Улыбка Афродиты

Когда мы вернулись в Киони, уже стемнело. Димитри взял шлюпку и отправился менять баллоны, а я позвонил Каунидису и рассказал о нашей находке.

– И еще мы видели сегодня яхту, которая вскоре ушла, но у меня есть подозрение, что она вернется.

Известие, что «Антуанетта» лежала там все это время, поразило Каунидиса. Когда он снова заговорил, его голос дрожал от волнения.

– Пожалуй, теперь пора известить Мироса Феонаса, – тихо сказал он. – Ваша находка доказывает, что вы были правы. И он должен это знать.

– И что тогда? Если Хассель увидит, что залив кишит полицейскими, он может опять исчезнуть. Давайте лучше доиграем игру до конца. Пусть Хассель явится к нам.

– Но это может быть опасно.

Я признавал, что Каунидис прав; я уже думал об этом, и мы с Димитри обговорили, как нам быть.

– Нас двое, и у нас есть ружье. Дайте нам время до завтра. Если до полудня от нас не будет никаких известий, позвоните Феонасу. Мы отправим сообщение через начальника порта.

В конце концов Каунидис согласился, хотя и с неохотой. К тому времени, когда я добрался до «Ласточки», Димитри уже вернулся, и я помог ему перегрузить баллоны. Через несколько минут мы выбрали швартовы и двинулись обратно в залив Пигания. Уже совсем стемнело, луна окрасила воду в серо-серебристый цвет, горы вокруг чернели на фоне неба.

Димитри вызвался стоять первую вахту. Я оставил его курить на палубе, а сам спустился в каюту. Спать, однако, не хотелось – поворочавшись, я отказался от попыток заснуть. Лежа на спине, я глядел в темноту, а в голове проплывали мысли и лица. Я встал и вынул из сумки фотокарточку, которую нашел среди вещей Коля в отеле «Ионнис». Нечеткие, трудноразличимые лица. Кто они? Сыновья и отцы, чьи-то братья и чьи-то возлюбленные? Все они давно умерли. Вспоминают ли о них родственники? На снимке эти люди такие молодые, что если не обращать внимания на военную форму, то можно принять их за школьников на прогулке, где те, что постарше, их учителя.

Я перевел взгляд на Хасселя, стоявшего с краю и чуть-чуть поодаль, и вспомнил рассказ Ирэн о том, как он и Юлия полюбили друг друга. Я прошел в рубку, отыскал увеличительное стекло и, вернувшись, рассмотрел лица на фотографии, ставшие поразительно четкими. Ирэн говорила, что Хасселю было под тридцать, но выглядел он моложе. На фотографии он слегка улыбался, чуть-чуть меланхолично. Между солдатами были явно товарищеские отношения, они весело улыбались, соприкасаясь плечами, но Хассель, казалось, стоял отдельно от них. Вероятно, когда они фотографировались, он уже познакомился с Юлией и думал о ней. Я заметил железный крест на его мундире и снова вспомнил об ордене, который я нашел в кабинете отца. Неожиданно меня осенила мысль, которой следовало бы прийти ко мне много раньше, и мой пульс учащенно забился.

Когда Димитри зашел за мной, я по-прежнему не спал и лежал, обдумывая свои предположения. Он тоже выглядел подавленным, словно несколько последних часов его преследовали сомнения и вопросы. Заметив на моей койке фотокарточку, он вопросительно взглянул на меня, но я еще не разобрался в своих подозрениях, поэтому ничего ему не сказал. Он отдал мне ружье и пошел в свою каюту, а я сварил себе крепкий кофе и устроился на палубе в надежде, что подует прохладный ветерок, но воздух был совершенно неподвижен. Как ни странно, теперь, когда я встал, минуты, казалось, тянулись ужасающе медленно и, несмотря на кофе, усталость все больше и больше наваливалась на меня. Но я знал, что если позволю себе прилечь хотя бы на минутку, то провалюсь в глубокий сон.

Через двадцать минут я отнес пустую кружку вниз. Из каюты Димитри доносился легкий храп. Усталость свалила его, а я позавидовал, что ему досталась первая вахта. Вернувшись на палубу, я осмотрел спокойный залив. В лунном свете в пятидесяти метрах от нас маячил берег, откуда тропка по лощине вела вверх к мысу. Почувствовав, что не удержусь и засну, если останусь на борту, я пять минут спустя уже греб в шлюпке к берегу.

Днище прошуршало по камням, и я вытащил шлюпку на берег. Подниматься по тропинке в темноте лощины, куда едва заглядывал лунный свет, было трудно, и я нащупывал каждый шаг. Постепенно идти стаю легче, я добрался до вершины и пошел среди призрачно-серых сосен к мысу. Везде было безлюдно и тихо. Я посмотрел сверху на темный силуэт «Ласточки» на фоне залитого лунным светом залива.

Где-то неподалеку сорвался камешек, я обернулся, но никого не увидел. Только согнутая сосна одиноко стояла там, где Димитри разрыл могилу. Сердце бешено колотилось. Я чувствовал, как кто-то невидимый наблюдает за мной из темноты. Затем я уловил движение, и от тени дерева отделилась фигура.

– Мистер Фрэнч, – окликнули меня.

Я сразу узнал этот голос. Человек подошел ближе, чтобы я видел его, обе руки он держал отодвинутыми от туловища, показывая открытые ладони в знак того, что он не вооружен.

– Герр Хассель, – произнес я.

Незнакомец несколько удивился, что я знаю его имя, но слегка поклонился, подтверждая мою правоту. Я показал рукой на могилу, где мы с Димитри перезахоронили найденные им кости:

– Здесь ваш дед?

Он оглянулся через плечо:

– Скорее всего да. А откуда вы знаете?

– Нашел орден, который, как я предполагаю, мой отец отрыл здесь.

– Да, пожалуй. Деда наградили им за бои в Северной Африке, где он получил тяжелое ранение. Разумеется, до того, как его направили в Грецию.

– Вы знали, что он похоронен здесь?

– Да.

– Вам рассказал мой отец?

– Мне не довелось разговаривать с вашим отцом. Но он написал мне письмо.

Я задумался, а затем спросил:

– Что вообще здесь происходит? И где Алекс?

Я огляделся по сторонам, словно она могла в любой момент выйти из-за деревьев, но меня поразило внутреннее напряжение, которое чувствовалось в Хасселе: в его глазах читалось беспокойство, приглушенное усталостью.

– Нам нужно поговорить, – коротко ответил он. – Я очень беспокоюсь за нее.

Яхта Хасселя стояла на якоре за мысом, а шлюпку он оставил на ближайшем пляже. Мы отправились на «Ласточку» в моей шлюпке. Димитри заметил, что я возвращаюсь не один, и направил на нас ружье. Мне пришлось закричать, чтобы он убедился, что все в порядке. Тем не менее он продолжал держать нас под прицелом, пока мы не оказались на палубе. Я представил ему Курта Хасселя – таково было его полное имя – и предложил всем спуститься вниз:

– По-моему, нам просто необходимо выпить.

Я нашел бутылку виски, оставшуюся еще от отца, и наполнил три стакана. У меня было столько вопросов, что я не знал, с чего начать, но у Хасселя вопросов оказалось не меньше. Первое, что он спросил, – где я нашел журнал отца.

– Это вы его искали, когда я спугнул вас в порту? – спросил я.

– Да, – признался он, – хотя, по правде, тогда я не знал, что это вы.

– Но вы сказали, что отец написал вам, значит, вы должны были знать об этом месте, – возразил я. – Зачем же вам понадобился журнал?

– Ваш отец не упоминал о заливе Пигания. Я оказался здесь только потому, что этим утром пришел за вами из Киони. Засек вас радаром. И все-таки, где вы нашли журнал?

– Да не нашел я его! Просто выяснилось, что отец привозил сюда одного человека, по имени Иоганн Коль. – Я заметил, что это имя Хасселю знакомо. – Вы его знали?

– Отчасти. Однажды вечером в начале этого года он пришел без приглашения ко мне домой и заявил, что служил с моим дедом на Итаке во время войны. Поначалу я не поверил ему, потому что все солдаты, которыми командовал мой дед, числятся погибшими. Коль утверждал, что на самом деле ему удалось спастись после атаки на корабль, подобравший всех оставшихся в живых с «Антуанетты». Он добрался до материка и решил дезертировать. В доказательство он показал мне фотокарточку времен оккупации и заверил, что он – один из этих солдат.

– Подождите минутку… – Я встал и взял снимок, который нашел среди пожитков Коля. – Вот эту?