Лето страха

И еще. Если я найму адвоката, то не признаю ли тем самым, пусть даже косвенно, что моя вина возможна и что я готов принять участие в смертельной игре на условиях Мартина Пэриша?

Нет. В тот вечер я не стал звонить адвокату. Вместо этого я начал разрабатывать план контрнаступления, ключевым моментом которого должна быть именно — дерзость, которая, как полагал Мартин, являлась исключительно его прерогативой. Если уж мне и предстоит иметь дело с Мартином Пэришем, то я предпочитаю не протаскивать его через болезненно медлительный бюрократический механизм официального судопроизводства, а действовать быстро и — наверняка.

Где-то часам к восьми меня сменили медсестры. Я уходил от Изабеллы с чувством отчаянной решимости и при этом ни в малейшей степени не чувствовал себя подлецом.

Джо и Коррин по-прежнему сидели в комнате ожидания (Грейс и Тео недавно уехали), а напротив них — Эмбер!

По-видимому, между ними ослабло напряжение — их вполне можно было бы принять за членов одной семьи. Но лишь очень ненаблюдательный человек мог не заметить того, с каким покаянным видом, сложив руки на коленях, сидела Эмбер, как нарочито пряма спина Коррин и с каким подчеркнутым вниманием вчитывается Джо в журнал для автолюбителей.

— Где ты была? — спросил я, пристально всматриваясь в серые глаза Эмбер, словно безошибочно мог отличить правду от лжи.

— Занималась делами.

— Грейс и твой отец уехали, — сказал Джо то, что я и сам хорошо знал.

Наступившая короткая пауза позволила Эмбер включиться в разговор.

— Я просто хотела... чтобы вы все знали... я очень беспокоюсь об Изабелле. А теперь я пойду.

— Нет, ты поедешь со мной.

Все уставились на меня.

Я посмотрел на Коррин, потом на Джо.

— Так надо.

— И все же... я не понимаю, — сказала Коррин.

— Расс, что ты собираешься делать? — спросил Джо.

— Я собираюсь попытаться спасти себя от тюрьмы.

Я взял Эмбер за руку и вывел из больницы. Вечер был жаркий и душный, а воздух мне показался тяжелым.

Напротив медицинского центра в ярко-красной светящейся вывеске «Отель мира» потухли две последние буквы, и теперь слово «отель» читалось как «жара» [8].

— Судя по всему ты задался какой-то целью, — сказала после долгого молчания Эмбер.

— В ночь убийства Элис Мартин Пэриш был в твоей спальне. Он до смерти забил ее. И мы должны доказать это.

— Ты чертовски прав, мы должны. И ты сам видел его.

— Я видел лишь то, как он выходил из дома. Теперь же нам нужны неопровержимые доказательства его вины. Он пытается повесить это дело на меня и на Грейс. Но он был там, и он должен был оставить после себя хоть какие-нибудь следы. Я должен найти их, чего бы это ни стоило мне.

— В твоем голосе звучит отчаяние.

— Сейчас уже не важно, что в нем звучит.

Она перехватила мою руку и остановилась.

— Расс? С ней все в порядке?

— Да, она чувствует себя прекрасно. — Снова всплыло передо мной видение распухшего, почерневшего лица Иззи. Она выглядела так, будто ее избили до полусмерти, а может быть, и до смерти. Ее боль теперь была вездесуща, даже в окружающем меня воздухе.

— Ты не должен лгать мне о ней.

— Повторяю, она прекрасно себя чувствует.

— А ты как себя чувствуешь?

— Садись.

Я распахнул перед ней дверцу, а когда она села, изо всей силы захлопнул, прищемив край ее платья. Он высунулся из-под дверцы как плененный зверек. Я приоткрыл дверцу, и Эмбер подобрала его, неотрывно глядя на меня.

В ее лице отчетливо читались страх и жалость — те две эмоции, которые я никак не хотел бы возбуждать в женщине. Волна стыда захлестнула меня — снова обдало жаром, и на какое-то мгновение перед глазами все поплыло.

Больше всего в тот момент мне хотелось бы, чтобы меня не знал ни один человек на земле.

Ехал я быстро.

