Сумка с миллионами

– После того, что мы сделали, – поправил я жену.

Сара не обратила на эти слова никакого внимания.

– Ты не должен возвращать деньги, Хэнк, – сказала она. – Если ты отведешь их к самолету, ты будешь вне подозрений. Там же не осталось никаких следов, ничего, что могло бы выдать то, что ты уже был у самолета. Агент обнаружит там пятьсот тысяч и подумает, что его информаторы ошиблись и что пилот спрятал остальные деньги где-то еще.

Пожалуй, Сара говорила довольно правдоподобно. И хотя риск все равно оставался, но это по крайней мере было даже менее опасно, чем возвращаться к самолету сегодня ночью.

– Ладно, – сказал я. – Давай остановимся на том, что агент – настоящий и завтра я покажу ему, где лежит самолет.

Сара кивнула.

– А теперь давай подумаем, что делать, если это никакой не агент, а похититель.

– Ты не пойдешь.

– Почему?

– Потому что он убийца. Он убил всех тех людей – охранников, водителя, служанку и девушку. Ты позвонишь Карлу и придумаешь какую-нибудь отговорку. Например, что Аманда заболела и тебе надо отвезти ее в больницу.

– Сара, но я тоже убийца. Это ничего не меняет.

– Да как только он увидит самолет, он застрелит вас обоих. Поэтому он и хочет, чтобы вы оба поехали с ним – так он сможет избавиться от всех свидетелей.

– Если я не поеду, Карлу придется ехать одному.

– Ну и что?

– И, если следовать твоей логике, Вернон убьет его.

Сара задумалась. Она заговорила через несколько секунд тихим и будто смущенным голосом:

– Это не так для нас страшно. Любое преступление, которое он совершит, только поможет скрыть нашу причастность ко всему этому.

– Но если этот человек – действительно Вернон, тогда получается, что мы подставляем Карла. Мы отправляем его на верную смерть. Это все равно что убить его собственными руками.

– Хэнк, понимаешь, Вернон и Карл – это последние два человека, которые представляют для нас опасность. Только они могут догадаться, что мы как-то связаны с этим самолетом.

– И ты спокойно переживешь то, что Карла убьют?

– Хэнк, но я же не прошу тебя убить Карла. Я просто прошу тебя остаться в стороне.

– Но раз мы знаем…

– А что ты хочешь сделать? Предупредить Карла?

– А тебе не кажется, что мы вообще-то должны это сделать?

– И что ты ему скажешь? Расскажешь о своих подозрениях?

Я нахмурился и посмотрел в тарелку. Сара снова была права – я никак не мог предупредить Карла об опасности, не раскрывая того, что знаю о деньгах.

– Может, он и не собирается убивать Карла. Это же всего-навсего наши предположения, – добавила Сара. – Может быть, он просто заберет деньги и исчезнет.

А вот это было мало похоже на правду, и мы оба это прекрасно понимали.

– Хэнк, у тебя нет выбора, – сказала Сара.

Я вздохнул. Мы снова пришли к тому же – попытке убедить друг друга, что у нас нет другого выхода.

– Все равно это еще спорный вопрос, – ответил я.

– В смысле?

– Я имею в виду, что мы все равно не узнаем, кто это, раньше, чем он окажется у самолета.

Сара смотрела на Аманду. Девочка спала, смешно оттопырив ручки в разные стороны, как будто хотела взять нас с Сарой за руки. Мне вдруг очень захотелось дотронуться до малышки, но я сдержался, потому что знал, что тогда Аманда заплачет.

– Можно позвонить в отдел ФБР Детройта и поинтересоваться, есть ли у них агент по имени Бакстер.

– Уже поздно.

– Позвоним утром.

– Мы договорились на девять часов. Все еще будет закрыто.

– Ты можешь немного опоздать. Выйдешь за пару минут до девяти. Я позвоню и все узнаю, а ты по дороге к шерифу заедешь в магазин и позвонишь мне.

– А если мы выясним, что такого агента нет?

– Тогда ты не поедешь. Позвонишь Карлу и скажешь, что Аманда заболела и тебе надо срочно ехать домой.

– А если агент настоящий?

– Тогда поедешь и отведешь их к самолету.

Я нахмурился:

– Мы в любом случае рискуем, да?

– Да, но сейчас нельзя ждать, надо предпринимать какие-то действия.

Аманда проснулась и зашевелилась. Сара положила руку ей на животик. Передо мной стояла тарелка с остывшим ужином.

