Кровная связь

Я еще чувствую, как подгибаются колени, как Луиза подхватывает меня под мышки и подталкивает к дивану.

Глава двадцать восьмая

– Выпейте вот это, – говорит Луиза, поднося к моим губам стакан чаю со льдом. – Это жара так на вас подействовала. Дом простоял запертым пару дней, а без кондиционера в нем становится жарко, как в печке.

– Жара тут ни при чем, – бормочу я, принимая из ее рук стакан и отпивая глоток сладкого чая.

– Может, всему виной то, что вы увидели работу Люка? Мне следовало бы догадаться, что вы расстроитесь из-за этого.

– Я не поэтому вырубилась.

Она внимательно рассматривает меня бездонными карими глазами.

– Я бы сказала, что вы выглядите очень испуганной.

Я медленно киваю головой.

– Это все дождь.

– Дождь?

– Стук капель. Капли дождя стучат по оцинкованной крыше.

Луиза явно сбита с толку.

– Вам не нравится этот звук?

– Дело не в том, нравится он мне или нет. Я просто не могу его слышать.

– В самом деле? А мне нравится. В такую погоду я чувствую себя одиноко, но все равно он мне нравится. В дождливую погоду я лежала в постели с Люком и могла слушать звук дождя часами. Он похож на музыку.

Я пытаюсь улыбнуться, но губы не слушаются меня.

– Простите. Вы расстроены, а я ударилась в воспоминания о добрых старых временах. С вами, наверное, в дождь случилось что-то плохое?

– Хотела бы я знать, что именно. В последнее время звук дождя часто приходит ко мне во сне. И даже наяву.

– Иногда так бывает, – замечает Луиза, подходя к раковине. – И во мне много всякого, чего я не понимаю. – Она открывает кран и наливает воду в чайник. – Я собираюсь сварить кофе. На улице может быть жара в сотню градусов по Фаренгейту, но я должна выпить кофе. По-моему, это называется силой привычки.

– Луиза, вы можете рассказать мне что-нибудь об оранжевом грузовичке-пикапе у моста?

Она несколько минут сосредоточенно занимается приготовлением кофе, а потом садится в мягкое кресло с откидывающейся спинкой слева от меня.

– Вы имеете в виду ржавую развалину возле сарая?

– Да.

– В прежние времена на нем ездил доктор Киркланд.

– Я знаю. А мой отец ездил на нем когда-нибудь?

Она прикрывает глаза.

– Да, Люк иногда катался на нем, когда доктора Киркланда не было поблизости. Доктор Киркланд вечно хвастался тем, как долго бегает эта развалина. Он говорил, что этот пикап никогда его не подводил и не подведет. Но в конце концов это случилось. А почему вы спрашиваете?

– Мне кажется, я что-то видела, когда сидела в нем. Мне снится кошмар, что я еду в нем вместе с дедушкой. Мы на северной оконечности острова, поднимаемся вверх по склону холма на коровьем выгоне, по направлению к пруду.

Луиза кивает.

– Я знаю, где это.

– В моем сне мы никогда не доезжаем до вершины. Мы поднимаемся все выше и выше, но никогда не оказываемся на самом верху. А в последнее время чем ближе мы подъезжаем, тем страшнее мне становится.

– Вам давно снится этот кошмар?

– Последние пару недель, может быть, чуть дольше. Вы не знаете, здесь ничего не случалось? Чего-нибудь плохого, что я могла бы видеть?

Она откидывается на спинку кресла и смотрит в окно на крылечко. Грозовые облака принесли с собой ранние сумерки, и под порывами ветра стекло в оконной раме дребезжит.

– Погода испортится окончательно, но потом все будет нормально, – предсказывает она. – На этом острове за долгие годы случилось много чего плохого. Но вот пруд… Вы думаете, что видели, как кого-то избивают там? Может, даже убивают? Что-нибудь в этом роде?

– Не знаю. – Внезапно в голову мне приходит другая мысль. – А вы с папой никогда ничем таким не занимались в пруду? Я имею в виду, в смысле секса?

Луиза надолго замирает и сидит, не шевелясь.

– Иногда мы плавали там. Но только не в то время, когда вы были на острове.

– Вы когда-нибудь занимались любовью, когда я была здесь?

Она отводит глаза.

– Мы старались не делать этого. Но иногда мы любили друга. Мне очень жаль, если вам неприятно это слышать, но не хочу лгать.

– Нет, мне нужна правда. И я знаю, что бывает, когда любишь кого-то.

– В таком случае… вы могли видеть, как мы голыми купаемся в пруду. Хотя я не думаю, что вы действительно видели нас.