Едва оказавшись на шоссе, я набрал номер домашнего телефона Чета Сингера и изложил ему суть дела. Я сказал ему, что нуждаюсь в его официальном присутствии на месте все еще не официального преступления, чтобы собрать доказательства, уличающие Мартина Пэриша в убийстве Элис Фульц.

Он отказался.

Я сказал ему: над невинной девушкой нависла серьезная опасность, равно как и над невинным — во всяком случае в данной конкретной ситуации — ее отцом. Я сказал ему: Пэриш с неслыханной наглостью и умением злоупотребляет своим служебным положением, чтобы обвинить двух невинных людей, основываясь лишь на том, что создает его воображение.

Честер ответил «нет».

Летя по шоссе номер пять, я сказал ему, что совершенно бессилен перед Пэришем и его официальной должностью и что только честный и полноправный сотрудник правоохранительных органов способен оказать сопротивление чудовищным — но весьма эффективным — махинациям Пэриша.

— Я не могу и не буду этого делать, — отрезал Честер.

Эмбер выхватила трубку у меня из рук и с красноречивой убедительностью стала умолять Честера. Пожалуй, это был лучший в мире спектакль, но я знал, что это не спектакль: сейчас Эмбер — серьезна, как никогда, и страстно желает покарать убийцу Элис, и это желание самым тесным образом связано с ее тайным желанием поверить в то, что она, Эмбер Мэй Вилсон, способна любить еще кого-то, кроме себя.

Чет, судя по всему, сказал «нет».

Эмбер буквально грохнулась о дверцу машины и уставилась на меня взглядом, полным жестокого неверия в происходящее.

— Мне очень жаль, — сказал Чет Сингер. — Мне очень, очень жаль. — И повесил трубку.

В наступившей тишине я отчетливо ощущал работу невидимого двигателя, шуршание шин по асфальту, бьющийся о стекло ветер и чувствовал на себе неотрывный, испытующий взгляд Эмбер Мэй Вилсон.

Пригородные поселки проносились по обеим сторонам дороги. В подавляющей массе домов горел свет, к вящему неудовольствию Полуночного Глаза. Я представил себе, сколько пальцев в эту минуту застыло в нескольких дюймах от спусковых крючков, сколько новых дверных запоров вделано, укреплено и еще раз укреплено, сколько ночных кошмаров закончилось резким и пропитанным потом пробуждением, сколько пар усталых глаз сонно устремлены в дешевые книжки или на узоры звукопоглощающих потолков, освещенных горящими лампами, сколько детей спит в постелях своих родителей, тогда как их матери и (или) отцы сквозь сонную одурь пытаются понять, что же стряслось с этим округом, некогда сулившим им процветание, безопасность и светлое будущее?

— Так где ты все же была? — спросил я.

— Это не твое дело.

— Сейчас уже мое. Эмбер, пора прекратить заниматься ерундой. Ты послала двух головорезов, чтобы они до смерти запугали Грейс и снова вернули ее под твою власть. Посмотрела бы, что они с ней сделали! Ты пытаешься посредством денег снова привязать ее к себе. Она боится тебя хуже смерти.

— А я и не знала, — спокойно сказала Эмбер, — что фантазии Грейс могут достичь таких высот.

— Ну так вот, теперь знаешь.

— Ты не мог бы сказать мне, о каких таких головорезах идет речь?

— Очень мило. Сама же наняла их! Это ты расскажи мне.

— Я наняла действующего по лицензии частного детектива, чтобы он помог мне установить местонахождение собственной дочери и... ее привычки. Я наняла его, чтобы он попытался найти нэцкэ, которую у меня похитила Грейс. Я наняла его, чтобы он тактично, в обтекаемых выражениях объяснил ей: она рискует быть вычеркнутой из моего завещания, потому что не только не признает во мне человека вообще, но и относится ко мне не как к родной матери. — Наступила долгая тишина. Нарушила ее Эмбер. Спросила бесцветным голосом: — Могу я рассказать тебе историю из собственной молодости?

— Немного поздновато для подобных историй, ты не находишь?

Кулак Эмбер обрушился на мое плечо, потом — на бедро, а потом — крепко двинул меня в челюсть. Хорошо еще, что в этот момент я обеими руками сжимал руль. Она саданула меня по уху, потом снова по челюсти, потом пустила в ход уже обе руки, нанося короткие, резкие удары по лицу.