Крупным планом

Тут я и задумался: с чего бы это тебе захотелось так круто покончить с жизнью на востоке, тогда как уехать на задание ты собирался всего на две недели? И я не мог не заметить, что твой отъезд аккуратно совпал со смертью этого Бена Брэдфорда, чью жену ты трахал…

Он помолчал, отпил глоток виски и снова ехидно мне улыбнулся.

— Ну как, уже нравится история? — спросил он.

Я смотрел вперед, в темноту, и молчал.

— Принимаю твое молчание за утвердительный ответ. Короче… мне подумалось, что стоит побольше узнать о покойном Бене Брэдфорде. Но поскольку предполагалось, что меня в Маунтин-Фолс нет, я не мог пойти в библиотеку и начать копаться в последних выпусках «Нью-Йорк таймс». Но мне повезло: в твоем ноутбуке оказался встроенный модем и куча всяческих компьютерных программ. И короткий шнур, который соединяет компьютер с телефоном, лежал там же, в чемоданчике. Ну, я его воткнул, отыскал номер твоей карточки «Виза» и дату, когда истекает срок этой карточки в файлах ДЕНЬГИБИЗ — ты ведь на удивление организованный человек, — и заплатил за подключение к Интернету.

Тут началось самое интересное. Я пробрался в «Нью-Йорк таймс» и запросил все, что у них есть, о Бене Брэдфорде. О нем довольно много писали целую неделю, так ведь? Увы, фотографии при некрологе не было, поэтому я просмотрел много восточных газет — «Бостон глоуб», «Хартфорд курант», «Уолл-стрит джорнал». Они все об этой истории написали, но опять же без фотографии. Но наконец-то мне повезло. Я наткнулся на «Стамфорд эдвокейт», его местную газету. Там я обнаружил большую фотографию покойного мистер Брэдфорда, который, невзирая на твою нынешнюю засаленную бороду, твоя точная копия.

Победная беззубая улыбка. Он поднял бутылку виски в насмешливом салюте и снова приложился к ней. Он уже начал нечетко выговаривать слова.

— Гейм, сет и матч, Бен. Наверное, теперь я могу звать тебя Бен?

Мысли мои метались. Я крепко ухватился за ручку дверцы.

— Классная детективная работа, ты не находишь? — спросил Руди. — Я сам удивился. Еще на меня произвело впечатление, как ты устроил свою смерть и воскрешение, хотя тебе повезло, что у «Стамфорд эдвокейт» довольно узкий круг читателей. Полагаю, тело на яхте принадлежало Гари, верно?

— Почему ты не пошел в полицию? — спросил я.

— И испортить всю тайну? Ту тесную связь, которая теперь существует между нами? Не, я не хочу быть стукачом. Парень из Монтаны всегда против властей. К тому же тот парень трахал твою жену…

— Выходит, ты никому не сказал?

— Ты забыл, что я, по идее, в Мексике?

— Тогда чего ты хочешь?

— Слова настоящего юриста. Что же, будучи членом адвокатуры Нью-Йорка, ты наверняка знаком с понятием quid pro quo?

— Также известным как шантаж.

— Или, в нашем случае, цена за молчание.

— Так ты хочешь денег?

— Ты быстро соображаешь.

— Сколько?

— Условия можно будет продумать позднее. Ты не бойся, приятель… Я не стану жадничать. Но раз уж ты должен получить серьезные деньги за свои фотографии — а у меня как раз серьезные долги, — из рук в руки должна перейти солидная сумма. Но, как я уже сказал, мы все это уточним в будущем. Тем временем мы с тобой будем держаться вместе, потому что я не хочу, чтобы ты исчез, прежде чем мы решим этот маленький вопрос. Думаю, нам стоит спрятаться на пару дней в домике мисс Эймс.

— Тогда давай я поведу машину. Ты уже слишком много выпил, это опасно.

— Не выйдет. Тем более что я настоящий профессионал вождения в пьяном виде. — Еще основательный глоток виски. — Там, у озера, должно быть спокойно и тихо. Вокруг ни души. Идеальное место, чтобы прийти к соглашению.

— И что будет, когда я тебе заплачу?

— Мы расстанемся друзьями.

— До следующего раза, когда ты опять залезешь в долги и решишь, что можно меня потрясти снова?

— Ты в самом деле думаешь, что я способен на такую низость?

— Да.

