Клинический случай

И еще у меня из головы не выходит рыжеволосый тип с пакетами, которого я встретил у лифта. Черт, да найдется тысяча невинных объяснений! Возможно, это старший брат Клио или какой-нибудь дайвер, приятель Джимми. Хотя с одеколоном в стиле «бык-производитель» он явно переборщил.

Я скептически уставился на слова «все еще потрясенная трагедией» – так я описал вдову Джимми. Наверное, стоило бы вычеркнуть, но я не буду. Это создает более трепетную атмосферу, чем фраза «глушит „отвертки“ и тупо пялится в окно», хотя, как ни грустно, именно так оно и было на самом деле.

Тут я замечаю еще одну деталь в тексте, и меня снова охватывают сомнения. Я имею в виду абзац, где говорится о том, что Клио и Джимми познакомились на вечеринке «Ви-эйч-1». Об этом мне тоже сообщила Клио.

И она же сказала мне, что ее муж окончательно и бесповоротно порвал со своим прошлым и слышать ничего не хотел о мире музыки, пока не встретил ее. Так почему же он пришел на гулянку в честь Ван Халена?

Одна из тех загадок, которые мне, наверное, никогда не разрешить.

Я смотрю на часы. Затем щелкаю мышкой на «отправить» – Джимми Стома летит к Эмме на всех парусах. Потом я спускаюсь вниз по лестнице, чтобы взять себе содовой. Я возвращаюсь и вижу, что Эмма успела мне ответить: «Нам надо поговорить, как только закончится летучка!»

Наверное, она даже не читала некролог – просто увидела объем и психанула. Через несколько минут она идет ко мне через отдел новостей, и я, как росомаха, готовлюсь отразить удар.

– Его забрали Городские Новости, – сообщает она таким тоном, как будто ей все равно.

– Да? На первую страницу раздела?

Эмма не отвечает. Она знает, куда попадет некролог Джимми Стомы, но не хочет дать мне повод для злорадства.

– Все вопросы к Городским Новостям, – отрезает она, делая вид, что редактирует статью молодого Эвана Ричардса, нашего стажера.

Когда я подхожу к ней, Эван почитает за лучшее убраться от ее стола: он знает, во что выливаются наши с ней перебранки.

– А как у тебя обстоят дела? – спрашиваю я Эмму. – Есть чем заполнить место?

– Найду пару сообщений от агентств.

Она старается не смотреть на меня; ее изящные руки, кажется, прилипли к клавиатуре, а носом она почти что водит по экрану монитора. Ситуацию ухудшает то, что на мониторе ничего нет. Я вижу отражение небесно-голубого экрана в ее очках для чтения.

Неожиданно мне становится жаль ее.

– Вряд ли телеграфные агентства сообщат что-то про рабби Левина. Эмма, позволь мне сделать пару звонков.

Она моргает. Я замечаю, что она белыми зубками слегка прикусывает губу.

– Нет, Джек. У нас нет времени.

Вернувшись на свое место, я делаю три звонка: вдове раввина, его брату и в синагогу. За двадцать оставшихся минут я стряпаю двенадцать дюймов, которые затем переправляю Эмме со словами: «Ты была права. Дельтапланеризм – это вещь!»

Я уже собираюсь свалить из редакции, но тут она зовет меня. Я подхожу к ее столу и вижу на мониторе некролог раввина. Нетрудно предположить, что сейчас последует.

– Джек, мне больше нравятся слова брата, чем слова жены.

– Что ж, поменяй их местами, – легко соглашаюсь я. Для Эммы этот некролог важнее, чем для меня. – И прощай до завтра.

И вдруг ни с того ни с сего она говорит:

– Мне понравился! твой «пинок» для Джимми Стомы. – Нельзя сказать, что она полна искренности, но по крайней мере не отводит взгляд.

– Спасибо. Это Аксакал передал некролог в Городские Новости?

Эмма кивает:

– Как ты и говорил. Наш новый босс – фанат «Блудливых Юнцов».

– Не-а, – возражаю я. – Настоящий фанат поместил бы некролог на первую полосу.

Она почти улыбнулась.

