Удар ниже пояса

Бобров покачал головой:

— А что же с этим грузом? Порошок, камни?

— Один пакет Шутиков спрятал в замке, в Шильо-не. Я, естественно, постарался сделать так, чтобы мы сразу нашли его. Пакет этот мой сопровождающий уничтожил. Его, похоже, только камешки интересовали. А вот остальные пакеты и этот самый пакет с камнями Шутиков спрятал в расселине той скалы, которая на Роне. Помните, мы там были? Ну вы-то знаете это место. Там еще площадка и металлическая ограда.

— Ну, да, мы там и в последний день были тоже.

— Точно. Ну, когда мы с этим пришли туда, я говорю, давайте поднимемся выше и купим веревку. Я-то предполагал, что он меня пошлет. Ну а на него нашло что-то, даже не знаю. Пошел сам и без страховки. А полицейские, естественно, за нами следили. Там это очень удобно, кругом кустарник, деревья. И когда он вышел на карниз, они тут же и появились, сверху и снизу. Когда он взял пакет, они его уже ждали на площадке. А дальше я даже не знаю… То ли он оступился… Гляжу, а он уже летит. Почему? Тут все из области догадок. Да…

Ходунов, видимо, снова представил себе это и замолчал, глядя в темноту за окном.

— А пакет? — спросил напряженно слушавший Бобров.

— Пакет? — Ходунов снова взглянул на Боброва. — Понимаете, я думаю, что он все-таки оступился. И, вероятно, при этом резко взмахнул рукой. Потому что этот самый пакет полетел так, как будто его отбросили. Он, я имею в виду этого человека, упал на камни прямо у основания скалы. А пакет полетел дальше. Он упал на большой камень на берегу. От удара пакет лопнул, на камне остался след от этого порошка, его хорошо было видно сверху. А пакет свалился с камня в воду. Ну, вы же знаете Рону в этом месте. Искать там что-то, по-моему, совершенно бесполезно.

— И что же дальше?

Ходунов пожал плечами:

— Да потом уже ничего особенного. Меня снова повезли в полицию. Я пробыл там у них довольно долго, часа три, не меньше. В итоге мне сказали, что ко мне претензий нет. Это по поводу инцидента, который я устроил. Я, по правде говоря, на этот счет довольно серьезно волновался. Шутка ли, три помятые машины! А когда убедились, что там был действительно героин, вообще отношение стало, можно сказать, дружеским. И кофе предложили, и бутерброды. Спрашивают, чем могут помочь. А я говорю: как можно скорее домой. Ну, они тут же мне билет переделали на следующее утро. И даже машину прислали в гостиницу. Вот и все. — Ходунов не слишком весело усмехнулся. — Главное, жив.

— Да-а, — задумчиво протянул Бобров. — История. А как же эти деньги, которые были в чемодане?

Ходунов покрутил головой и вздохнул:

— Ох, с этими деньгами та еще история. Уже в Москве мы с Шутиковым говорили об этих деньгах. Он снова мне пытался предложить половину, я отказался. И вот тогда я ему посоветовал рассказать Надежде, его жене. Ну, не объясняя, как они к нему попали. У них там были определенные напряжения, как я понимал. А это, глядишь, разрядило бы обстановку. Надежду я с того времени, когда Шутикова убили, больше не видел. И вот, когда это было? А, в прошлый четверг. Звонит она мне: «Надо встретиться». Договорились, что она подъедет ко мне. Да…

Ходунов задумался, вспоминая этот, совсем непростой разговор.

После возвращения из своей вынужденной поездки Ходунов ей ещё не звонил. Он понимал, что позвонить надо, но все как-то откладывал, оправдывая себя тем, что Надя должна прийти в себя. И ее звонок для него был неожиданностью. Как-то сухо поздоровавшись, она сказала довольно категоричным тоном:

— Мне необходимо вас увидеть.

Вот именно так. Не просьба и не предложение. Директива. Ходунов удивился, но вида не подал. Человеку тяжело. Ей не позавидуешь. Поэтому не стоит обращать внимание на такие мелочи.

— Хорошо, Надя, — ответил он. — Вы можете приехать ко мне на работу? Вам удобно?

— Да.

— А когда?

— Если сегодня часа в четыре?

— Хорошо, я вас жду.

