Ночные грехи

— Если звонил преступник, и все, что он хотел сделать, — проиграть запись голоса Джоша с просьбой вернуться домой… Это насмешка. Это просто явная жестокость. Или это что-то личное. Он просто избивает Ханну и Пола ногами. Может, и правда, что-то личное?

Митч пожал плечами.

— Или это чувство власти. Часть его игры — как тогда, когда он оставил блокнот на капоте моей машины. Он, видимо, такой парень, который отрывает крылья и ножки у мухи и думает, что это забавно.

— Игра, — прошептала Меган. Она не хотела думать, что это было сущностью человека, с которым они имели дело, иначе, если это так, все становилось еще хуже. — Почему кто-то выбрал Ханну и Пола? У них, кажется, нет ни одного врага в мире.

— Да какая разница?! — взорвался Митч, слишком уставший, чтобы сдерживать горечь в голосе. — Ты думаешь, что плохие вещи не происходят с хорошими людьми?

Меган поморщилась.

— Я имела в виду не это.

Ей захотелось дотянуться до его руки и коснуться ее. Простой жест, который был несвойственен ее натуре. Она никогда не проявляла своих чувств первой. Она боялась быть отвергнутой. Всегда умнее хранить свои чувства поглубже в себе. Ее бдительность дала сбой вчера ночью, но она уже в прошлом. Новый день принес новую клятву: никаких полицейских, никаких шефов полиции.

— Нам следовало бы назвать это мраком, — сказала Меган, вскакивая на ноги.

Митч наблюдал, как она порхала вокруг стола, словно колибри, собирая грязные тарелки и пластиковые столовые приборы. Женщина, которая горела как огонь в его руках вчера ночью, преобразилась на рассвете. Вся страсть, вся мягкость были застегнуты на молнию внутри этой женщины с гладко зачесанными назад волосами и неулыбчивым ртом. Этой женщины, в мешковатых вельветовых бриджах и в еще более похожем на мешок свитере, который скрыл ее женственность, как глубокую тайну.

Холт смотрел, как она сунула мусор в мусорную корзину размером с обувную коробку; ее движения были резкими и быстрыми — язык тела говорил, что она против, чтобы ее изучали. За два года она была первой женщиной из тех, с кем он переспал, которая не хотела цепляться за него наутро. Он еле сдержался, чтобы не улыбнуться иронически. Митч провел два года, избегая внимания женщин, потому что те хотели от него больше, чем он рассчитывал им дать. Меган ничего не хотела от него, а его самое сильное желание сейчас было поднять ее на руки и заняться с ней любовью. Любопытная загадка, но на этот раз у него не было желания разбираться в ней и выяснять тайну.

— …и я думаю, если ничего плохого не произойдет сегодня вечером, — продолжала Меган, — я бы съездила в Сент-Пол завтра. Мне надо проведать отца, и я могла бы заглянуть в штаб-квартиру и попробовать подмазать парней из лаборатории звукозаписи. Кен Кутсатсу любит работать по воскресеньям. Если он будет там, я, возможно, смогу уговорить его прослушать нашу запись. И посмотрю, вытащили ли они что-нибудь из блокнота, хотя на это я не слишком надеюсь. Еще я постараюсь встретиться с Джейн Миллард — она делает рисунки наших подозреваемых. Возможно, она сможет дать нам какую-нибудь зацепку.

— Ты всегда говоришь о своем отце, — заметил как бы невзначай Митч, вставая со стула. Он медленно сделал наклоны из стороны в сторону, разминая спину. — Ты никогда не упоминаешь мать. Она в Городах?

Он мгновенно понял, что допустил ошибку, спросив ее об этом. Меган тут же замкнулась, готовая к обороне.

— Я не знаю. Она сбежала от нас, когда мне было шесть лет. И больше я никогда ее не видела.

Она бросила ответ, как перчатку, словно делая ему вызов. Митч нахмурился.

— Прости, я не хотел совать нос… Я просто…

Просто что? Хотел бы узнать о тебе побольше. Хотел бы знать, что тебя заводит. Хотел бы стать тебе ближе; впрочем, только мне и дела, как думать об этом… Но именно когда он внушал себе эти мысли, другая часть его сознания была занята включением этой самой новой фишки в загадку-пазл Меган О’Мэлли. Он мог бы представить ее довольно легко — маленькая и одинокая, слишком серьезная, старающаяся не привлекать много внимания к себе малышка, с большими зелеными глазами и длинными темными волосами, бредущая позади своего отца-полицейского. Такая же, как Джесси.