Ужин для меня – это короткая остановка в забегаловке, где можно разжиться бургерами. А затем я иду домой, открываю пиво и рыскаю по квартире в поисках «Рептилий и амфибий Северной Америки». Наконец я выуживаю запись из-под шаткой груды дисков «Пинк Флойд» и Дилана. [17] Я нажимаю на кнопку, и Джимми Стома, живой и здоровый, сотрясает мое жилище своим творчеством. Я плюхаюсь на диван. Конечно, не Роджер Уотерс, [18] но, скажу я вам, Джеймс Брэдли Стомарти тоже не лишен таланта.

Маленькая поправка: был нелишен.

Я закрываю глаза и слушаю.

Я потягиваю пиво и улыбаюсь. Как забавно получается! Бедный Джимми.

Я снова закрываю глаза.

Когда я просыпаюсь, уже светает. Телефон звонит, и я с досадой вспоминаю, что забыл отключить переадресацию звонков из редакции. Это может звонить только читатель, а разговор с читателем в такую рань не сулит ничего хорошего. Однако неожиданное раннее пробуждение – это такая мерзость, что я хватаю трубку так, будто это заряженный револьвер.

– Да! Что? – рявкаю я, чтобы вынудить звонящего оправдываться.

Женский голос спрашивает:

– Это мистер Таггер?

– Да.

– Это Дженет. Дженет Траш. Я видела, что вы там написали в газете про моего брата.

Идиотизм, конечно, но я жду комплиментов. Вместо этого я слышу, как она презрительно фыркает.

– Черт побери, – говорит сестра Джимми Стомы, – снимите лапшу с ушей!

4

Когда я начал работать в этой газете, мне исполнилось сорок – ровно столько же было Джеку Лондону, когда он умер. Сейчас мне сорок шесть. Президент Кеннеди умер в сорок шесть. И Джордж Оруэлл тоже.

Профессиональная привычка авторов некрологов – запоминать возраст, в котором сыграли в ящик знаменитости, и непроизвольно отмечать эти вехи на собственном жизненном пути. Не могу отучиться.

Я не жирный наркоман с плохим пищеварением, поэтому мне не светит загнуться на унитазе, как, например, случилось с Элвисом. Мои шансы стать жертвой политического заказного убийства тоже весьма невелики – я слишком мелкая сошка, чтобы ради меня тратиться на профессионального снайпера. И тем не менее мой сорок шестой день рождения принес целый букет иррациональных волнений, отголоски которых не стихают вот уже одиннадцать месяцев. Если уж смерти удалось подкосить таких колоссов, как Элвис и Джон Ф. Кеннеди, то раздавить такую козявку, как я, ей раз плюнуть.

Подразумевается, что я дрожу при мысли о безвременной кончине потому, что так ничего и не добился в жизни. В моем возрасте Элвис был Королем, Кеннеди – лидером свободного мира. А я – я сижу в закусочной в Беккервилле, читаю в газете некролог почившего музыканта, некролог, который я, видимо, состряпал из рук вон плохо. Хотя место ему отвели хорошее: первая страница раздела Городские Новости, верхняя часть полосы. К статье прилагается совсем свежий снимок покойного, сделанный «Рейтер»: загорелый Джимми улыбается в камеру на благотворительном барбекю в пользу фонда «Спасите рифы». Даже заголовок не подкачал: «Экс-рокер умирает в результате несчастного случая на Багамах». (Кстати, Джеймс Брэдли Стомарти отошел в мир иной в том же возрасте, что Деннис Уилсон [19] и Джон Кеннеди-младший.)

Дженет Траш – кто же еще? – садится напротив меня и говорит:

– Прежде всего, я никому не позволяю звать меня Джен.

– Договорились.

– Согласна на Дженет. Мой бывший муж однажды назвал меня Джен, и я воткнула ему вилку в бедренную артерию.

Я осторожничаю: не начинаю выспрашивать подробности ее замужества.

– Итак, Дженет, какую конкретно лапшу вы имели в виду?

– Клио соврала насчет своего альбома – «Треснувшее сердце» или как его там. Джимми его не продюсировал.

На носу у Дженет веснушки и солнечные очки «Вэйфарер»; у нее непослушные пепельные волосы, а в ушах огромные зеленые серьги, напоминающие рождественские украшения. Одета она в светлый топ без бретелек и узкие джинсы. Она выглядит лет на пять моложе своего брата.