Водопад

Ребус кивнул:

– Ты, главное, не нервничай. Просто будь самим собой.

Костелло затушил окурок.

– А кем еще я могу быть? – Он слегка привстал, чтобы вернуть Ребусу сигареты и зажигалку.

Оставь себе. Вдруг захочется еще покурить. – Ребус поднялся. Несмотря на парацетамол, в голове словно работал паровой молот. «Флип не из тех, кто бегает…» – Костелло употребил настоящее время – случайно или с расчетом?

Костелло тоже встал со своего матрасика и улыбнулся, хотя и не очень весело.

– Вы так и не ответили на мой вопрос, – сказал он.

– Я еще не готов, мистер Костелло.

– Не готовы? – Молодой человек засунул руки в карманы джинсов. – Вы будете на пресс-конференции?

– Может быть.

– Понятно. Будете сидеть и ждать какой-нибудь случайной оговорки? Как ваши приятели-эксперты, которые все здесь у меня перерыли? – Костелло прищурился. – Быть может, на данный момент я действительно единственный подозреваемый, но я не дурак, инспектор.

– Тогда ты должен радоваться тому, что мы с тобой по одну сторону баррикады. Или ты считаешь иначе?

– Зачем вы вообще пришли ко мне так поздно? Ведь вы не на работе!

Ребус шагнул к молодому человеку.

– Знаешь, раньше считалось, что в зрачках жертв отпечатывается изображение убийцы. Последнее воспоминание, последнее, что человек видел в жизни… Некоторые преступники верили в это и… выкалывали своим жертвам глаза.

– Но теперь люди не настолько наивны, правда? Ведь на самом деле вы не рассчитываете, что узнаете о человеке все, просто посмотрев ему в глаза?… – Костелло тоже подался вперед. – Смотрите как следует, инспектор, потому что выставка закрывается.

Ребус ответил таким же прямым взглядом. Костелло первым не выдержал напряжения; он моргнул, потом отвел глаза. Глядя в сторону, он велел Ребусу убираться, но когда тот направился к двери, молодой человек снова его окликнул. Обернувшись, Ребус увидел, что Костелло тщательно вытирает сигаретную пачку носовым платком. Проделав то же самое с зажигалкой, он швырнул оба предмета вслед инспектору. Сигареты и зажигалка упали на пол возле его ног.

– Я думаю, они нужнее вам, чем мне.

Ребус наклонился и поднял свои вещи.

– Зачем тебе понадобилось их вытирать?

– Осторожность никогда не повредит. – Костелло нехорошо рассмеялся. – Ведь улики порой можно найти в самых неожиданных местах, не так ли?

Ребус выпрямился, но промолчал. Когда он выходил из двери, Костелло пожелал ему спокойной ночи. Ребус ответил тем же, но не раньше, чем спустился на пару лестничных пролетов. Он все думал о том, почему парень вытер сигаретную пачку и зажигалку. Ребус проработал в полиции много лет, но еще ни разу не видел, чтобы подозреваемые проделывали что-то подобное. Значит, Костелло боялся, что его могут подставить.

Или же хотел изобразить, будто боится. Ребус понял, что молодой человек совсем не простак. Он явно из тех, кто способен просчитывать на два шага вперед.

2

Стоял один из тех прохладных, неопределенно пасмурных дней, какие в Шотландии могут относиться как минимум к трем из четырех времен года. Небо было голубовато-серым, как кровельный шифер. Дул ветер, который отец Ребуса назвал бы «пробойным». Как-то раз (собственно говоря, не один, а много, много раз) мистер Ребус-старший рассказал сыну историю о том, как морозным зимним утром он зашел в бакалейную лавку в Лохгелли. Хозяин лавки стоял возле электрического камина. Отец Ребуса показал на застекленный прилавок и спросил: «Никак завезли эрширскую грудинку?» На что хозяин, стоявший к нему спиной, ответил: «Нет, я просто грею руки». Отец клялся, что этот рассказ – чистая правда, и Ребус, которому тогда было лет семь или восемь, ему вполне верил, но сейчас он думал, что его папаша где-то услышал этот избитый анекдот – услышал и немного изменил, придав ему более или менее правдоподобный вид.

