Обжигающий фактор

— Нет. И не думаю, что хочу.

— Да полно тебе, Куинн. Не будь тупицей. Я же знаю, у тебя есть мозги. Я говорю не об убийстве как таковом. Я говорю об эмоциональном накале. Готов ручаться, с этим ничто не сравнится — ни любовь, ни ненависть, ни вера. Может быть, смерть. Не знаю, я бывал лишь на самом краю смерти.

Куинн кое-как умудрилась более или менее выровнять дыхание, и это почему-то помогло скрыть страх, который уже почти парализовал ее.

— Ты ошибаешься. Ты мертв, давно мертв. Уже то, что ты ставишь ненависть в один ряд с любовью и верой, доказывает, что ни то ни другое тебе просто не знакомо.

По всем книгам, которые девушка брала в ФБР, она знала: спорить с ним — почти наверняка в корне неверно. Однако сейчас это не имело никакого значения. Этот человек — этот монстр — уже решил ее судьбу. И сама она ничего не могла изменить.

— А ты никогда не задумывался, что эмоциональный накал, который ты получаешь, терзая и убивая своих жертв, не сильнее того, что нормальные люди испытывают каждый день? Всякий раз, как смотрят на своих детей, слушают красивую музыку, ходят в церковь?

Марин подтянул колено к груди и осторожно пристроил ногу на край койки.

— Чудесно. А ты гораздо лучше, чем я смел хотя бы надеяться, Куинн.

Когда он снова поднялся, все инстинкты Куинн призывали ее отпрянуть, сильнее вжаться в стену. Однако она отказалась подчиняться инстинктам. Нет уж, подобного удовольствия она Марину не доставит! Он сделал уже пару шагов в ее сторону, но вдруг развернулся и направился к выходу. Набрал код на панели и, как только дверь раскрылась, вышел из комнаты.

Куинн не понимала, что происходит. Дверь так и осталась открытой. Девушка сделала несколько шагов вперед, однако ничего не увидела. Она уже собиралась снова шагнуть, как на пороге появился Марин:

— Идешь?

Она застыла на месте.

— Сегодня ты можешь не бояться меня, Куинн. Даю слово, что не трону и волоска на твоей прекрасной головке.

Не требовалось много времени на то, чтобы оценить варианты, что у нее были: остаться и принять «допрос» и смерть — или идти и взглянуть в лицо неизвестности.

Должно быть, Марин прочел решимость у нее во взгляде, потому что вдруг показал на нож, все еще торчащий в стене:

— Не забудь.

Не спуская глаз с Марина, девушка схватилась за рукоять. Чтобы вытащить нож, потребовались все ее силы — но она справилась.

— Где Эрик? — спросила Куинн, угрожающе выставляя нож перед собой.

Марин засмеялся и покачал головой:

— Я и правда восхищаюсь тобой. Ты поистине великолепна. Дух у тебя просто неукротим. Ты это знаешь?

Глава 53

Ричард Прайс сбросил скорость и нагнулся к переднему стеклу, чтобы стоящий у края дороги морской десантник в камуфляже мог хорошо разглядеть его. Тот отдал честь и скрылся в сторожке. Ворота, поверху затянутые колючей проволокой, начали открываться. Еще одна взметнувшаяся к козырьку рука — и Прайс выехал на узкий глинистый проселок, петляющий в глуби виргинских лесов.

До первой асфальтированной дороги было добрых восемь миль, а оттуда до большой автострады — еще десять. Владения «СТД», укрывшиеся от мира в горной глуши, вдали от людей и населенных центров, смело можно было назвать практически неприступными. Скалы вокруг были буквально напичканы камерами, подслушивающими устройствами и детекторами движения. На сложно оборудованной охранной станции посменно дежурили — и патрулировали район — не менее двадцати пяти человек. За десять лет, что компания обживала этот клочок дикой земли, на границах владений случилось всего три тревоги. Да и то все три оказались вызваны случайно заплутавшими охотниками, достоверность рассказов и биографий которых была подтверждена тщательным расследованием.

