Человек-скелет (в сокращении)

Макгиннис помолчал, глотнул виски.

— Что-то голос осип, — сказал он. — Давно уже не говорил так много.

Он еще помолчал.

— Ты об этом хотел услышать?

— А что было в мешочке?

— Да уж не пыльца, — ответил Макгиннис и достал из мешочка маленькую круглую жестянку, поцарапанную. «По-настоящему сладкий», — было написано красными буквами на плоской крышке.

«Коробка из-под табака», — подумал Липхорн.

Макгиннис открыл крышку и вынул из жестянки прозрачный, голубовато-белый камень размером со стеклянный шарик, какими играют дети.

Старик держал камень большим и указательным пальцами, поворачивая его в луче света. Камень так и искрился, рассыпая повсюду разноцветные блики.

— Когда вытрясаешь из такого мешочка цветочную пыльцу, — сказал Макгиннис, — то вытрясаешь благословение. Это символ вновь зарождающейся жизни. Доброго, здорового, естественного начала. Вытряси вот эту маленькую дрянь, и получишь символ жадности.

Он по-прежнему держал камень в луче света, любуясь им.

— Ого, — улыбнулся Липхорн. — Мистер Макгиннис, вы говорите как настоящий навахо.

Макгиннис спрятал камень обратно в жестянку, а жестянку в мешочек для снадобий.

— Кто-то сказал, — заметил он, — что деньги — корень всех зол. Не знаю, не проверял: разбогатеть мне так и не удалось.

Он вложил мешочек в ладонь Липхорну:

— Взгляни на него еще раз. Вблизи. Красивый камушек, но ради него не стоит садиться в тюрьму.

Липхорн вытащил алмаз, осмотрел его.

— Похоже, камень гранили для какого-то ожерелья. Для подвески. Так вы отдали за него кое-какие продукты, а в придачу получили еще и лошадь? — спросил он. — Неплохая сделка.

Макгиннис сделал обиженное лицо:

— В твоем изложении все выглядит хуже, чем было на самом деле. Но бриллиант-то оказался подделкой. Что и подтвердил сам Рино.

— Ничего себе! — воскликнул Липхорн. — Как же получилось, что вы после кражи оценили его в десять тысяч долларов?

— Мы все еще разговариваем по-дружески? Или ты вернулся к роли копа?

— Пусть будет по-дружески.

— Тогда ладно. Я сказал тому парню, что не вчера родился и все об этих искусственных бриллиантах знаю. Цирконы — так они, кажется, называются. Неужели он и впрямь думает, что я поверю, будто он отдаст мне настоящий бриллиант за кормежку и за то, что я подвезу его в город? А он ответил: по правде сказать, он и не рассчитывал, что я поверю. И он тоже догадался, что этот камень не настоящий.

— То есть он признался, что это подделка?

Макгиннис кивнул:

— Ну да. Рино сказал, что старик, который дал ему камень, либо псих, либо религиозный маньяк. Что он пытается возродить здесь что-то вроде культа Человека-Скелета.

— Однако вы указали в страховой претензии, что у вас похитили дорогой бриллиант. Не знай я вас так давно, это меня удивило бы.

— Ну, после кражи я подумал и решил, что, может, я был не прав и бриллиант — настоящий.

— А что потом? — спросил Липхорн. — Вы нашли камень уже после того, как составили список украденного? Или вор принес его обратно?

— Думайте что хотите, — ответил Макгиннис. — Страховая компания мою претензию все равно отвергла.

— А нет ли у вас адреса этого Рино?

Макгиннис рассмеялся:

— Я спросил у него: «Ты откуда родом, сынок?» — а он ответил: «Из Рино, потому меня так и прозвали».

Липхорн еще раз посмотрел на камень:

— Вообще-то цирконы мне видеть приходилось. Этот больше похож на бриллиант.

— Я тоже так думаю, — ответил Макгиннис. — Но тот ковбой, или кто он там был, сказал: откуда у старого, живущего в каньоне индейца бриллиант? Да это просто нелепость!

Макгиннис уложил камень назад в жестянку и указал на мешочек.

— Ты вот на это взгляни, Джо, — сказал он. — По-моему, на коже вышита какая-то ящерка. Однако я такой никогда не видел. А на другой стороне еще какое-то злющее насекомое.

— Показать бы его Луизе, — предложил Липхорн.

— Ну тогда оставь мешочек у себя, — сказал Макгиннис. — Так хочешь послушать, что еще рассказал мне тот парень?

