Улыбка Афродиты

– Под охраной, в соседнем доме, штандартенфюрер.

– Доставьте его и второго арестованного на корабль. А девушка? Полагаю, вы привезли ее с собой?

Нерешительно помолчав, Хассель все-таки ответил:

– Так точно, штандартенфюрер.

– Надеюсь, вы не вообразили, будто мы возьмем ее с собой, когда будем уходить?

– С вашего разрешения, штандартенфюрер. Ее нельзя оставлять здесь после того, что она сделала. Я почтительно прошу, чтобы ее переправили на материк.

– Я отказываю вам в вашей просьбе, – злорадно ухмыльнулся Берген. – Неужели вы думаете, что меня волнует будущее вашей крестьянской шлюхи? Она должна быть счастлива уже потому, что я не приказал расстрелять ее. А со своими соотечественниками пусть разбирается сама. Я абсолютно уверен, что они поступят с ней так, как следует. А сейчас немедленно займитесь подготовкой к эвакуации.

Хассель понял, что теперь у него нет выбора. Если он будет продолжать просить за Юлию, то ее попросту могут расстрелять.

Пока шла подготовка к эвакуации, Берген готовился по-своему. Покинув здание штаба, он подозвал проходившего мимо солдата. Шмидт нервно вскинул руку в приветствии. Берген приказал ему взять грузовик и полдюжины солдат. Когда Шмидт вернулся с солдатами в кузове, штандартенфюрер сел в кабину и приказал ехать в деревню Ставрос.

По дороге Берген внимательно смотрел по сторонам, опасаясь засады, а Шмидт время от времени украдкой заглядывал в листок бумаги, который тот держал в руке. Берген не пытался прикрыть написанное: надпись была на греческом языке, хотя и не на таком примитивном, которым владел Шмидт. Тем не менее солдату удалось достаточно разобрать, чтобы понять, что перед ним стихи. В них говорилось о горах и двух морях и о чем-то еще, чего Шмидт не мог понять, не обнаружив при этом свою заинтересованность.

Следуя указаниям Бергена, он вел машину по бугристой дороге прямо к церкви на невысоком холме, где они и остановились. Берген вышел из машины и вынул пистолет.

– Ждите меня здесь! – приказал он и скрылся за поворотом.

Солдаты ждали его два часа. Они начали нервно решать между собой, что им делать дальше, когда наконец вернулся Берген, весь в поту и в пыли, но удивительно довольный. Он молча забрался в кабину грузовика и приказал Шмидту ехать обратно во Фрикес.

Ко времени возвращения Бергена уже стемнело. К отплытию почти все было готово. Хассель с тяжелым сердцем пытался объясниться с Юлией, но она недоуменно смотрела на него, а потом приложила палец к его губам, давая ему понять, что не надо слов. Она просто прижалась к нему, и он долго держал ее в объятиях. Со стороны деревни донеслось несколько взрывов: это уничтожали оборудование, которое невозможно было вывезти с собой. Охватившее грузовики пламя взвилось высоко в небо, а вонь от горевшей резины и горючего тяжело повисла в воздухе.

У пристани с последней шлюпкой Хасселя ждал Шмидт.

– Переведи ей, – обратился к нему Хассель. Повернувшись к Юлии, он взял ее лицо в свои руки и сказал, что любит ее и что сожалеет обо всем случившемся, и что если он переживет войну, то вернется и разыщет ее. Но, даже произнося эти слова, он знал, что лжет, однако у него не хватало сил признаться в этом себе.

Пытаясь не выказать удивления, Шмидт постарался перевести все как можно точнее. Как и остальные солдаты, служившие под командованием Хасселя, он испытывал глубокое уважение к своему командиру. Шмидту, да и другим солдатам капитан Хассель казался намного старше их самих. Он по-своему заботился о них, как, впрочем, и о жителях Итаки.

У Юлии в глазах заблестели слезы.

– Скажи ей, что здесь есть рыбак, который отвезет ее на Кефалонию, – продолжал Хассель. Он уже заплатил этому рыбаку из Фрикеса, которого больше интересовали деньги Хасселя, чем то, что могла натворить какая-то неизвестная деревенская девчонка.

Шмидт перевел, и Юлия кивнула, что поняла.

– Пусть пообещает, что уедет туда, – сказал Хассель.

Юлия снова кивнула.

