Чужая птица

— А вам чем я могу быть полезна? — обратилась к полицейским Виктория таким непринужденным тоном, что Мария потеряла дар речи.

— Нам бы переговорить с вашим мужем. Рейне Хаммар сейчас здесь, в клинике? — спросил Хартман.

— Да, он здесь, но очень занят. Вы сами видели — клиентов больше, чем мы физически в состоянии обслужить. По моим подсчетам, Рейне принимает по пациенту каждые пять минут. И время, которое уйдет на беседу, вы отнимите у пациентов. Надеюсь, я ясно выразилась?

— Как вы знаете, мы расследуем убийство Сандры Хэгг. Для вас, как для ее бывшего работодателя, я думаю, важно узнать, что с ней произошло, — объяснила Мария. «Я понимаю, вам сейчас нелегко, однако в кризисной ситуации нет ничего важнее, чем работающая правовая система», — хотела она добавить, но вместо этого произнесла: — Где мы можем его найти?

Мария сама удивилась своему резкому тону. Впрочем, понятно, что она вышла из себя — Виктория слишком уж давила на них. Ничего страшного, Рейне вполне может поработать полчасика сверхурочно на службе человечества.

С выражением бесконечной муки Рейне Хаммар уселся за письменный стол в своем кабинете и указал полицейским на кресла напротив. Он пару раз прочистил горло, после чего отвернулся и откашлялся в сгиб рукава.

— Пятнадцать минут, больше времени я вам уделить не могу.

— Мы постараемся сформулировать наши вопросы четко и ясно. Мы специально приехали в клинику сами, а не стали вызывать вас на допрос в управление, чтобы сберечь ваше время. Ради ваших же пациентов, — начал Хартман с непроницаемым выражением лица, после чего включил диктофон, задал стандартные вводные вопросы, а затем приступил к главному: — Где вы находились вечером четвертого июля с десяти до двенадцати?

— В смысле? Вы ведь знаете, что меня держали в карантине в лечебнице Фоллингбу.

— Имеются сведения, что вы покинули больницу на некоторое время. Вас хотели позвать на помощь к пациенту, но не нашли. Где вы были?

— Что за вопрос? Могу поспорить, вам Юнатан Эриксон нажаловался, таких буквоедов еще поискать. Раз уж на то пошло, пусть дисциплинарный комитет во всем разбирается. К полицейскому расследованию это отношения не имеет.

— Как раз-таки имеет. Отвечайте: где вы находились той ночью? — повторил вопрос Хартман, подавшись вперед.

Рейне откинулся на спинку стула и заложил руки за голову.

— Сперва объясните, по какому праву вы меня спрашиваете, — потребовал он, покачиваясь на стуле. Затем закряхтел и откашлялся.

Мария все больше укреплялась в подозрении, что это у него нервное.

— Той ночью убили Сандру Хэгг, и вы это прекрасно знаете. Поэтому нам необходимо выяснить, где вы были, — пояснила она.

— Выходил немного проветриться. Это, кажется, не запрещено законом.

Рейне уставился на стену за спинами полицейских, словно на ней разыгрывались события той ночи. Потом поморгал, как будто ему в глаз что-то попало, снял очки и потер нос. Лицо Хаммара немного покраснело.

— Кто-нибудь может это подтвердить? Вы встретили кого-нибудь по дороге?

— Встретил? В каком-то смысле да. Обязательно рассказывать? Мне бы хотелось оставить деликатные подробности при себе. — Рейне снова откашлялся.

— Кого вы встретили? Получить алиби в ваших же интересах! — Казалось, терпение Хартмана вот-вот лопнет. — Если вы торопитесь к пациентам, то не затягивайте с ответом.

— Медсестру. Мы были у нее в комнате. Ее зовут Лена. Фамилии не помню.

— Мы проверим ваши показания. Следующий вопрос: у вас в крови обнаружены антитела к птичьему гриппу, причем до того, как объявили о начале вакцинации. Как вы можете это объяснить?

— Что? Теперь я вообще ничего не понимаю. Это какая-то ошибка. И кстати, результаты анализов — конфиденциальная информация. Где вы ее раздобыли?