Он на секунду оторвал глаза от дороги и гневно оглядел меня:

— Давай скажем так. Я не собираюсь становиться отвратительным старым ростовщиком и стучаться в твою дверь ночами. Но да, та связь, которая между нами теперь существует, допускает, что в случае, если я вдруг стану полным банкротом, я буду рассчитывать, что ты выступишь благодетелем, добрым самаритянином, щедрым дядюшкой…

Мое сердце готово было выскочить из груди.

— Как долго?

Он снова повернулся ко мне:

— Ну… полагаю, всегда. Наша связь, Бен, это штука на всю жизнь…

Он так и не закончил это предложение, потому что внезапно нас ослепил яркий свет фар. Я крикнул: «Руди!», сообразив, что идущий навстречу грузовик надвигается прямо на нас. Руди резко крутанул руль, мы увернулись от грузовика, «эм-джи» круто вильнула влево, сошла с дороги и покатилась по крутой насыпи. Я рывком открыл дверцу и вывалился из машины как раз в тот момент, когда она оказалась в воздухе. Я ударился головой о землю, боль пронзила правое колено и локоть, и я покатился вниз. Мое скольжение остановил большой камень. Я ударился о него плечом и услышал грохот, затем звук; взрыва. Я с трудом выглянул из-за камня и увидел глубокую долину, куда приземлилась машина, которая теперь пылала. Еще через несколько секунд с ревом взорвался бензобак. Пламя охватило всю машину, причем жар был таким сильным, что даже в том месте, где я лежал, мне обжигало лицо.

Я попытался подняться. Это далось мне нелегко, но я все-таки встал на ноги. Перед глазами все плыло. Я попытался двигаться, думая, что должен позвать на помощь. Каждый шаг был настоящей агонией. Я заставил себя идти примерно сотню ярдов, пока не оказался в густой роще. Затем, как будто кто-то выключил свет, весь мир стал черным, и я упал лицом вперед.

Птичье пение. Полоски света Капли утренней росы. И где-то совсем близко — рев большой машины.

Я открыл глаза. Мир плыл. Через минуту я стал видеть яснее. Тут же почувствовал резкую боль. Моя голова пульсировала, как взбесившийся метроном. Своей правой руки я не чувствовал. В правом колене я увидел глубокую, рваную рану. Когда я прикоснулся к лицу, пальцы окрасились красным.

Я застонал. Перевернулся на спину. Зажмурился от утреннего солнца и накатившей дурноты. Я хорошо слышал звук работающей техники. С трудом приподнявшись на левом локте, я увидел, как «эм-джи» поднимают из долины. За процессом наблюдала группка копов и дорожных рабочих, они присвистывали и качали головами, разглядывая поднятые на шоссе «останки» машины. Наверное, то, что осталось от Руди, уже извлекли. Но если судить по обуглившемуся остову машины, осталось от него очень немного. Машина обгорела до неузнаваемости.

Я хотел крикнуть, привлечь чье-нибудь внимание. Но мир снова стал черным. А когда я снова пошевелился, стояла полная тишина.

Я взглянул на часы. Без четверти девять утра. Каждый сустав и мускул моего тела болел. Цепляясь за ствол дерева, я умудрился встать. Копы и дорожные рабочие уехали. Через некоторое время я сообразил, где нахожусь. Я попал в сгоревший лес; оставшиеся деревья обгорели и почернели. Я посмотрел вниз, на долину, в которой едва не встретил свою смерть, и вспомнил, как стоял здесь несколько недель назад и снимал огонь, бушевавший внизу. Я вернулся на место своего великого профессионального триумфа. Даже в своем истерзанном состоянии я сумел оценить иронию. И хотя я уже было собрался вылезти на дорогу и остановить первую проходящую мимо машину, я вдруг заколебался. Бет вполне могла еще быть в Маунтин-Фолс. В прессе будут много писать о смерти Руди Уоррена. Копы будут без конца расспрашивать меня о подробностях несчастного случая. Нет, разумнее пересидеть где-нибудь и подумать над своим следующим шагом.

Но где?

Тут я вспомнил, что мы с Руди направлялись к домику Анны, который находился всего в миле от этого места. Он не сгорел во время пожара. Там большие запасы еды. Это было идеальное убежище, где можно оправиться и придумать, как объяснить случившееся.

Хотя правое колено было повреждено, я все-таки мог кое-как ковылять. Я нашел толстую палку и, пользуясь ею как самодельной тростью, начал свой трудный поход к дому Анны. Он занял у меня около двух часов. Я хромал через лес, часто останавливался, когда от боли едва не терял сознание. Примерно в пятистах ярдах от дома деревья снова стали зелеными. Я снова оказался под зеленым шатром весенней растительности — на демаркационной линии, через которую огонь не переступил.