Тайна Черного дома

— Умер?!

— Без сознания.

— Сука! Это все из-за тебя!

От усилия, которое потребовал гнев, у Артиста начало хлестать из прямо противоположных дырок, которые находятся на концах самой длинной трубы в организме человека, именуемой желудочно-кишечным трактом. Бык попятился от своего благодетеля в ужасе.

А Турукин уже давно шептал про себя это страшное слово — название их общей болезни. Он догадался: кто их всех заразил — подонок и сволочь, отказавшаяся жрать пиццу! Надо решать, пристрелить его немедленно или попозже. Сама по себе эта мысль на какие-то секунды приободрила Артиста. Но он тут же сообразил, что с благородной местью придется повременить, у него просто не было сил достать пистолет из спущенных ниже колен штанов. С огромным трудом Турукин одернул себя, сумев понять, что совсем не местью ему надо заниматься в эти минуты.

— Ты знаешь, что у нас в подвале сидит врач?..

— Ну… знаю.

Об этом враче до Быка время от времени доходили разные слухи. Что он будто бы кровь живую пьет и что операции без наркоза делает, слушает, как орут на столе, и ловит при этом половой кайф. Бык много чего боялся, хотя и любил поговорить о своем боевом прошлом. Но особенно он боялся нечистой силы и всего, что вращалось вокруг нее, в том числе и этого невидимого доктора. Поэтому он так неуверенно и ответил Артисту.

— Ты пистоль держать можешь в руках? Этот вопрос удивил Быка.

— Конечно!

— Приведи его сюда. Но если чуть чего — стреляй…

Скользя по блевотинам охранника нижнего этажа Самца и заранее дрожа, Бык спустился и подвал. Дверь поддалась ему не сразу, пришлось побороться, поскольку она была хитроумной, особенно для тех, кто подступал к ней впервые. Войдя наконец в помещение, он притормозил у порога, не решаясь шагнуть дальше.

— Эй, доктор!.. — прокричал он в полумрак, переступив с ноги на ногу. — Слышь, доктор!

Из глубины помещения вышел какой-то черный — то ли армяшка, то ли азербон. И за ним робко, как тень, какой-то тип уже славянского производства.

Бык поднял пистолет.

— Доктор кто?..

Увидев пистолет, черный попятился.

— Он, он доктор! — крикнул второй и толкнул черного в спину.

— Прекратить, суки! — Увидев этих клиентов, Бык более-менее пришел в себя, потому что понял, что вампиров и прочих из их братии с такими испуганными рожами не бывает.

— Доктор, пойдешь к Толику! А ты, — Бык махнул дулом в сторону второго, — вали обратно, откуда пришел!

Рауф уже и не чаял когда-нибудь выйти из своего кабинета. И теперь с наслаждением вдыхал воздух иного мира. В его тюрьме всегда пахло чем-то неопределенным, вроде затхлости, пыли. А стоило чуть прибраться, пахло сыростью.

Здесь же он ощущал сотни запахов, новых или почти уже забытых.

Однако сильнее всего пахло… человеческой блевотиной, да и иными испражнениями тоже.

— Что случилось?! — Рауф обернулся к своему конвоиру.

— Шагай-шагай!..

Шагать, однако, Рауфу было непросто, он едва не шлепнулся на чем-то отвратительно скользком. И сразу понял все.

Врач южных окраин России, он в своей практике не раз видел подобные картины. О разгорающихся эпидемиях не любили писать, но самим эпидемиям это было все равно. Они случались нередко, чаще всего весной…

«Неужели и до Москвы доползло! — подумал он. — Хорошо!» Увы, кто бы только знал, сколько не москвичей, которые не любят Москву! Но все они, мерзавцы, стремятся тут жить.

И он увидел Турукина, стоящего на коленях над огромной кучей блевотины. Ни Рауф, ни сам Артист никогда бы не поверили, что человек довольно субтильного телосложения способен произвести такое количество миазмов. Турукин повернул к Рауфу лицо — с мутными глазами, с мокрым, испачканным рвотой ртом.

— Что у меня?..

Рауф вполне мог бы сказать, что он не Эскулап, который с полувзгляда способен был определить болезнь. Но ему не хотелось ломаться, наоборот, ему очень приятно было сообщить своему мучителю горькую правду. Но все же он решил соблюсти деликатность и кивнул в сторону Быка, чтобы Турукин его удалил.