— За тем я и приехал, — ответил Липхорн. — Двоюродный брат Ковбоя Дэши тоже уверяет, что получил свой камушек от старика из каньона.

— Начало этой истории я тебе уже рассказал, — напомнил Макгиннис.

— Я бы хотел послушать ее еще раз.

Макгиннис кивнул:

— Может, я что-то и пропустил. Ну так вот, по словам этого Рино, шел мокрый снег, и он свернул в одну из узких расщелин, надеясь добраться по ней до самого верха каньона. Едет он так на лошади и видит под выступом скалы человека, укрывшегося от непогоды. Мой ковбой скатывает себе сигаретку, и старику тоже. А старик спрашивает, нет ли у него на обмен ножа или топорика. Рино показывает ему свой большой складной нож. Старику нож нравится. Он удаляется куда-то в глубь пещеры и возвращается с красивой плоской коробочкой. В ней — куча маленьких жестянок из-под нюхательного табака. Старик открывает одну из них, достает из нее камушек и протягивает ковбою, вроде как меняться предлагает. Рино качает головой: нет. Старик достает камень побольше. Рино прикидывает, что камушек этот должен стоить никак не меньше старого ножа, да и подружке его он, пожалуй, понравится. И соглашается на обмен.

— И все?

— Конец истории, — подтвердил Макгиннис.

— То есть Рино видел в той красивой коробке не один бриллиант?

Макгиннис поразмыслил.

— Ну да. Он что-то такое говорил о куче табачных жестянок. Старик хранил в них бриллианты.

— А откуда взялась коробка?

— Рино спросил об этом у старика. По-английски индеец не говорил, но он изобразил жестами самолет и вроде даже крушение, показал, как из самолета падают люди. А потом изобразил большой огонь.

Липхорн обдумал услышанное.

— Мистер Макгиннис, — сказал он. — Вы уже жили в этих краях в… дайте подумать… да, в пятьдесят шестом?

Макгиннис рассмеялся.

— Я все смотрю на тебя и жду: сообразишь или нет? Но ты молодец, догадался. Это случилось в августе, в сезон дождей. Самая страшная на то время авиакатастрофа.

— И произошла она вон там, — сказал Липхорн, указывая за окно, в сторону Мраморного каньона, находящегося не более чем в тридцати километрах отсюда.

Макгиннис усмехнулся:

— Когда я поселился здесь, воспоминания были еще живы. Два пассажирских самолета столкнулись в воздухе, и останки людей попа́дали в каньон.

— И багаж их тоже, — добавил Липхорн.

— И ты думаешь, среди багажа могла находиться набитая драгоценностями коробка?

— Именно так я и думаю, — признался Липхорн.

— По правде сказать, мне такая мысль тоже приходила в голову, — сказал Макгиннис. — И вряд ли торгующий драгоценностями коммивояжер стал бы возить в красивой коробке простые цирконы.

Глава четвертая

Бернадетта Мануэлито нравилась почти всем. И всегда. Нравилась девочкам, вместе с которыми играла в баскетбольной команде средней школы Шипрока. Нравилась сокурсникам, когда в студенческие годы работала лаборанткой в биологической лаборатории. Нравилась таким же, как сама она, курсантам, проходившим практику в полицейском управлении племени навахо, и тем, кто работал с ней в Пограничной охране США.

В чем секрет ее обаяния? Спросите любого из ее знакомых, и вам скажут, что Берни, среди соплеменников-навахо известная под именем Женщина, Которая Смеется, — девушка улыбчивая, жизнерадостная и приветливая.

Но сегодня она, вопреки обыкновению, выглядела озабоченной и серьезной.

Сегодня, в своем стареньком синем пикапе «тойота» направляясь в сторону Шипрока, в гости к Хостину Пешлакаи, Берни особой радости не испытывала. Мать замучила ее вопросами, ответить на которые Берни было не просто.

Надежный ли человек этот Джим Чи? Разве она не знает, что род Медленные Речи отличается ненадежными мужьями? А что, Чи по-прежнему мечтает стать врачом или певцом? Не стоит ли ей, прежде чем выходить замуж, подыскать себе другую работу? Почему Чи до сих пор в звании сержанта? И так далее. И наконец, где они собираются жить? Неужели Берни не уважает традиции навахо? Чи следовало бы поселиться вместе с ними, а не забирать Берни из дома. Она уже подыскала жилье?