С момента их последней встречи она сильно изменилась. Тогда она была перепугана, в шоке, но тем не менее ухоженная и еще красивая. Сейчас она внезапно постарела и что-то изменилось в ее лице, оно стало просто злым. Губы ее были плотно сжаты.

Она уселась на предложенный Ходуновым стул и некоторое время молча смотрела в пол. Чтобы как-то снять напряжение, он стал задавать ей вежливые вопросы о детях, о ее планах. Она отвечала односложно и явно неохотно. Ходунов довольно быстро исчерпал все свои возможности поддерживать непринужденный светский разговор. Наконец, после очередной напряженной паузы, он решил прямо спросить о цели ее визита:

— У вас есть проблемы, Надя? Я чем-то могу вам помочь?

Она подняла на него глаза и еще сильнее сжала губы.

«Что это с ней? — подумал Ходунов. — Такое ощущение, что она меня ненавидит. Но за что? Я-то ей что сделал?»

Надя сцепила руки на коленях и так сильно сжала, что костяшки пальцев побелели.

— У меня есть проблема, — наконец сказала она. Ходунов терпеливо ждал.

— Вы знаете что-нибудь о деньгах, которые Леня недавно получил? Довольно большая сумма. Говорил вам Леня что-нибудь?

— Да, говорил.

— А что вы еще знаете об этом?

Ходунов пожал плечами:

— Кое-что знаю. Но о том, что я знаю, лучше никому не рассказывать.

— И мне тоже? — В ее голосе послышалось уже что-то истерическое.

— Да, Надя. — Ходунов старался говорить как можно мягче, стараясь ее успокоить. — Могу сказать только одно: никому не надо о них рассказывать. Но, я думаю, вам и Леня об этом сказал, да?

Она криво усмехнулась:

— Это да. Но я не об этом.

— А о чём тогда?

— Он говорил вам, где эти деньги?

Ходунов удивленно поднял брови:

— Он сказал, что спрятал их на даче.

Надя буквально впилась в него взглядом. И взгляд этот показался Ходунову злобным и подозрительным.

— А где конкретно?

Тут Ходунов понял.

— Вы не можете их найти? — спросил он. — Так, значит, он вам точно не сказал, где они?

— Да вы скажите, что он вам-то сказал? — почти закричала Надя. — Вам-то он хоть что-нибудь сказал?

В другой ситуации Ходунову показалось бы это смешным. Ему стали понятны и ее злость, и раздражение, и этот ее тон. Да, конечно, это уж никому не пожелаешь. Ходунов откинулся в кресле, с искренним сожалением посмотрел на нее и покачал головой.

— Нет. Нет, Надя. Значит, он вам не сказал конкретное место? А вы хорошо искали?

Злость в ее глазах потухла. Она безвольно обмякла на стуле. Съежившись и став, как казалось, ещё старее, она вытирала текущие из глаз слезы.

— Искала! Я весь участок перекопала. Весь дом перевернула! Нет. Ну, нет, и все. Не знаю, что делать.

Ходунов развел руками. Он вспомнил ухмылку Шутикова; «Ни одна собака не найдет». Да уж, вероятно, постарался Леня. Наверное, думал сказать Наде потом, а это «потом» так и не наступило.

— Начните все сначала, — посоветовал он. — Спокойно. Разбейте весь дом и участок на квадраты. И каждый квадрат проверьте снова. Не могли же они исчезнуть.

Она поднялась со стула и пошла к выходу. Эти деньги, которые она не могла найти, совсем ее доконали. Деньги, такие близкие и одновременно недоступные, стали ее навязчивой идеей. Ничего, кроме этого. Ходунову ее было жаль. А еще больше ему было жаль Шути-кова. Неужели она так и будет жить, озабоченная этими несчастными деньгами? Заслонившими для нее все — память о муже, счастливую жизнь в прошлом и драму, которую она пережила.

— А что, она работает где-нибудь сейчас? — Голос Боброва вернул Ходунова к действительности.

— Не знаю. Как я понял — нет. А прямо не спросил об этом. Такой вопрос мог быть болезненным для неё. Вообще мне показалось, что она как-то потеряла главную цель в жизни. Ну, найдет она эти деньги — жизнь у неё не будет лучше, как мне кажется. Так, временное облегчение. Я думаю, не этим должен жить человек. То есть это важно, без сомнения. Но всё-таки не главное.