— Говори… — Голос Артиста прозвучал вяло, откуда-то из самой глубины, где еще теплилась жизнь.

— Холера!..

Собственно, Турукин понял это и сам. Уже давно ползали слухи, что она есть и в Москве, то зафиксировано столько-то случаев. Но Минздрав подлянский, как всегда, правду скрывал и рассказывал про глухие аулы Дагестана. Было ясно: их заразил этот подонок Бык. Сам прихватил где-то накануне и приволок сюда…

— Что делать надо?.. — Он смотрел на Рауфа требовательно, хотя это и было довольно-таки нелепо. Да, это выглядело нелепо — из-за невообразимого дерьма, им же наделанного, из-за спущенных штанов, до которых он не рисковал дотянуться, потому что может закружиться голова и он упадет захлебываться в собственных же испражнениях. А ведь эти мерзавцы не станут ему помогать, не станут!

И Турукин наконец почувствовал то, что давно уже мог бы почувствовать: почва уходит из-под ног и Рауф, к примеру, в данный момент куда главнее его!

Он повернулся к Быку.

— Помнишь, что я сказал тебе?

— Помню… — слегка небрежно ответил Бык, как официанты отвечают тем, у кого мало денег.

— Так что делать надо? — снова спросил Артист у Pay фа.

— Врач нужен…

— А ты, сука?!

Он все еще пытался обрести прежний свой тон, но все уже знали ему цену.

— Чем я тебя лечить буду? — Рауф горько усмехнулся. — Скальпелем?

«Ничего не поделаешь… — вздохнул Турукин. — Надо звонить. И это будет конец всему, во всем обвинят его. Хозяин за всех барыши получает, но и отвечает за всех. Выход? Дотянуться все же до пушки и всадить всю обойму в брюхо этому наглому чурке! Нет, это не выход…»

— За сколько меня в больнице поставят на ноги?

«Если вообще поставят…» — подумал Рауф. Но сказал другое.

— Дней за пять. А потом возможно домашнее лечение…

«Значит, за два! — с большим трудом прикидывал в уме Турукин. — Потом врача с собой забрать… после можно ликвидировать, или уж как получится…» Турукин вздохнул: вроде что-то забрезжило.

— Бык, отведи его обратно. Сам — назад! Только по-быстрому…

Он говорил все это, сидя на унитазе, опустив голову, а когда наконец поднял ее, увидел, что Рауф неотрывно смотрит в окно, на мир, который он столько месяцев не видел.

Из Артиста вылилось, вывалилось все, что было съедено сегодня, вчера, позавчера. Из его уже больше ничего не текло, кроме беловатой отвратительной жидкости, сдобренной кровью, причем из обеих дырок одинаково — то сверху, что снизу.

Наконец вернулся Бык. Турукин собрал все илы.

— Слушай, парень, мне плохо. Но все пройдет! Я никуда не денусь и ты никуда не деешься! Все сделаешь, как прикажу, не пожалеешь…

— Что ты, крестный! — поспешно забормотал Бык. — Что я, падла какая-нибудь?..

— Ша! Раздай толпе паспорта…

Как только человек поступал к нему, Турукин отбирал все документы. И выдавал лишь права на чужое имя — когда надо было ехать, имеется в виду права на вождение машины. И права те считались железными, потому что у Шефа были под колпаком гаишные генералы.

Бык уже бросился было исполнять его приказание.

— Стой! Подожди пару минут… «А может, — подумал Артист, — посадить Быка за руль и рвануть одному. Ведь у Шефа есть врачи, и со многими я знаком. Они, наверное, быстро поставят на ноги. А тут пока другая смена постережет. Остальные… даже если просто они вымрут, их никто не хватится! И тогда не надо будет предъявлять документы, светиться…»

Но против этого плана он увидел вдруг довольно странный на первый взгляд довод. У мафии никогда не болят зубы, нет камней в почках, аппендицита и тому подобного. Мафия всегда здорова. Для заболевшего лечение только одно — пуля.

Ему опять стало хуже, по всему телу волной прошлась судорога и, бугря кожу, камнями осела в ногах. Это была уже пытка. Артисту никогда не доводилось сидеть связанным перед врагами. И теперь он понял, что испытывали его жертвы. Надо было скорее что-то делать.