедриться, чтобы покончить с этим делом.

Дорога в Нордхаузен

Горы Гарца

Дорога из Ганновера в Нордхаузен проходит через все самые лучшие места Западной Германии и через самые худшие — на Востоке. Первая ее секция представляет собой смесь трехрядных автобанов с двухрядными старыми дорогами. Движение там скоростное, то есть сто километров в час вполне допустимо. Прилегающая к дороге сельская местность очень живописна. Мелькают изобильные, хорошо обработанные поля и высоченные леса, простирающиеся до горизонта. Чисты и ухожены небольшие городки и деревни. Тоже самое можно сказать об их жителях. Впечатление процветания и спокойной, деловой жизни.

Когда четырехколесный передвижной седан «ауди-куаттро», который они арендовали, достиг прежней границы, проходившей между деревнями Тантерборн и Макенроде, все внезапно и резко изменилось. Пограничная стена все еще стояла, пересекая сельскую местность гигантским четырнадцатифутовым сторожевым забором, который тянется по обе стороны до горизонта. Дорога, на которой когда-то стояла пограничная застава, сужалась до ширины двух встречных машин. И слева и справа виднелись опустевшие наблюдательные вышки.

Они запарковали «ауди» на месте бывшей погранзаставы — небольшом кусочке забетонированной земли на краю дороги. Затем через поле прошли туда, где стена прерывалась, будто разрезанная гигантскими ножницами.

— А я всегда думала, что она не имеет перерывов, — сказала Билли, подходя к ней и боязливо дотрагиваясь до нее.

Там было даже две стены, проходившие параллельно друг другу. Одна, у которой они стояли, была сложена из цепочки тяжелых блоков, растянутых между бетонными башнями, расположенными в пятнадцати метрах друг от друга. Вторая имела ту же конструкцию. Промежуток между ними — полоса в сорок метров шириной — простреливался из пулеметов со сторожевых вышек и вдобавок был минирован. Клочок земли, не знавший заботы человеческих рук, покрытый мелкой сорной травой.

Они пробыли там минут двадцать, осматривая место, где еще недавно господствовали страх и унижение, где гибли люди, чьи мечты превратились в прах.

— Я думаю, что все это будет снесено и отправлено в отбросы, — сказала Билли, возвращаясь с ним под руку к машине.

— По-моему, следует оставить это в таком виде. Чтобы напоминать людям о темной стороне жизни.

Окрестности стали другими, сельская местность менее населенной, меньше техники на полях. Дороги были с выбоинами, их мало ремонтировали с 1944 года. Деревни и городки, которые они проезжали, выглядели жалкими, с полуразвалившимися строениями. Прилизанные «мерседес-бенцы» и «БМВ» перемешивались с дымящими и громыхающими «трабантами», «вартбургами» и «ладами». Среда, которой не хватало динамики предпринимательства.

Затем появился Нордхаузен — промышленный центр, превратившийся в экологическую катастрофу. Это был древний город, имевший богатые традиции пивоварения. Но перед Второй мировой войной в нем построили заводы по выплавке стали и производству боеприпасов. С тех пор (при коммунистах это утвердилось) Нордхаузен стал известен прежде всего металлургией, выбрасывавшей в атмосферу свой неочищенный, черный дым, который отравлял окружавшую его красивую сельскую местность. Деревья в лесах величественных гор Гарца стали постепенно чахнуть. А сам Нордхаузен из-за вечной копоти и чада превратился в грязный город с грязными людьми, которым ничего не оставалось делать, как тяжело работать и много пить, а затем опять идти на работу и опять же пить. Город получил в последние годы крупную помощь в двадцать миллионов фунтов для очистки. Но потребуется еще много лет, прежде чем Нордхаузен зазеленеет, вздохнет свободно от бремени экологически опасных производств.

Они въехали в город с запада через Гунцероде по растрескавшейся дороге 243, которая вела мимо «ИФА моторенверк», где когда-то производили велосипеды, а теперь поднялись до выпуска мотороллеров. Было почти пять часов вечера, когда они наконец достигли центра Нордхаузена.

Машина увязла в массе узких вагончиков, сновавших между расположенными у дороги фабриками. Миновав три светофора, они въехали в городской центр, на широкий бульвар, имевший довольно ощутимый холмистый рельеф. Множество лавок, забегаловок, контор по услугам находилось в стороне от проезжей части. Мелькнули витрины «Макдоналдса», рекламы американских пищевых товаров быстрого приготовления.