Иногда столь строгий уровень секретности и надежности подавлял, выносить его становилось трудно — однако, к несчастью, иначе было нельзя. Ведь совершенно невозможно было предсказать, как мировая общественность отреагировала бы на известия о деятельности «СТД». Пронюхай русские о достигнутых здесь успехах, они бы сражались не на жизнь, а на смерть. Не в состоянии более тратить миллиарды долларов на эффективную оборонную систему, они бы пустили в ход единственное еще остающееся у них оружие: яростное, пугающее бешенство. И пред лицом этой угрозы трусливые американские политиканы дрогнули бы, не устояли.

А вот если бы система уже была доведена до конца и готова к действию, и русских, и весь остальной мир это застало бы врасплох. Конечно, шашками бы все равно помахали, куда ж без этого, но только — поздновато. И в конце концов люди, стоящие у власти в том, что некогда было могучим Советским Союзом, подняли бы руки и уползли обратно в свои жалкие норы.

Прайс опустил боковое стекло на несколько дюймов и ощутил, как поток холодного воздуха в первый раз за много дней сдувает с лица тоненькую пленку пота. Последние недели были самыми напряженными и опасными со времени начала проекта. Казалось, все, что только могло, пошло вкривь и вкось. Но теперь, похоже, полоса невезения закончилась — ситуация вновь под контролем. Пять досье, попавших в руки Куинн Барри, сожжены, уже приняты меры к тому, чтобы уничтожить и сами оригиналы, а из всех компьютерных баз стереть даже упоминания о них.

Конечно, столь радикальные меры связаны с определенным риском. Многочисленные полицейские еще помнят об этих убийствах, да и семьи убитых тоже ничего не забудут. Однако в долгосрочной перспективе выгоды такого решения перевешивают риски.

Допросы Куинн Барри и Эрика Твена наверняка пройдут успешно — хотя Прайс весьма сомневался, что из этих допросов удастся узнать что-нибудь новое. Он был уверен, что знает совершенно все о последних днях Твена и Барри, о том, что они предприняли, и о том, что грозило опасностью компании. Возможно, смерть этой парочки еще вызовет какие-нибудь непредвиденные осложнения — впрочем, наверняка вполне преодолимые.

Прайс снова притормозил, сунул руку в отделение для перчаток и нажал кнопку, вделанную в стенку ящичка. Старая изгородь, с виду сложенная из гнилых бревен, плавно отъехала в сторону на скрытых петлях. Генерал бросил взгляд на часы и увидел, что уже отстает от расписания. Если только на дорогах в Вашингтоне сейчас есть хоть какие-то заторы, он неминуемо опоздает на встречу с сенатором Уилкинсоном. Прайс подумал, не вызвать ли вертолет, но решил, что эта двухчасовая поездка все равно необходима, чтобы заново прикинуть сроки основных пунктов в расписании проекта. Потеря Эрика Твена, несомненно, повлечет за собой уменьшение темпов. Вклад молодого ученого в проект, пусть и неосознанный, по значимости уступал лишь вкладу Марина.

Марин.

При одной мысли об этом человеке — если маньяка-убийцу вообще можно назвать человеком — генерал скривил губы. Психологический портрет, который был сделан еще в самом начале проекта по приказу Прайса, характеризовал Марина как одержимого жаждой смерти безумца. Конечно, генерал никогда не питал особой веры в такие психологические портреты. На его взгляд, Марин казался слишком уж хитрым и расчетливым для настоящего сумасшедшего. Он всегда наблюдал, изучал, прикидывал.

Однако, убив ту девушку в жилище Эрика Твена, негодяй окончательно перешел все границы — и сам это знал. Прайс помнил страх в глазах Марина, когда ему предъявили сувениры, что он оставлял себе на память об убийствах. Тогда-то Прайс окончательно запрезирал доктора. Марин — ничтожество, трусливый извращенец, любящий мучить беззащитных. Но теперь он боится, и этим страхом можно заставить его сосредоточиться на работе, возместить потерю Эрика Твена.

Прайс был уверен: несмотря ни на что, главную теоретическую проблему, тормозящую весь проект, удастся решить года за полтора. А потом уже отдельные лаборатории будут расформированы и переведены на службу в разные другие компании. С этого момента «СТД» прекратит существование. А с ним — и Эдвард Марин.

При этой мысли Прайс не смог сдержать улыбку. Он рисовал себе безжизненное тело Марина, брошенное в безымянную могилу где-нибудь в виргинской глуши, где никто и никогда ее не найдет. Такую церемонию он ни за что не пропустит — посетит лично.