– Мы скоро уедем, – сказала Сара, обращаясь больше даже к Аманде, чем ко мне. – Мы уедем, и все у нас будет хорошо. Мы сменим имена и исчезнем.

Иногда я просыпался по ночам, услышав, что Аманда тоже не спит. Она всегда покрикивала, когда просыпалась, как будто хотела предупредить нас о том, что не спит. Иногда она посапывала, что-то агукала и снова засыпала, а иногда начинала плакать.

В ту ночь я проснулся и услышал, что малышка закапризничала. Я встал и босиком подошел к кроватке. Сара спала на животе. Когда я встал, она протянула руку и положила ее на мою подушку.

Я взял Аманду на руки и прошептал:

– Чччч, тише, ччч…

Но успокоить Аманду было не так-то просто. Как только я понял, что она вот-вот закричит во весь голос, я быстро вышел из спальни и пошел в комнату для гостей, чтобы малышка не разбудила уставшую маму. Там я сел на кровать и начал укачивать дочь.

Честно говоря, мне уже начинали нравиться эти ночные посиделки с Амандой. Она засыпала у меня на руках… это было единственное время, когда мы были так близки. Днем малышка всегда плакала, когда я прикасался к ней. Только ночью я держал ее на руках, гладил по головке и целовал в лобик. Только ночью мне удавалось ее успокоить.

Странно, но когда Аманда плакала, у меня появлялось чувство вины. Я не понимал, почему так происходит, но это случалось именно тогда, когда она оставалась со мной. Педиатр говорил, что беспокоиться не стоит, что такое бывает и это должно скоро пройти. Я понимал это и доверял мнению специалиста, но, несмотря на это, я все равно не мог не волноваться и не переживать. Зато я по-особенному ценил такие моменты, когда она тихо засыпала на моих руках по ночам.

Когда она плакала, я начинал думать о том, что малышка осуждает меня за все мои грехи и не хочет принимать мою любовь. Но по ночам она принимала меня, и когда я видел ее, мирно засыпающую на моих руках, меня переполняли любовь и нежность к Аманде. Я прижимал ее к груди, целовал и не мог насмотреться на свою девочку.

– Тише… ччч, – снова сказал я и назвал малышку по имени.

В комнате было холодно и темно. Я оставил дверь в коридор открытой.

Постепенно Аманда начала успокаиваться. Она крутила головкой, двигала ручками и упиралась ножками мне в грудь.

Я вспомнил, что пару раз мне снилось, что Аманда уже умеет говорить. В обоих снах девочка сидела на кухне, в своей переносной люльке, и ужинала, причем ела она ножом и вилкой, говоря какую-то бессмыслицу. У нее был какой-то странный низкий голос. Когда она говорила, она смотрела прямо перед собой, как будто ее снимала камера или она давала интервью. Аманда перечисляла сначала цвета: голубой, желтый, оранжевый, пурпурный, зеленый, черный. Потом марки машин: «понтиак», «мерседес», «шевроле», «ягуар», «тойота», «фольксваген». Затем следовал список деревьев: клен, слива, ива, дуб, каштан, мирт. Мы с Сарой были шокированы тем, что происходит, и молча смотрели на малышку. Потом она начала перечислять имена: Педерсон, Сонни, Нэнси, Луи, Джекоб… Когда она дошла до Джекоба, я встал и ударил ее по лицу. На этом оба сна заканчивались. После них я просыпался в холодном поту. Я думал о том, что поднял руку на ребенка… но во сне мне казалось, вернее, я был уверен, если бы я этого не сделал, она бы не замолчала и продолжала бы этот список до бесконечности.

Когда Аманда наконец успокоилась, я стал прислушиваться к звукам дома. Снег закончился, и поднялся ветер. Стены скрипели. Лишь только порыв ветра налетал на окна, рамы начинали дрожать. Я стал замерзать и получше укрылся одеялом.

Я понимал, что Аманда уже заснула и ее можно отнести в кроватку, но у меня почему-то не было желания это делать. Я хотел еще хотя бы немного посидеть так с ней.

Мы сидели на кровати Джекоба. Как только я подумал об этом, воображение тут же нарисовало мне брата, который пьяный лежал на этой кровати… я вспомнил, как поцеловал его перед сном. Я принюхался, непроизвольно пытаясь уловить запах брата, но, конечно, ничего не почувствовал.