Удар ниже пояса

— Ладно, — усмехнулся Друзин, — решим.

— Да, уж пожалуйста. — Ходунов посмотрел на Друзина. — А то ведь меня предупредили, если не приду завтра, меня искать будут.

Глаза Друзина сузились, и лицо затвердело. Он уперся холодным взглядом в глаза Ходунова и несколько секунд глядел на него.

— А вы — штучка, — сказал он наконец.

Ходунов приветливо улыбнулся. Он спокойно выдержал взгляд Друзина.

— Что я могу сказать? Вот вы — нет. Вы — не штучка.

Видя, что у Друзина заходили желваки, он решил смягчить ситуацию:

— Ну, вы сами подумайте. Вы же все видели. Всё ведь на ваших глазах было. Я соблюдаю нашу договорённость.

Друзин некоторое время молчал, доставая из холодильника еду.

— Ну, ладно, — смягчившись, сказал он. — Действительно, существенного значения это не имеет.

— А у вас нет бинта или пластыря? — спросил Ходунов.

— У меня всё есть. Вот возьмите. Это тоже в счет вашего заработка. Не рассчитаетесь вы со мной.

— Что же делать? Буду вечным должником.

Ходунов принял душ, залепил пластырем ссадины на ноге и на локте и почувствовал себя совсем хорошо. Ушло куда-то это противное внутреннее напряжение, которое не покидало его с начала их путешествия.

Передохнув, Друзин и Ходунов с новыми силами продолжили поиски.

— Ну, что ж, показывайте ваше перспективное место, — сказал Друзин, когда по узкой улице они шли к набережной. — Далеко оно отсюда?

— Совсем рядом. В Женеве все близко. Минут десять пешком. Сейчас спустимся вниз, к озеру. Только теперь нам надо направо, к самому центру.

Они шли по залитым солнцем улицам. Через рю де Берн, на которой прогуливались пожилые и некрасивые дежурные проститутки, покручивая ключ на пальце, мимо ресторана «Максим» с фотографией ансамбля русских девушек в витрине, мимо автостанции они вышли на набережную.

Ходунов уже привык к этой картине — яркой и радостной. Он привык к этому городу, знакомому и одновременно чужому, гостеприимному и безразличному. Гостеприимство в улыбках продавцов и официантов. Вежливое, доброжелательное безразличие прохожих.

На набережной их встретил ветер, возбуждающий запах водорослей, яркая голубизна воды и фонтан во всем своем великолепии. На противоположной стороне расширяющегося налево озера на фоне зеленых округлых склонов ярко выделялась полоса белых красивых зданий. А дальше громоздящиеся горы с выступающими скалами и каменными осыпями. И еще дальше, в дымке, величественные снеговые вершины.

— Да, сегодня здесь все совсем по-другому, — оглядываясь вокруг, сказал Ходунов. — Вот это настоящая Женева. Нравится вам?

Друзин тоже оглядел открывшуюся перед ними панораму.

— Да, ничего не скажешь, красиво.

Когда они прошли немного по набережной, Ходунов остановился и, повернувшись спиной к озеру, сказал:

— Ну, вот это и есть перспективное место.

Место, конечно, стоило того, чтобы сюда прийти. Здесь, в центре города, это было единственное место, где здания гостиниц, банков и магазинов не выходили прямо на набережную, а, расступившись, давали место для пышного и необычного памятника. Впереди была скульптура сидящего на лошади дородного господина с гордо поднятой головой. А за ним был небольшой мавзолей, окруженный затейливой ажурной металлической оградой. За памятником была сплошная стена густого кустарника и несколько высоких деревьев.

— Да, красиво, — сказал Друзин. — А что это за памятник?

— Это не просто памятник. Это надгробный памятник. Тут похоронен один из богатейших и знатных горожан. Он завещал очень крупную сумму городу при условии, что будет похоронен на этом месте и здесь ему воздвигнут памятник. Проблема была еще и в том, что этот самый богач, по преданию, не отличался праведностью. Вопрос обсуждался городским советом, и материальный фактор оказался решающим. Теперь это одна из достопримечательностей Женевы, а неисправимый грешник увековечил свое имя.

— Ну вот, видите, — усмехнулся Друзин. — А вы говорите о высшей справедливости. Где же она? В конечном счёте, всё решают деньги.