Больше ему нечего было сказать. Он обнял Юлию в последний раз и шагнул в шлюпку, которая тут же отчалила. Хассель стоял на носу, глядя, как уменьшается хрупкая фигурка девушки, покинутой и беззащитной. От чувства, что они никогда больше не встретятся, ему было невыносимо больно, словно в сердце воткнули кинжал. Он изо всех сил молился, чтобы Юлия обязательно выжила, как бы ни сложилась его дальнейшая судьба.

Через несколько минут шлюпка подошла к борту «Антуанетты», но не успел Хассель подняться на корабль, как откуда-то со скал над портом донесся орудийный залп. Он увидел вспышку и рев пламени, тугая волна горячего воздуха сбила его с ног и швырнула на палубу. По ним стреляли.

Подбитая «Антуанетта» проковыляла в темный удаленный залив на юге Итаки. Стояла безлунная ночь, ветер вздымал белые гребни волн. В открытом море корабль болтало, и он сильно накренился, зачерпнув воды. Пожар удалось потушить, но повреждения были серьезными. Почти три четверти команды и солдат на борту убило во время обстрела. Из тех, кто остался в живых, многие были тяжело ранены. Один снаряд пробил верхнюю палубу и неразорвавшимся застрял в массе скрученного металла возле машинного отделения.

Как только «Антуанетта» оказалась в относительно безопасном заливе, Берген приказал Шмидту и другим солдатам спуститься в трюм. Среди картин и церковной утвари, вывезенной по приказу Бергена из монастыря Кафарон, стояло несколько заколоченных гвоздями деревянных ящиков.

– Вынесите их на палубу! – приказал Берген. – И поосторожнее!

Он лично наблюдал за подъемом ящиков, а когда молодой солдат не удержал и уронил один из них, Берген пришел в ярость:

– Идиот! Я же сказал – осторожнее!

Крышка отскочила, и часть содержимого ящика вывалилась на палубу. Под пристальным наблюдением Бергена Шмидт помог уложить все обратно, осторожно прикрывая изделия соломой. Он не знал, откуда взялось содержимое этих ящиков – маленькие глиняные кувшинчики и вазочки, украшенные крошечными детальными узорами. Когда крышку снова прибили на место, Берген повернулся к солдату, уронившему ящик.

– Если ты еще раз проявишь подобную неосторожность, я пристрелю тебя. И это касается любого! – рявкнул он и обвел солдат холодным фанатичным взглядом. – А теперь шевелитесь!

Пока ящики поднимали наверх, Берген приказал Шмидту и еще одному солдату оставаться внизу. Они видели, как Берген осмотрел статую Девы Марии, вывезенную из монастыря. Его рот скривился в презрительной усмешке.

– Оставьте эту никчемную дрянь! – буркнул он и подошел к другой, меньших размеров, статуе почти обнаженной женщины.

Штандартенфюрер приказал принести одеяла и завернуть статую, сверху ее обернули еще и брезентом. Обвязывая ее веревками, Шмидт заметил вырезанную на пьедестале надпись, – он узнал стихи, которые видел на листке в руке Бергена, когда они ехали в грузовике.

Когда все было готово, Берген приказал оставить статую и привести обоих пленников. Ящики спустили в шлюпку, туда же отправили и пленников, а Шмидт и второй солдат получили приказ охранять их. Затем Берген повернулся к Хасселю.

– Ждите здесь моего возвращения! – распорядился он. – Пусть ваши солдаты, пока меня не будет, займутся ремонтом судна, насколько это возможно!

Хассель возразил, что судно может в любой момент затонуть, и, если есть хоть небольшой шанс спастись, они должны немедленно покинуть корабль. Берген с холодной яростью воззрился на него:

– Должен ли я напомнить вам, капитан, что ответственность за то, что нас обстреляли, полностью лежит на вас? Остров находился в вашем ведении. Если бы вы обращались с партизанами как положено, а не вели себя так, будто вас и ваших людей послали сюда наслаждаться отпуском, мы не оказались бы в таком плачевном положении! Если бы в данный момент вы не были нужны мне, я попросту расстрелял бы вас. Только попробуйте еще раз оспорить мой приказ, и я расстреляю вас лично! – Словно подчеркивая свою угрозу, Берген вынул из кобуры пистолет. – Я ясно высказался?