Год людоеда. Игры олигархов

— Мне ничего не дадут, потому что мы отсюда свалим! Что мы, зря для тебя загранпаспорт заказывали и чухонскую визу ставили? Пойдем скорей! — Саша крепко сжал запястье Бросовой, словно боялся, что она от него почему-то вырвется, и повел ее из квартиры. — Да даже если они меня сцапают, против меня ничего нет: дом я спалил, волыну сейчас в Неву выкинул, какие еще улики?!

— Правильно, Саша! Я бы их всех убила, если бы была мужиком! — Хьюстон воинственно смотрела перед собой. — Сволочи, ты их не жалей! А денег-то у нас нет?

— Деньги есть: я у папаши все, что мог, выгреб. В баксах там тонн двадцать будет. Думаю, нам этого на первое время хватит. А потом что-нибудь придумаем. Может быть, и вернемся, когда все затихнет. — Кумиров вел Наташу за руку к белой «Ниве». — Ты ведь тут вообще не при делах — на тебе при любом раскладе никакого криминала не может быть. Давай лезь в машину!

— Ой, да тут Костик спит! Где ты его нашел? — Бросова ежилась и вздрагивала всем телом. — Фу ты, до чего я закоченела, никак не могу отойти! Или это из-за твоих рассказов меня так бьет? Даже не знаю. А что Костик, тоже с нами?

— Да нет, зачем это нужно?! — Саша завел машину и включил музыку. В эфире звучала довольно старая песня в новой обработке. Кумиров с улыбкой покосился на Наташу: — По сути, это про нас с тобой, только другими словами.

— Да, я ее уже слышала. Действительно, похоже. Мы с тобой вроде как под угрозой, а вроде как и на свободе. Интересно! — Хьюстон вновь посмотрела на спящего на заднем сиденье мальчика. — А куда мы его денем?

— Давай сдадим его на хранение Данилычу: у него Костик будет в безопасности. — Саша закурил две сигареты, и одну протянул Бросовой. Они уже сворачивали на Средний проспект. — Родителям-то он не очень и нужен. Да нет, мать, наверное, с ним бы еще возилась, но она уже несколько лет в каком-то полуобмороке: «колес» нахавается и качается из стороны в сторону, как великий йог.

— Ну уж ты скажешь так скажешь! — Наташа рассмеялась. — Мы когда в Чухляшку приедем, часов через пять, да? И сразу что-нибудь такое сделаем, да? Ты же знаешь, меня всегда от кошмаров на трах тянет.

— Меня, между прочим, тоже. — Кумиров взял Бросову за руку и повлек ее в свою сторону. — Это я от тебя заразился!

— Ой! Он уже готов! — продолжала смеяться Хьюстон. — А как это называется, автосекс, да?

— Отсюда ходу минуть десять! — крикнул из метели Борис. — Если быстро пойдем, успеем за пять! Держись рядом, а то тебя еще машиной собьет! Они здесь носятся, как собаки бездомные! А разве можно на такой скорости да по такому гололеду?! Смотри, какие ледяные наросты! И ни одного милиционера! Хотя они тоже, знаешь, в основном слишком легкие деньги для себя ищут. Нам вон туда, если хочешь, держись за руку, а то в такой простокваше и потеряться можно. Потом опять ищи тебя десять лет!

Огненные иголки снега зло кололи лицо, ветер морозил тело, обледенелый асфальт коварно ускользал из-под мерзнущих ног. До чего им было только что тепло и спокойно в метро! Но они были вынуждены подняться наверх и выйти наружу, чтобы не подвести Федора Даниловича, который поехал на своем автобусе собирать остальной безнадзор.

— А где это? — Олег много раз слышал про это место, но сам здесь до сих пор ни разу не был: не случилось повода. — Мне говорили, вроде где-то на набережной. Там еще рядом всякие больницы для маньяков.

— Да здесь весь квартал такой: администрация, суд, психбольница, женская тюрьма, даже удобно! Человека можно просто переводить из одной конторы в другую, даже никуда не нужно ездить! Она на берегу, раньше там еще очень большие деревья росли, а сейчас их почти все срубили. Не знаю, правда, зачем: чтобы сучья на людей не падали или чтобы по ним сбежать не смогли? А так-то это почти напротив башни, где для города питьевую воду набирают. Правда, Нева там такая грязная, что уж и не знаю, какой враг додумался нас такой отравой поить. Вообще все эти дома очень похожи: красный кирпич, решетки, охрана, а людей не видно, — объяснял старший брат, сморщив свое ставшее от холодного ветра синего цвета лицо. — Сейчас перейдем трамвайные пути, дойдем до угла и там пойдем налево вдоль реки. Здесь все так просто, что даже нельзя ошибиться! Ты умеешь быстро ходить?