Я чувствую, что Луизе неприятно говорить об этом, и меняю тему.

– Папа рассказывал вам когда-нибудь о войне?

– Не словами. Но он позволял мне ощутить его боль по-другому.

– Как вы думаете, что с ним случилось на войне?

Она смотрит на меня большими, широко распахнутыми глазами, и я вижу в них страдание.

– Его отравили. Вот что с ним случилось. Не тело, а его душу.

– Луиза… Мне рассказывали, что его подразделение повинно в совершении военных преступлений. Зверств. Вы понимаете, о чем я говорю?

Она серьезно кивает головой.

– Они пытали людей. Похищали женщин и насиловали их. Как, по-вашему, папа мог участвовать во всем этом?

Иными словами, я вплотную подошла к тому, чтобы спросить, не считает ли Луиза возможным, что отец мог растлевать меня.

Она внезапно встает с кресла, подходит к буфету, вынимает оттуда пачку сигарет «Салем» и прикуривает от спички. Несмотря на годы, Луиза сохранила великолепную фигуру и упругие, стройные бедра, за которые многие женщины продали бы душу дьяволу. Я могу только представить, какой красавицей она была в молодости.

– У Люка были свои проблемы. – Она выдыхает голубой дымок. – Когда мы с ним встретились, он не мог заниматься любовью.

– Вы имеете в виду, в физическом смысле? – В груди у меня возникает какое-то странное волнение. – Он был импотентом?

Она склоняет голову набок, как будто не знает, что ответить.

– И да, и нет.

– Что вы хотите этим сказать: и да, и нет?

Луиза скептически смотрит на меня.

– Я не вижу на вашем пальце кольца. Вы когда-нибудь жили с мужчиной?

– С несколькими. Или, точнее, это они жили со мной. Вы можете быть со мной откровенны, Луиза. Я знаю мужчин.

Она негромко и коротко смеется.

– Тогда вам должно быть известно, что, когда мужчина просыпается утром, чтобы сходить в туалет, у него часто стоит член?

Я киваю, и болезненное любопытство заставляет меня буквально вцепиться обеими руками в подлокотники дивана.

– В общем, у Люка по утрам наблюдалась та же картина. Но когда я пыталась заняться с ним любовью, у него все моментально опускалось.

– Понимаю.

– Я догадалась, что это война сделала его таким. И раны тут ни при чем. Что-то случилось с его головой. Понадобилось больше года, чтобы он смог быть со мной. Чтобы он смог доверять мне. Я думаю, это и было самым главным. Доверие. Но я не врач, поэтому не могу ответить на ваш вопрос. Может быть, он видел или сделал что-то такое, отчего секс стал для него невыносим и ужасен.

В моей голове роятся дикие и безумные мысли. Если мой отец был импотентом, то как он мог растлевать меня? Разумеется, мог, – говорит горький голос у меня в голове. – Помимо полового сношения, существует множество других сексуальных актов и контактов. Я даже не уверена в том, что половое сношение занимает главное место в растлении малолетних. Мне лучше спросить об этом доктора Гольдман или даже Майкла Уэллса.

Окна вздрагивают от особенно резкого порыва ветра, а дождь вовсю барабанит по крыше. Я вслушиваюсь в хриплый гул кондиционера, чтобы заглушить этот звук.

– А что вы говорили о том, что встали между Джесси и моим отцом?

Луиза наливает себе чашку горячего, исходящего паром кофе.

– Джесси всегда хотел меня. Он выделял меня еще с тех пор, как я была маленькой. Всегда заговаривал со мной, приносил подарки. Сопровождал меня верхом на лошади. Но я его не хотела.

– Почему?

– Трудно объяснить, что я чувствовала. Я не понимала и не знала, чего хотела, но точно не Джесси. А потом я начала обращать внимание на белого парня, который бродил по острову. Он был настоящим мужчиной, как Джесси, но при этом оставался мальчишкой. И он всегда был один, совсем как я. Они с Джесси иногда разговаривали, но я думаю, что единственное, что их связывало, это война. В общем, скоро я стала придумывать, как бы попасть Люку на глаза во время его прогулок, так что он сталкивался со мной словно случайно. Мне нравилось разговаривать с ним. Я ведь нигде не бывала, только здесь и в школе округа Западная Фелиция. Это была всего лишь старая деревенская школа для черных, и ничему я там не научилась. Я сидела и слушала то, что рассказывал Люк. Это, честно говоря, было очень странно, поскольку люди, знавшие его, иногда недоумевали, а умеет ли он вообще разговаривать. Но он мог, когда хотел. Со мной он разговаривал все время.