Пир плоти

Неожиданно она мысленно перенеслась в детство, в дом, где жила с родителями и братом. Это был большой старый дом, по которому гуляли сквозняки, а долгими зимними вечерами всех светильников оказывалось недостаточно, чтобы рассеять тени, прятавшиеся по углам. И тем ярче казались рождественские свечи, тем сильнее ощущалась царившая в доме атмосфера взаимной любви.

Очередной порыв ветра внезапно прогнал эти видения. Она опять была в конторе.

Возможно, это был и не ее автомобиль — мало ли в Лондоне красных машин с помятыми крыльями. Только он точно знал, что это машина Мари.

Возможно, она решила пройтись по магазинам. Только в этом месте практически не было магазинов.

Возможно, она назначила здесь кому-то свидание. Только почему-то она решила назначить свидание именно напротив конторы Елены Флеминг.

Он развернулся и быстро зашагал обратно. Потом побежал.

Елена перечитала завещание четырежды, но текст так и не стал вразумительнее. Документ гласил, что миссис Дьелафуа оставляет все свое имущество молочнику — за исключением холодильника, который она оставляет почтальону (очевидно, потому, что у молочника, по идее, уже имелся холодильник). Неудивительно, что родные усопшей опротестовали завещание. Вопрос заключался в том, можно ли доказать, что миссис Анжелина Дьелафуа действительно была психически больной и верила, что она Жанна д'Арк, что в правительство Англии проникли инопланетяне из галактики Уби-Джуби и что торшер иногда подает ей из угла гостиной весьма разумные советы.

Неожиданный грохот у входной двери заставил Елену подскочить. Это еще что за чертовщина? Грохот на секунду стих, но затем возобновился с новой силой, на этот раз сопровождаясь воплями. Может быть, в юридическую контору явился дух свихнувшейся миссис Дьелафуа?

Елена поднялась и осторожно подошла к двери. Она решила, что надо выяснить, кто к ней ломится, прежде чем вступать с этим кем-то в контакт. Медленно отперев замок, она осторожно выглянула наружу.

Джон Айзенменгер, насквозь промокший, колотил что было силы в дверь и что-то орал. Судя по выражению его лица, доктор пребывал в полнейшей панике. Что с ним случилось?

Она распахнула дверь и уже открыла было рот, чтобы выяснить, в чем дело, но тут вдруг слева от нее со звоном разбилось окно. Елена повернула голову, и в тот же миг кусок кирпича ударил ей в висок.

Чего Айзенменгер терпеть не мог, так это пунктов оказания первой помощи. Здесь людям приходится сталкиваться с беспощадностью профессии врача; именно здесь сосредоточилось все самое жестокое и бессердечное, что есть в человеке, именно здесь, где люди взывают о помощи, нет места благодарности и сочувствию. Последние несколько часов Айзенменгер провел в приемной, втиснувшись между пьяной дамой, то и дело испытывавшей рвотные позывы, и сидевшим на коленях у мамы маленьким мальчиком, фурункул на шее которого грозил вот-вот лопнуть.

Елена пострадала не сильно — удар сбил ее с ног и оглушил и она чуть не потеряла сознание. Убедившись, что голова женщины более или менее цела, Айзенменгер вызвал полицию. Вопреки протестам Елены он из предосторожности все же отвез ее в травматологический пункт. Если не считать шока и синяка, с ней все было в порядке, но сорокапятиминутное ожидание подействовало на нее примерно так же, как тот кирпич.

Какой-то маленький вертлявый человечек обратился в окошко регистратуры, находившееся неподалеку от Айзенменгера. Одет человечек был в дорогой костюм; а его лысевшую голову вместо шляпы украшали разбросанные там и сям пигментные пятна. Держался этот странный тип довольно робко.

Айзенменгер не обратил бы на него внимания, если бы не услышал произнесенную им фамилию: Флеминг. Когда женщина в окошке сообщила ему, что Елена Флеминг в данный момент находится у врача, человечек стал оглядываться в поисках свободного стула. Айзенменгер поднялся и подошел к нему, гадая, кто бы это мог быть.

— Прошу прощения. Вы хотите видеть Елену Флеминг? Меня зовут Джон Айзенменгер. Я привез ее сюда.

