Волк на заклание. Отель «Гранд Вавилон»

— Что с вами, мой ангел? — прошептал он и затем поцеловал девушку… Поцеловал дважды. Он мог только глядеть на нее, не зная, чем помочь.

Наконец Нелла открыла глаза и вздохнула.

— Где я? — спросила она слабым, дрожащим голосом. — Ах! — Она узнала его. — Это вы! Я сделала что-нибудь глупое? Я была в обмороке?

— Что случилось? Вам стало плохо? — спросил он с беспокойством. Он встал на колени у ее ног, крепко сжимая ее руки.

— Я видела Жюля возле моей кровати, — пролепетала она. — Я уверена, что видела его. Он засмеялся надо мной. Я была одета и вскочила, испугавшись, но он исчез, а я побежала к вам…

— Вам это приснилось, — успокоил он ее.

— Приснилось ли?

— Вы, должно быть, задремали. Я не слышал ни звука. Никто не мог войти. Но если вы хотите, я разбужу мистера Рэксоула.

— Возможно, мне все это привиделось, — согласилась она. — Как глупо!

— Вы переутомились, — сказал он, все еще бессознательно держа ее за руку. Они смотрели друг на друга. Она улыбнулась ему.

— Вы поцеловали меня, — сказала она внезапно, и он, покраснев, поднялся с колен. — Почему вы меня поцеловали?

— Ах, мисс Рэксоул! — пробормотал он торопливо, путаясь в словах. — Простите меня. Это было непростительно, но простите меня! Меня переполнили чувства. Я не сознавал, что я делаю.

— Почему вы поцеловали меня? — повторила она.

— Потому что… Нелла!.. Я люблю вас. Но я не имею права говорить это.

— Почему вы не имеете права говорить это?

— Если Эуген умрет, я буду вынужден занять его место на троне. У меня есть обязательства перед Позеном — я должен буду стать его правителем.

— Хорошо! — спокойно сказала она с восхитительной самоуверенностью. — Папа стоит сорок миллионов. Почему бы вам не — отречься от престола?

— Ах! — тихо вскрикнул он. — Зачем вы вынуждаете меня говорить подобные вещи! Я не могу уклониться от моего долга перед Позеном, а царствующий князь Позенский может жениться только на принцессе.

— Но князь Эуген будет жить, — сказала она убежденно. — А если он будет жив, то…

— Тогда я буду свободен. Я откажусь от всех моих прав, чтобы сделать вас моей, если… если только…

— Если — что, князь?

— Если вы соблаговолите принять мою руку.

— То есть достаточно ли я богата?

— Нелла! — Он склонился к ней.

И тут раздался звон бьющегося стекла. Эриберт подошел к окну и открыл его. В звездном мраке он сумел различить лестницу, приставленную к задней стене дома. Ему показалось, что он слышит шаги в глубине сада.

— Это был Жюль! — крикнул он Нелле и без дальнейших слов бросился вверх по лестнице в мезонин. Мезонин был пуст. Мисс Спенсер таинственно исчезла.

Глава XIX Князья в «Гранд Вавилоне»

Королевские апартаменты в «Гранд Вавилоне» знамениты в мире отелей (и в самом деле, где же еще?) как непревзойденные в своем роде. Только немногие дома в Германии, в особенности те, что принадлежат безумному Людвигу Баварскому, могут похвастаться комнатами и салонами, превосходящими их в пышной роскоши и в чуть ли не дикой, похожей на сказку экстравагантности богатого убранства, но нет ничего — и даже на Восьмой-авеню в Нью-Йорке, — что могло бы справедливо быть названо более полным, более совершенным, более соблазнительным и — что важно не в последнюю очередь — более комфортабельным.

Покои состоят из шести комнат: прихожей, салона, или комнаты для аудиенций, столовой, желтой гостиной (в которой королевские особы принимают своих друзей), библиотеки и королевской опочивальни — с последней мы уже знакомы. Наиболее важная и наиболее впечатляющая из всех шести, разумеется, комната для аудиенций — помещение пятидесяти фугов в длину и сорока в ширину с превосходным видом на Темзу и Тауэр.