– Не часто приходится видеть, как вы улыбаетесь, – сказала Ребусу знакомая бариста, подавая ему двойной латте. Это были ее слова: «бариста», «латте». Когда Ребус впервые заговорил с девушкой о ее работе, ему послышалось, что она назвала себя «барристер», и он озадаченно спросил, что заставило ее подрабатывать в подобном месте. Она торговала кофе, чаем и легкими закусками в переоборудованном из старой полицейской будки ларьке на углу Медоуз, и Ребус часто останавливался там по пути на работу. Каждый раз Ребус заказывал кофе с молоком, и каждый раз она его поправляла. «Латте». «Двойной латте», – уточнял Ребус. В этом не было особой нужды, так как девушка давно выучила, что нужно ее постоянному клиенту, но Ребусу нравилось произносить эти слова.

– Надеюсь, улыбаться не запрещено законом, – сказал он, в то время как она клала молочную пенку ему в чашку.

– Вам лучше знать, сэр.

– А вашему боссу и подавно. – Ребус расплатился, опустил сдачу в коробку из-под маргарина, предназначенную для чаевых, и поехал дальше, держа курс на участок Сент-Леонард. Он был уверен – буфетчица не знает, что он полицейский. Она просто ответила шуткой на шутку. Когда же он, продолжая словесную игру, подцепил ее босса, владельца нескольких местных ларьков, когда-то работавшего адвокатом, буфетчица явно не поняла юмора.

Подъехав к участку, Ребус некоторое время сидел в машине, попивая кофе и наслаждаясь сигаретой. У задних дверей участка стояло несколько полицейских фургонов, которые должны были везти задержанных в суд. Несколько дней назад Ребус сам давал свидетельские показания в суде, и теперь ему захотелось узнать, чем закончилось то дело. Когда дверь участка открылась, он ожидал увидеть полицейский конвой, но это была Шивон Кларк. Заметив его машину, она улыбнулась и покачала головой: подобную сцену Шивон наблюдала чуть не каждый день.

Когда она приблизилась, Ребус опустил стекло.

– Приговоренный к смерти плотно позавтракал, – сказала Шивон.

– И тебе также доброго утречка.

– Тебя хочет видеть босс.

– У него хорошие ищейки.

Шивон ничего не сказала, она только улыбалась каким-то своим мыслям, пока Ребус выбирался из машины. Они уже пересекали служебную стоянку, когда Шивон сказала:

– Не «у него», а «у нее». Ты что, забыл?…

Ребус встал как вкопанный.

– Совершенно забыл, – признался он.

– Похмелье дает себя знать… – Шивон притворно вздохнула. – Подумай хорошенько, Джон, может быть, ты еще что-нибудь забыл?

Она заботливо придержала для него дверь, но Ребусу почему-то представился охотник, открывающий дверцу ловушки.

Войдя в кабинет, некогда принадлежавший Фермеру Уотсону, Ребус сразу огляделся в поисках перемен. Исчезли семейные фото Уотсона и кофеварка, на картотечном шкафу лежало несколько поздравительных открыток, но в остальном знакомая комната выглядела как всегда, включая гору документов в лотке для входящих бумаг и одинокий кактус на подоконнике. Джилл Темплер, похоже, чувствовала себя не очень уютно в старом кресле Уотсона, которое за многие годы успело принять форму его могучей фигуры и плохо подходило для человека более деликатного сложения.

– Присаживайся, Джон, – сказала Джилл и – когда Ребус уже опускался на стул для посетителей – добавила: – Кстати, расскажи, что там у тебя произошло вчера?…

Локти на столе, кончики пальцев плотно прижаты друг к другу – именно так частенько сидел Фермер Уотсон, когда пытался скрыть нетерпение или недовольство. Наверное, Джилл, сама того не сознавая, переняла у него эту манеру, а может – считала ее начальственной привилегией, перешедшей к ней вместе с креслом.

– Вчера?

– Ты зачем-то оказался в квартире Филиппы Бальфур; ее отец застал тебя там. – Джилл подняла голову. – Он сказал, что ты пил.

– Мы все пили, разве нет?

– Да, но некоторые пили слишком много. – Она снова уперлась взглядом в какие-то листки на столе. – Мистер Бальфур интересовался, что тебе понадобилось в квартире его дочери. Честно говоря, мне бы тоже хотелось это узнать.