— Конечно! Я и бегаю быстро, — добавил мальчик и предложил: — Давай пробежимся? Вон хоть до того угла?

— Ну это совсем не обязательно, — рассудил Следов. — Мы и так по времени пока вполне успеваем. В такую погоду заниматься спортом, честно говоря, не очень-то и тянет!

Они двигались действительно быстро. Ревень заметил, что Боря ходит так, словно играет в футбол, он даже вспомнил слово, которым ребята называли эту манеру: «мотать», то есть играть с возможным противником, пытаться его обмануть своими хитрыми маневрами. Олег наблюдал за ногами сводного брата и ожидал, что тот очень скоро сам в них запутается, но Борис все так же резво продолжал ходьбу.

— Мы с тобой даже рано придем! — Следов прищурился и посмотрел на квадратные часы, нависшие над их головами. — Вот увидишь, из наших там, наверное, еще никого не будет! Мы с ними только что в центре города по одному делу встречались, а им надо еще ребят забрать, — они даже опоздать могут.

— Так мы чего, на улице будем стоять? — замедлил шаг Ревень. — Или нас все-таки куда-нибудь пустят?

— А мы пока в одно место зайдем, хочешь посмотреть, как передачки принимают?

Они повернули налево, оставив за спиной шевелящийся транспортом Литейный мост. Теперь ветер толкал их в спину, словно поторапливая к месту назначенной встречи, а справа по набережной катились машины и заглушали их голоса.

— Мы туда просто зайдем, как будто что-то хотим узнать, потопчемся и выйдем.

Из серо-молочной вьюги навстречу братьям вынырнули двое мужчин в военной форме. Борис мягко коснулся брата своим локтем, острие которого отчетливо почувствовалось даже сквозь надетый на молодом человеке китайский пуховик едко-зеленого цвета с обширной рекламой прошлогодней антиспидовской кампании, в которой он принимал самое активное участие. До Олега донеслось:

— Они — оттуда!

— А наши не уйдут, пока мы ходим? — Мальчик посмотрел наверх, где могло находиться лицо его долгожданного брата. — Подумают, что мы их не дождались или вообще не приехали.

— Как это — не приехали? Что ты говоришь? Я Данилыча еще никогда не подводил! Раз он сказал: надо быть, значит, я через себя перекувырнусь, а буду! — Следов закашлялся, захрипел и изменившимся, чужим, как у зомби из ужастиков, голосом, похожим больше на скрежет лифтового механизма, продолжил: — Да нет, никуда они, конечно, не денутся! Им еще надо пропуска оформлять. Могут и вообще отказать! Скажут: мы вас сегодня не пустим, и все! — Голос Бориса постепенно возвращался к своему привычному звучанию, иногда дрожащему на особенно высоких нотах. — А что ты им докажешь? Это же менты! Ты не смотри, что они тут в военной форме ходят, — это у них просто такое подразделение по типу вояк существует. Знаешь, какие здесь строгости? Мало ли кто пройдет да мало ли что с собой протащит? По дороге может ведь кому-то из заключенных передать. А они этого больше всего и боятся!

— А люди что, там свободно разгуливают? — удивился Олег. — Ничего себе в рот компот! Мы оттуда вернемся?

В клейкой пурге, бесцеремонно облепившей идущих назойливо лезущим за воротник и под рукава снегом, иногда угадывались контуры людей: они двигались навстречу братьям и проходили мимо, напоминая скоплениями снега на темной одежде ожившие кости домино.

— Нет, Олежка, здесь другая система. Если осужден работник правоохранительных органов или депутат, в общем кто-то от власти, он может написать заявление, в котором попросит администрацию оставить его здесь на весь положенный срок. Если местное руководство не возражает, тогда этот человек никуда больше не отправляется, а работает на кухне, в автохозяйстве, в библиотеке, там, куда его возьмут. Вот эти-то люди в основном и могут оказаться на пути экскурсантов, и им-то проворный посетитель и может передать что-нибудь запрещенное. А здесь во время экскурсии вообще никому ничего не положено передавать! — закричал вдруг Следов.