— Сомневаюсь. Нет, я сильно сомневаюсь. А в этом случае — тем более. Мне кажется, что практичные женевцы поступили мудро. Они приняли деньги, которые городу всегда нужны. Но они ни в чем не поступились. Этот богач ведь и вошёл в историю со своими грехами. Ведь он-то наверняка рассчитывал, что, греша всю жизнь, он таким способом после смерти получит почет и уважение. А добился обратного. И теперь уже не только жители Женевы, весь мир над ним посмеивается.

Грузин покачал головой и хмыкнул:

— Ладно, не будем спорить. Так где же тут что-то может быть?

— А я ещё не знаю. Мы сюда часто приходили. Надо осмотреть все внимательно. У меня такое ощущение, что здесь могут быть удобные места.

Минут пятнадцать они тщательно осматривали и сам памятник, и ближайшее от него пространство, заросшее деревьями и кустарником. Особенно тщательно они осмотрели небольшой, выкрашенный зеленой краской дощатый сарай, стоявший в гуще кустов. Здесь была густая тень, пахло прелыми листьями, гнилью и кошками.

Друзин и Ходунов обошли сарай, пробуя все доски. С тыльной стороны сарая кустарник рос так густо, что продраться к стенке можно было с трудом. Друзин сделал Ходунову знак, чтобы тот оставался на месте, и стал ощупывать те доски, до которых можно было дотянуться. Одна доска, когда Друзин потянул ее, подалась. Ходунов видел, как Друзин, отведя доску в сторону, сунул руку в образовавшуюся щель и пошарил там рукой. Чтобы обследовать большее пространство, он, прижавшись щекой к грязной стенке, просунул в щель плечо.

Попытка оказалась успешной. В руке Друзина был довольно большой и увесистый пластиковый пакет. Раздвигая кусты, Друзин выбрался на свободное пространство. Положив пакет на землю, он посмотрел на своё плечо. Да, пыль в этом сарае, видимо, убирать было не принято.

— Тоже мне! — презрительно сказал Друзин. — Где же эта хваленая швейцарская аккуратность! Грязища такая, там сто лет никто не убирал.

— Да, есть отдельные недочеты на местах, — согласился Ходунов. — Давайте посмотрим?

— Развязывайте, я уже и так как трубочист.

Ходунов, стараясь не испачкаться, стал развязывать пакет, внутри которого было что-то мягкое и тяжелое. Оказалось, там лежали небольшие запечатанные пакеты с каким-то-порошком. Ходунов стал их внимательно разглядывать.

— Похоже, — он пытался прочитать, что написано на упаковках. — Но не то, — он покачал головой. — Нет, типичное не то. Это удобрения.

Друзин взял одну из упаковок и внимательно ее осмотрел. Потом достал ножик и взрезал один пакет. На ладонь ему высыпались похожие на гречку мелкие гранулы. Друзин растер пальцами и понюхал.

— Да, не то. Однозначно. Может, там есть другие?

Ходунов высыпал на землю все содержимое большого пакета.

— Нет, только эти упаковки. Больше ничего нет. Давайте-ка я их на место засуну. Все-таки это собственность Женевы.

Ходунов, покряхтев, добрался до щели в стене сарая, отодвинул доску и поставил пакет на место.

Отряхнувшись и кое-как приведя себя в порядок, исследователи тайников вышли из сумрака кустарника на яркое солнце. В это время к памятнику подъехали два автобуса. Пестро одетые туристы что-то весело обсуждали, смеялись, осматривали памятник и фотографировались.

— Все люди как люди, — с завистью сказал Друзин, глядя на них. — А мы все по каким-то мрачным пыльным закоулкам.

— Ну, вы меня не приобщайте. Это ваше собственное желание. У меня, конечно, есть заинтересованность, но она с вашей не сравнится.

— Ладно. Не будем спорить. Где бы нам тут руки-то помыть?

— А вот, прямо в озере. Дорогу перейдем, и там можно спуститься к воде.

— Только когда будет зеленый, а то знаю я вас. Опять рванёте.

— Ну, нет уж, — засмеялся Ходунов. — Второй раз так уже не повезет.

По лестнице они спустились к большим темным камням, нагретым ярким солнцем. На камнях тут и там лежали любители позагорать, не желавшие тратить деньги для прохода на пляж.