Убранство этой комнаты в основном соответствовало германскому вкусу, поскольку из каждых шести царственных постояльцев этих апартаментов в четверых текла тевтонская кровь; но основную славу помещения составлял французский потолок, шедевр Фрагонара, целиком скопированный с самого знаменитого дворца в Лувре. Стены закрывали дубовые панели, задрапированные тканями из Арраса, имитирующими уникальные континентальные образцы. Ковер, целиком покрывающий пол, антикварный образчик превосходной турецкой работы, был по случаю куплен Феликсом Вавилоном у одного безденежного романского князя. Серебряные канделябры, в которые теперь были вставлены электрические лампы, прибыли с Рейна, и каждый из них имеет свою собственную историю. Королевское кресло — этикет не позволяет назвать его троном, но, несмотря на это, оно могло бы быть таковым — было вывезено Наполеоном в качестве добычи из Австрии и куплено Феликсом Вавилоном у одного французского коллекционера. В каждом углу комнаты стояла гигантская ваза из германского фаянса шестнадцатого века. Они были подарены Феликсу Вавилону Вильгельмом I Германским во время его первого визита инкогнито в Лондон в связи с французскими трениями в 1875 году.

В комнате для аудиенций висела только одна картина. Это был портрет несчастного, но благородного дона Педро, императора Бразилии. Его подарил Феликсу Вавилону сам дон Педро, и он висел здесь как одинокое и величественное напоминание королям и князьям о том, что империи проходят и величие низвергается. Во время юбилея 1887 года, когда под крышей у Феликса Вавилона гостили семь особ королевской крови, некий князь, занимавший покои, прислал Феликсу краткое послание о том, что портрет должен быть снят. Феликс вежливо отказался снять его, и князь тут же переехал в другой отель, где его обокрали, похитив драгоценность ценой в тысячу фунтов. Королевская комната для аудиенций «Гранд Вавилона», хотя мало кому известно об этом, — это одна из лондонских достопримечательностей, но ее никогда никому не показывают, и если вы спросите о ней служителей отеля, то они расскажут вам только глупые подробности вроде того, что чистка турецкого ковра стоит пятьдесят фунтов и что одна из гигантских ваз треснула у основания, виной чему буйная игра в жмурки, которую затеяли однажды вечером четыре юные принцессы, балканский король и его личный адъютант.

И вот в этих-то величественных покоях стоял возле оконной ниши в один прекрасный день в конце июня князь Эриберт Позенский. Он был одет в безукоризненный сюртук английского покроя с гарденией в петлице, а на его брюках красовалась прямейшая стрелка. Он был чрезвычайно рассеян, и, казалось, ожидал кого-то, поскольку время от времени бросал через плечо быстрые взгляды на дверь за королевским креслом. Наконец в двери появился маленький высохший сутулый старый человечек с типично германским выражением лица и принялся раскладывать какие-то бумаги на маленьком столике, стоявшем возле кресла.

— Ах, Ганс, мой старый друг! — сказал Эриберт, подходя к старичку. — Я должен поговорить с тобой кое о чем. Как ты находишь его высочество?

Старик отдал князю честь на военный лад.

— Не очень хорошо, ваше высочество, — ответил он. — Я служу камердинером племянника вашего высочества со времени его совершеннолетия, а перед тем я был камердинером его царственного родителя, но я никогда не видел… — Он умолк и умоляюще развел морщинистыми руками.

— Чего ты никогда не видел? — Эриберт ободряюще улыбнулся старому слуге. Можно было понять, что эти люди, настолько различающиеся по своему положению, были близки в прошлом и продолжают оставаться близкими и поныне.

— Знаете ли вы, мой князь, — сказал старик, — что мы собираемся принять финансиста Самсона Леви — так, кажется, его зовут — в комнате для аудиенций? По моему скромному убеждению, для финансиста, несомненно, хватило бы и библиотеки.

— Возможно, и так, — согласился князь Эриберт, — но, наверное, у твоего господина были для такого выбора особые причины. Скажи мне, — продолжал он, быстро меняя тему разговора, — как вышло, что ты оставил в Остенде князя, моего племянника, и вернулся в Позен?

— Его приказ, князь. — И старый Ганс, который на своем веку повидал немало монарших капризов и знал половину секретов европейских дворов, бросил на Эриберта взгляд, который мог означать что угодно. — Он отослал меня обратно с… с поручением, ваше высочество.