— Вы с отцом, наверное, очень близки.

Она улыбнулась. Не теплой улыбкой гордости и привязанности, а хрупкой, едва заметной, как на плохую шутку.

— Уже поздно. Давай поговорим завтра.

Митч поймал ее за руку, когда она попыталась пройти мимо него.

— Мне очень жаль, если я сказал что-то не то.

— Все так, — солгала она, понимая, что правда была бы слишком сложной и запутанной, чтобы разбираться в ней ночью. — Я устала, вот и все. Полагаю, твоя комната через холл, Шеф, — добавила она с холодком.

Меган попыталась вырваться, но Митч крепко держал ее руку, досадуя, что она вот так просто хотела отмахнуться от него, злясь на себя за желание сломать ее оборону. Если бы у него было хоть немного больше разума, он бы запомнил ту единственную ночь большого секса и позволил бы остальным идти в… Ему не нужна головная боль отношений, особенно теперь. И он не нуждался в женщине столь обидчивой, которую так легко спровоцировать.

Но он не позволял ей уйти.

— Я знаю, где моя комната, — нахмурился он. — Но я бы гораздо охотнее остался здесь.

— А я бы хотела, чтобы ты этого не делал.

Он провокационно прищурился.

— Ты имеешь в виду точно, что говоришь? Или это более жесткая игра?

— Никакая не игра! — отрезала Меган, впившись в него взглядом и мысленно умоляя Бога, чтобы Митч не заметил, что она врет.

— Но ты же не можешь притвориться, что мы еще не переступили черту, Меган, — спросил он ласково.

— Возможно, было бы лучше, если бы мы этого не делали.

— Почему? Чего ты так боишься?

Ответ пришел на ум быстро, но Меган отказалась давать его. Она была слишком сильна в защите, чтобы сделать такую ошибку.

Митч отпустил Меган, когда та еще раз попыталась отстраниться от него. Но его прищуренный пристальный взгляд она ощутила почти как прикосновение.

— Послушай… — Мельком взглянув на свой свитер, она принялась пальцем счищать с него капельку подсохшего чесночного соуса. — Это просто усложнит дело, вот и все. Я имею в виду, что не смогу эффективно работать, если ты не уважаешь меня…

— Я уважаю твой авторитет на работе.

Она бродила позади стола, держа руки на бедрах, сохраняя дистанцию и используя стол, как барьер между ними.

— В самом деле? Забавный же ты выбрал способ, чтобы показать это.

— Я отношусь к тебе не иначе, чем к любому моему парню, — сказал он, пытаясь подойти к ней.

— Ну да! Конечно! Ты так же пытаешься уложить в постель с собой Ногу? Это… это довольно дерзко для провинциального полицейского.

— Черт побери, не передергивай! — прорычал Митч, обходя стол. — Ты отлично понимаешь, что я имею в виду.

Меган отступила подальше:

— Конечно, я понимаю. Точно так же я понимаю, что если у нас будет любовная связь, то, когда все закончится, будет очень неловко и обидно продолжать работать вместе, к тому же моя репутация полетит ко всем чертям.

— Ты делаешь довольно уродливые предположения о моем характере.

Она остановилась и, не отступая от сказанного, посмотрела ему прямо в глаза, жестко и устало.

— Я не могу позволить себе поступать иначе.

— И почему это? — спросил он, насмешливо скривив рот. — Неужели твоя работа настолько важна для тебя, что ты не доверяешь никому и отдаешь ей всю свою жизнь? Господи, что же это за жизнь!

— Это все, что у меня есть.

Меган тут же пожалела о сказанном и прикусила язык, но было слишком поздно. Слова уже вылетели и повисли в воздухе, чтобы быть поглощенными и переваренными Митчем Холтом. Она чувствовала себя, будто вырвала кусок души и бросила ему, и знала, что никогда не получит его обратно.

Боже, как глупо! Как ты могла быть настолько небрежной, О’Мэлли?

Потрясенная своей грубой ошибкой, Меган повернулась к нему спиной в надежде, что он будет настолько любезен, что попросту уйдет. Она не хотела ни его жалости, ни его насмешек. Она хотела, чтобы он исчез. Ей хотелось перевернуть мир и начать эту проклятую неделю сначала. Боль пронзила голову, как лезвие топора, настолько острая, что вызвала слезы на ее глазах. Последнее, что она хотела бы сделать, это расплакаться перед ним. Поэтому она задержала дыхание, сдерживая подступившие рыдания, и напряглась, чтобы хоть как-то уменьшить боль, рвущуюся наружу.