— Результаты анализов перестают считаться конфиденциальными, если наказание за расследуемое преступление составляет два года лишения свободы или более. А в нашем случае речь идет об убийстве, тройном убийстве. И всех жертв связывает вакцина от птичьего гриппа. Мы отдали в лабораторию шприц с жидкостью, который Сандра украла из клиники. Зачем она это сделала? Какие доказательства искала?

— Я действительно не понимаю, о чем вы говорите, — покачал головой Хаммар.

«Если это наигранное удивление, то он великолепный актер», — подумала Мария.

— Мы еще вернемся к этому вопросу. И последнее: у вас есть личный ключ от квартиры Сандры Хэгг?

— Нет! Конечно нет! А прививку мне делали от обычного гриппа. В ноябре у нас в клинике проходила вакцинация всего персонала. Что за антитела вы нашли, я понятия не имею!

Глава 38

Рейне Хаммар раздвинул тяжелые сатиновые шторы в спальне, любуясь видом из окна: окруженным крепостной стеной старым городом, мерцающим в легкой дымке кружевным шпилем собора Святой Марии, а поодаль — призрачными очертаниями монастырских руин. Он распахнул окно навстречу вечерней прохладе, пахнущей морем, пионами и жимолостью, вьющейся по стенам. Дом в Нордерклинте обошелся им в четыре с половиной миллиона. Изрядный куш, если мерить в деньгах. Настоящая тюрьма, если использовать иную шкалу. Неужели это все, что жизнь может ему предложить?

Рейне взглянул на часы и тут же услышал, как открывается входная дверь. Четверть одиннадцатого. Виктория сказала, им нужно о чем-то поговорить, и у него словно земля ушла из-под ног. Рейне ненавидел жену за ее сильный характер. За то, что ему первому приходилось отводить взгляд, когда она задавала ему вопрос и потом ждала ответа, а в уголках рта у нее поигрывала злобная усмешка. Неуловимая, но заметная, ведь, когда оцениваешь шансы на примирение, важна любая мелочь. Когда-то они любили друг друга, подумалось ему. Но тепло исчезло из их отношений давным-давно. А тогда они сидели в общей кухне студенческого общежития, пили чай, разговаривали о жизни и смерти, смысле человеческого существования и верили: главное — любовь. Без любви жизнь пуста и не имеет смысла. Обязательно нужно загореться страстью — к чему-то или к кому-то. Какими они были молодыми, какими наивными! Высокие идеалы еще имели для них значение. Они точно знали, что хорошо, а что плохо, умели распознать друзей и врагов. Высокомерно посмеивались над родителями с их узколобостью. А теперь… Куда подевались давние мечты? Вот уже семь лет как они с Викторией не занимались любовью. В последний раз попытка окончилась неловким молчанием. Они наспех оделись, встревоженные и задетые тем, что произошло. В тот раз даже у Виктории не нашлось слов. Впервые она не нашла слов, чтобы уязвить его. Они оба больше не испытывали желания и осознали это с пугающей очевидностью.

— Рейне, ты дома? — Виктория говорила немного в нос и с истерическими нотками в голосе, совсем не так, как на работе.

Он промолчал. Борьба уже началась. Он помедлил у окна, позволив летнему бризу унести его мысли к морю. Оттягивал неминуемый разговор. «Ты меня разочаровал, Рейне», — скажет она и подойдет совсем близко, так что он почувствует ее дыхание у себя на лице. Рукой она проведет по волосам у него на затылке — не ласка, а оскорбление. Она знает, что он не терпит этого прикосновения. Мать дергала Рейне за волосы, уча его уму-разуму. Он как-то признался в этом жене, когда между ними еще сохранялось доверие. Но договоры заключают в мирное время, чтобы использовать их во время войны. Виктория не преминула воспользоваться всем, что знала о муже. Он услышал жесткий стук каблуков по полу в прихожей. Еще мгновение, и она вошла в спальню.

— Ты меня разочаровал, Рейне, — сказала Виктория, и он увернулся, чтобы она не смогла дотянуться до него. — Как ты мог это сделать?

— Что именно? — переспросил он, прикидываясь дурачком.

Пульс отдавался в ушах, во рту пересохло. Она знает, что он нервничает, и он ненавидит ее за это. Рейне напряг все мышцы, пытаясь подавить дрожь в теле.

— Что именно? — передразнила она. — Выписать тамифлю в обмен на сексуальные услуги.