Презумпция невиновности

– Так как, – спрашивает Сэнди, – ты удовлетворен?

– Тем, что ты сказал о Ларрене?

– Чем же еще? – Он не мог знать, о чем я все это время думаю.

– Нет, Сэнди, не удовлетворен. Ларрен не имел права браться за мое дело. Должен был отказаться, как только ему предложили вести его.

– Может быть, ты и прав, Расти, однако позволь напомнить: он не знал, что злополучная «папка П.», как ты ее называешь, будет фигурировать в качестве аргумента защиты.

– Но ты ведь знал!

– Я?! – Сэнди рукой разгоняет табачный дым и говорит что-то по-испански, вероятно, какое-то ругательство. – Хочешь подать на меня жалобу? Надеюсь, ты не думаешь, что я с самого начала процесса решил использовать то дело? Что я должен был, по-твоему, сделать? Подать ходатайство об отводе Ларрена Литла? Интересно, как бы я его сформулировал? «Ваша честь, освободите судейское кресло для другого человека, поскольку жертва была когда-то вашей любовницей и вы вместе занимались противозаконными махинациями»? Я не циник, но некоторые вещи не для прений в суде. Мне нравится, что ты за честность в нашей профессии. Но твоя придирчивость при данных обстоятельствах, откровенно говоря, удивляет. По-моему, ты принимаешь все слишком близко к сердцу.

– Я, в сущности, не педант. Меня не интересуют формулировки и вообще техническая сторона вопроса. Но у меня такое ощущение, что процесс шел не так, как следовало бы.

Сэнди кладет сигару в пепельницу и приближается ко мне – нарочито медленно, демонстрируя свое удивление и недовольство. Но я это уже видел, и не раз. Мне хорошо знакомы все его повадки – меня не проведешь.

– Сэнди, я многое передумал за последние часы. Если разобраться в деле, которое заключено в «папке П.», карьере Ларрена Литла придет конец. Ты использовал любую возможность, чтобы прозрачно намекнуть ему, что именно это и собираешься сделать.

– Милый Расти, ты, должно быть, знаешь что-то, чего не знаю я. Ничто не указывает на то, что Ларрен догадывается о содержании этой папки. Она ни разу не фигурировала в суде.

– Сэнди, ты не обидишься, если я скажу, что ты не вполне откровенен со мной?

– Боже мой, – говорит Сэнди, – ты заговорил, как моя Клара. – Он улыбается, но я не клюну и на эту его наживку.

– Признаюсь, я не сразу уразумел, что к чему. Какое-то время я думал, что это простая случайность – твои частые упоминания о папке. Теперь я понимаю: ты хотел привлечь внимание Ларрена. Последний раз, когда ты упомянул о ней – кажется, во время допроса Липа, – у тебя уже не было необходимости давить на Томми. С ним ты уже разделался. Ты к этому моменту все знал о Кумачаи. Тем не менее продолжал намекать, что при необходимости на глазах у публики вывалишь грязное белье. Поэтому при допросе Хоргана ты и заявил, что дело против меня сфабриковано. Этим ты дал Ларрену понять, что защита ни перед чем не остановится.

– Ты хороший следователь, Расти, – произносит Сэнди, помолчав.

– Ты мне льстишь. А я, наоборот, думал, что малость туповат. Есть куча вещей, до которых я не додумался. Взять хотя бы одно замечание, сделанное тобой несколько секунд назад. Откуда ты знал, что Ларрен поймет, какой материал в «папке П.»? Что он – о его грязных делишках? Говори.

Мы долго смотрим друг на друга. Если Сэнди и обескуражен, то умело это скрывает.

– Мне нечего сказать, Расти. Просто у меня возникли некоторые предположения, особенно когда я увидел, как Ларрен реагирует на показания Хоргана. Они близкие люди, прекрасно понимают друг друга. Как я уже говорил, Реймонд не мог остаться равнодушным к факту взяточничества. Мне кажется, между ними произошел тогда серьезный разговор. Правда, я точно не знаю, но мне это подсказывает интуиция юриста.

Да, Хорган. Вот кого я упустил. Он не мог не сказать Ларрену об этой папке. Сэнди прав. Надо подумать о происшедшем с другой точки зрения, но это потом. Сейчас надо окончательно объясниться с Сэнди.