Лицо мужчины выразило понимание и участие. Обменявшись с Айзенменгером рукопожатием, он представился:

— Мортон. Кристофер Мортон, старший партнер фирмы.

Айзенменгер отвел его в угол приемной, где страждущих медицинской помощи было несколько меньше.

— Какое ужасное происшествие! — воскликнул мистер Мортон. — Просто кошмар! С вами все в порядке? Как Елена? Я помчался сюда сразу же, как только мне сообщили об этом. В конторе сейчас полиция…

Мортон продолжал картинно ужасаться и бомбардировать Айзенменгера дурацкими вопросами и столь же дурацкими соболезнованиями, изредка останавливаясь для того, чтобы набрать в легкие воздуха. Вклинившись в один из этих промежутков, Айзенменгер заверил его, что с Еленой ничего страшного не произошло.

— Это все кочевники.

Айзенменгер изобразил на лице удивление.

— Ну, бродяги. Цыгане. Мы вели их дело несколько месяцев назад. Елена защищала в суде молодую цыганку, которая насмерть задавила машиной велосипедиста. Вина ее была несомненной, и Елена ничего не могла поделать, женщина получила срок. С тех пор нашу контору непрерывно преследуют, грозят всеми мыслимыми и немыслимыми карами. Однажды ночью они уже побили камнями все окна.

Слушая его, Айзенменгер не знал, что и думать. Он-то сразу преисполнился уверенности, что это дело рук Мари. Полиции он, поколебавшись, все же не сообщил о своих подозрениях, а теперь вот этот человек излагал другую версию. Может, Мари тут и вправду ни при чем?

— Я сразу рассказал о том случае полиции. Их это очень заинтересовало.

Айзенменгер задумался. Возможно, это было просто совпадение, что автомобиль Мари оказался неподалеку — и, кстати, не так уж близко от конторы. В конце концов, это могло быть просто случайностью. Ни он сам, ни Елена Мари не видели. Подобные выходки вовсе не в ее духе.

Но тут он вспомнил свою предыдущую встречу с Мари.

Айзенменгер все не мог решить, рассказывать об этом полицейским или все-таки не стоит.

Мортон продолжал удрученно жужжать над ухом — хорошо хоть рук не заламывал.

Когда Елена вышла из кабинета врача, выглядела она довольно бледной. Рану на ее лбу обработали и заклеили бактерицидным пластырем, но ее одежда, всегда безупречная, теперь была забрызгана кровью. Женщина отыскала взглядом Айзенменгера и, заметив рядом Мортона, улыбнулась ему и удивленно приподняла брови, отчего полоски пластыря на лбу изогнулись дугой.

— Елена! Как вы себя чувствуете? Вы выглядите ужасно!

Мистер Мортон призывно распростер руки, но Елена не стала падать в его объятия, однако и не вырывалась, когда старший партнер фирмы обхватил ее за плечи.

— Спасибо, могло быть хуже.

— Эти проклятые кочевники! Я так и знал, что это добром не кончится.

Елена, казалось, не могла понять, о чем он говорит.

— Кочевники?

— Ну да! Кто же еще? Полиция завела дело, и я рассказал обо всех их безобразиях, но сомневаюсь, что они кого-нибудь поймают. Это семейство, скорее всего, уже сбежало из страны. Очевидно, это кто-то из их соплеменников. Кровная месть и все такое.

Мортон все продолжал развивать свою версию случившегося, Елена же тем временем взглянула на Айзенменгера:

— Если вы не возражаете, я поеду домой.

— Я подвезу вас, — поспешно откликнулся Айзенменгер, едва успев опередить Мортона. На миг ему показалось, что она предпочла бы сесть в машину своего босса, но Елена кивнула. Мистер Мортон галантно уступил Айзенменгеру право довезти Елену до дому.

— Думаю, вам лучше несколько дней не приходить на работу, — наставительным тоном произнес он. — По крайней мере неделю.

Она поблагодарила мистера Мортона за любезность, но, как показалось Айзенменгеру, с таким видом, который бывает у ребенка, уставшего от опеки старших.

Когда Елена и Айзенменгер были уже в его машине и вереница автомобилей «скорой помощи» осталась позади, она сказала: