Сумка с миллионами

Я ездил по музыкальным магазинам, выбирал рояль и удивлялся, как дорого он стоит. Я раньше даже не задумывался о том, сколько может стоить этот музыкальный инструмент, и теперь, когда узнал, был очень удивлен. Я долго выбирал, пока не нашел немного уцененный рояль. Дело в том, что на его крышке был маленький дефект лака. Этот рояль стоил мне 2 400 долларов.

Рояль доставили утром двенадцатого числа. Сара была на работе.

Трое мужчин с трудом занесли тяжелый инструмент в дом. Я попросил поставить его в гостиной. Честно говоря, он совершенно не вписывался в интерьер комнаты и казался ужасно огромным и каким-то нелепым. Тем не менее я был доволен, потому что знал, что Сара всегда мечтала о таком подарке и он ей обязательно понравится. Кроме того, в нашем новом доме рояль определенно будет смотреться гораздо лучше.

С аукциона я взял фото новой квартиры. Немного подумав, я положил их на рояль. Теперь все было готово, я сел в кресло и стал ждать возвращения Сары.

Мне показалось, что рояль произвел на Сару большее впечатление, чем квартира. Наверное, потому, что рояль уже стоял в комнате, его можно было потрогать, он был абсолютно материален, а квартира была еще только в виде фотографий.

– О, Хэнк! – воскликнула Сара, как только увидела инструмент, – какая же я счастливая!

Сара подошла к роялю и сыграла единственную песенку, которую она знала. Потом она открыла крышку и посмотрела на струны. Затем понажимала педали и попробовала наиграть «Frère Jacques» для Аманды, но у нее, к сожалению, не получилось. Она ошибалась почти на каждой ноте, и Аманда заплакала.

Уже поздним вечером, после того, как все подарки были вручены, после праздничного ужина, который я, кстати, сам приготовил (я пожарил курицу, сделал пюре и приправил все зеленым горошком), и после двух бутылок вина, мы с Сарой занялись любовью прямо на рояле.

Это была идея Сары. Я волновался, что под нашим весом он может сломаться или потрескаться, но Сара быстро сбросила с себя всю одежду, запрыгнула на крышку рояля, широко раздвинула ноги, улыбнулась и сказала:

– Ну же, давай.

Мы оба были слегка пьяны.

Я разделся и осторожно, прислушиваясь к каждому скрипу инструмента, забрался наверх.

Должен признать, это был очень запоминающийся эксперимент. Наши стоны повторяло эхо, струны вибрировали и издавали тихий приятный звук.

– Это начало нашей новой жизни, – прошептала Сара, когда все было в самом разгаре. У нее был глубокий, страстный голос. Слова постепенно перешли в стон.

Я кивнул в ответ и поустойчивее уперся коленом в крышку рояля. На секунду мне показалось, что в комнате стонало абсолютно все… рояль покачивался в такт нашим разгоряченным телам.

После того как все закончилось, Сара принесла жидкость для уборки мебели и стерла с инструмента следы пота.

В понедельник в перерыве на обед я зашел на кладбище. Я навестил все могилы – Джекоба, родителей, Педерсона, Луи, Нэнси и Сонни.

День выдался очень облачным и мрачным. Небо было низким и серым. Все казалось каким-то пустынным и бесцветным. За кладбищем до самого горизонта тянулось поле, оно было похоже на бескрайнее серое море.

На могиле Педерсона лежали цветы – желтые и красные хризантемы. Это были, пожалуй, единственные всплески цвета в этом мрачном царстве.

В храме играли на органе. На кладбище мелодия была едва слышна.

Снега не было с предыдущих похорон. Последний раз на землю упали несколько снежинок, когда хоронили Джекоба. Его могила до сих пор выглядела свежей… черная земля выделялась на фоне серого снега.

Когда я был маленьким, я почему-то представлял себе смерть в виде лужи. По-моему, она выглядела точно как лужа, только была немного темнее и глубже, чем обычные лужи. Так вот, когда человек попадал в эту лужу, она обвивала его своими водянистыми руками и утаскивала в свои недра. Честно говоря, я даже не знал, откуда я взял этот образ, но надо сказать, что я был уверен в своей теории довольно долго, лет до десяти или одиннадцати. Может быть, мне когда-то рассказала о чем-то подобном мама, может быть, это она так описала мне смерть. Если это было так, – то Джекоб, должно быть, представлял смерть так же, как и я.

Свежие могилы выглядели как те лужи из моего детского воображения.

Прежде чем уйти, я немного задержался у могил родителей, к которым присоединилась могила Джекоба. Теперь на купленном отцом участке осталось одно место… для меня. Пока я смотрел на это пустующее место, у меня появилось какое-то приятное ощущение. Я подумал, что если я не умру в течение ближайших месяцев, то это место никогда не будет никем занято. Я умру в сотнях километров отсюда. У меня все будет другое… даже имя. От этой мысли я почувствовал себя очень счастливым. Пожалуй, это было лучшее ощущение, которое я испытал с момента, когда выстрелил в последний раз. Впервые за долгое время я ощущал себя уверенно. Наконец-то мне начало казаться, что мы получили то, за что так дорого заплатили. Теперь у нас был шанс убежать от судьбы. Вот, например, я стоял у могилы, в которой мне было суждено быть похороненным, и я знал, что этого никогда не будет, я ведь уеду далеко-далеко и смогу убежать от судьбы. У меня теперь появилась возможность заново построить свою жизнь, начать все сначала, пойти по своему собственному пути… самому создать свою судьбу.

В четверг вечером, когда я вернулся домой с работы, я застал Сару на кухне. Она плакала.

Я даже сначала не понял, правда ли она плачет, или мне это просто показалось. Сара стояла у раковины и мыла посуду. Когда я вошел, она даже не взглянула на меня. Жена вела себя так, будто злилась на меня. Чтобы выяснить, что произошло, я, не раздеваясь, прошел на кухню и сел за стол. Я спросил Сару, как прошел ее день. На все вопросы Сара либо кивала, либо говорила: «Угу». Она так ни разу и не посмотрела в мою сторону. Она стояла у раковины, опустив голову, и с усердием мыла посуду.

– Ты в порядке? – спросил я наконец.

Она, не оборачиваясь, кивнула. Потом ее плечи вздрогнули, и Сара уронила тарелку, которую мыла.

– Сара? – позвал я.

Она не ответила. Я встал и подошел к ней. Когда я дотронулся до ее плеча, Сара вдруг замерла, как будто испугалась меня.

– Что такое? – спросил я и наклонился ближе. Жена была вся в слезах.

Сара очень редко плакала. Я вообще видел ее в таком состоянии всего несколько раз. Я знал, что Сара может заплакать, только когда случается что-то по-настоящему страшное. Поэтому первое, что я почувствовал, когда увидел ее слезы, была паника. Я подумал о том, что что-то случилось с ребенком.

– Где Аманда? – спросил я.

Сара снова принялась мыть тарелки. Она отвернулась от меня, всхлипнула и сказала:

– Наверху.

– С ней все в порядке?

Сара кивнула:

– Да. Она спит.

Я наклонился и выключил воду. На кухне вдруг стало совсем тихо.

– Что произошло? – поинтересовался я и обнял Сару. Она несколько мгновений постояла не двигаясь, потом вдруг уронила руки на край раковины и начала, рыдая, падать на меня. Я обнял ее двумя руками и прижал к себе.

Около минуты она рыдала. Потом собралась с силами и прошептала:

– Все нормально, нормально…

Сара немного успокоилась. Я подвел ее к столу и усадил на стул.

– Я больше не могу работать в библиотеке, – произнесла она.

– Тебя что, увольняют? – спросил я, хотя, честно говоря, сам не мог представить, что Сару могут уволить из библиотеки.

Она покачала головой:

– Меня попросили больше не приносить Аманду. Люди начали жаловаться на ее плач. И мне сказали, что я могу вернуться на работу, когда Аманда подрастет.

Сара вытерла лицо.

Я наклонился и взял ее за руку.

– Но тебе же пока не так необходима работа.

– Я знаю, просто…

– У нас достаточно денег и без твоей зарплаты, – заметил я, улыбнувшись.

– Я знаю.

– Так что из-за этого вообще не стоит переживать, а тем более плакать.