– Поправь меня, если что не так, – говорю я ему. – Ты, конечно, не собирался открыто угрожать Ларрену разоблачением. Это не пошло бы на пользу процессу, даже могло нанести вред. И вообще не в духе Алехандро Стерна. Ты должен был придумать тонкий и эффективный ход. Дать понять Ларрену, что у него есть проблемы. Но сделать это так, чтобы никто ни о чем не догадался. Поэтому ты нашел другую цель – Томми Мольто. Сделал вид, будто защита намерена разоблачить именно этого человека и никого иного. Ларрен попался на твою удочку, поверил в это, и, чтобы отвести удар от себя, тоже стал катить бочку на Мольто. Он высмеивал его, угрожал привлечь к ответственности за неуважение к суду, обвинил в подтасовке доказательств и в том, что он подает знаки свидетелям. Однако это была палка о двух концах. Чем дальше загоняли Томми в угол, тем больше казалось, что ты привлечешь к разбирательству материалы папки. Складывалось впечатление, что дело действительно состряпал Мольто, чтобы Сабич не узнал о его сомнительном прошлом. Тем важнее было для Ларрена поскорее прекратить дело. Он опасался, что ты все-таки вытащишь на свет эту давнюю историю, что правда выплывет наружу. Он мог бы поспорить на собственное ранчо, что Томми не будет скрывать грязные делишки в Северном филиале, если он что-нибудь знал о них. Единственное, что могло удержать его, это желание защитить Каролину и память о ней. Но он не стал бы спасать шкуру Ларрена ценой собственной. Поэтому Ларрен, не дожидаясь нашего ходатайства, спешит заявить о закрытии дела. И знаешь, что интересно, Сэнди? В зале был только один человек, который точно знал, как должен закончиться процесс, – ты. Ты предвидел развязку и в меру сил и возможностей ее приближал.

Сэнди открыто смотрит мне в глаза.

– Ты меня осуждаешь, Расти?

– Нет, я придерживаюсь точки зрения Алехандро Стерна: любой может поддаться искушению.

– Это верно, – грустно улыбается Сэнди.

– Но терпимость не предполагает отказ от принципов. Я знаю, что поступаю сейчас как неблагодарная свинья, и тем не менее мне это решительно не нравится.

Сэнди наклоняет голову, смотрит исподлобья, говорит, чеканя каждое слово:

– Я действовал в твоих интересах, Расти, отнюдь не ради личной выгоды. Поступать так, а не иначе подсказывала ситуация, в которой мы оказались. Ты освежил в моей памяти некоторые обстоятельства. Я наседал поначалу на Мольто, потому что он был более удобной мишенью, нежели Нико. Мне надо было углубить тему прошлого соперничества. Потом наступил момент, когда лучше всего было действовать так, как ты только что сказал. Но я не собирался оказывать давление на судью. Я нажимал на Мольто и тем успокаивал Ларрена – иначе он мог выкинуть какой-нибудь фортель. Знал ли я, что моя тактика заденет судью? – Сэнди загадочно улыбается, как могут, наверное, только латиноамериканцы: сейчас, например, это означает его неохотное согласие. – Но в общем и целом ты приписываешь мне редкую изобретательность и изворотливость ума. Я думаю, это не про меня. Большинство решений я принимал на месте, по ходу разбирательства, исходя из обстоятельств. Кое-что подсказывало чутье юриста. Какой будет развязка – я не знал. Я понимаю твое беспокойство, Расти, но принять твой взгляд на заключительное решение Ларрена вряд ли смогу. В целом он беспристрастно провел это дело. Если бы он спешил прекратить процесс, он бы отверг доказательства обвинения относительно отпечатков пальцев, поскольку сам стакан не предъявлен. Даже дель Ла-Гуарди признал, что судья действовал в рамках закона. Нет, Ларрен Литл вынес правильное решение, а если бы он этого не сделал, присяжные все равно оправдали бы тебя. Некоторые из них прямо заявили об этом журналистам.

Да, газеты в самом деле сообщали, что трое присяжных по выходе из здания суда заявили, что оправдали бы мистера Сабича. Но что значит мнение трех далеких от юриспруденции людей? Другие девять могли проголосовать за обвинительный вердикт.

Между тем Стерн продолжает:

– Если теперь, по прошествии времени, некоторые мои суждения кажутся сомнительными, то это должно остаться на моей совести и не тревожить твою. Будь счастлив – тебе улыбнулась фортуна, и нечего копаться в прошлом. Смотри вперед. Время сотрет пятно на твоей карьере. Ты талантливый юрист, Расти. Я всегда считал тебя одним из самых лучших прокуроров у Хоргана. Может быть, самым лучшим. Я был разочарован, когда у Реймонда в прошлом году не хватило мужества взять на себя труд и сделать тебя своим преемником.