Кровавая работа

Как прекрасно помнил Маккалеб, подробности аферы мусолили в прессе долгие месяцы, если не годы. Появлялись истории о пущенных по миру пенсионерах, об обвальном крахе мелких предприятий, о том, будто Кеньон был замечен то в Париже, то в Цюрихе, то на Таити и еще в десятке мест по всему миру.

По прошествии пяти лет исчезнувший Кеньон был обнаружен спецотделом ФБР по поиску сбежавших преступников на Коста-Рике, где он жил в роскошном поместье, где находилось два бассейна, два теннисных корта, проживающий в доме личный тренер и конный завод. Тридцатишестилетний супервор был выдан властям Лос-Анджелеса, чтобы предстать перед судом.

Пока Кеньон отсиживался в камере в ожидании суда, целый взвод специалистов по финансовым преступлениям взяли след и полгода искали его деньги. Но нашли всего два миллиона.

Это была настоящая головоломка. Кеньон убеждал всех, что у него не было денег потому, что он их не брал, а просто передавал под угрозой смерти – для него и всех его близких. Через адвокатов он сообщил, что путем шантажа его заставляли учреждать корпорации, выдавать им займы из денег вкладчиков, а затем переводить их шантажисту. Но даже под угрозой многолетнего заключения в тюрьме штата Кеньон отказывался назвать имя вымогателя, присвоившего деньги.

Следователи и прокуроры ФБР не поверили ему. Описывая роскошную жизнь Кеньона и в бытность президентом банка, и потом, когда он скрывался, и упирая на тот факт, что у него нашли деньги – хотя бы и небольшую их часть – на Коста-Рике, служители Фемиды выдвинули обвинение против одного Кеньона.

После судебного процесса, длившегося четыре месяца, на котором присутствовали десятки людей, потерявших в результате краха банка все свои сбережения, Кеньон был обвинен в мошенничестве в особо крупных размерах. Окружной судья Дороти Уиндзор приговорила его к сорока восьми годам тюрьмы.

То, что произошло потом, стало сокрушительным ударом по репутации ФБР.

После вынесения приговора судья Уиндзор удовлетворила просьбу защиты позволить Кеньону побыть дома, чтобы попрощаться с семьей и подготовиться к заключению, пока адвокаты готовили апелляцию в высшие инстанции. Несмотря на решительное возражение прокурора, судья Уиндзор позволила Кеньону остаться на свободе два месяца, чтобы уладить все семейные дела. По истечении срока он был обязан немедленно отправиться в тюрьму, неважно, подана апелляция или нет. Судья также предписала Кеньону носить на щиколотке специальный датчик, чтобы не вздумал снова дать деру.

В таком решении не было бы ничего необычного, если бы приговоренный уже не выказывал желания избежать правосудия и покинуть страну.

Но удалось ли Кеньону как-то повлиять на судью, добиться невиданной поблажки, а потом сбежать снова, так и осталось неизвестным. Во вторник, после Дня благодарения, когда Кеньон проводил на свободе двадцать первый день своей отсрочки, кто-то проник в дом на Мейпл-драйв в Беверли-Хиллз, который снимала его семья.

Кеньон был один. Его жена отвозила обоих детей в школу. Незнакомец подошел к Кеньону в кухне и под прицелом повел к выложенной плиткой площадке перед домом. А как только увидел въезжающую на подъездную дорожку машину его жены, застрелил Кеньона в упор. Убийца скрылся через заднюю дверь и побежал по проулку позади ряда особняков на Мейпл-драйв.

Если не считать расследования и попыток найти убийцу, дело могло тем и закончиться или в крайнем случае пополнить ряды безнадежных «висяков». Но оказалось, что ФБР незаконно держало Кеньона под колпаком – иными словами, вело за ним слежку, включая установку жучков в его доме, автомобиле и в офисе его адвоката. И в момент выстрела фургон с четырьмя спецагентами находился в двух кварталах от дома. Сцена убийства была записана на пленку.

Агенты, зная о своих незаконных действиях, тем не менее кинулись к дому и пытались преследовать убийцу. Однако тому удалось скрыться, а Кеньон, которого спешно повезли в больницу «Сидарз-Синай», умер по дороге.

Пропавшие миллионы, за присвоение которых был осужден Кеньон, так и не были найдены. Но эту деталь как-то упустили, увлекшись разоблачением незаконной деятельности ФБР. Контору обвинили не только в проведении операции без соответствующих санкций, но, главное, в том, что агенты позволили совершиться убийству прямо у них под носом, не сумев вовремя вмешаться и остановить кровопролитие, не говоря уже о поимке стрелка.

Маккалеб наблюдал за ходом этого дела как обыватель. В то время он в Бюро уже не работал, занятый подготовкой к собственной смерти. Но он вспомнил статью в «Таймз», пристально следившей за расследованием. В ней говорилось о повальном понижении в должностях всех вовлеченных агентов, о звонках разных политиков из Вашингтона, которые настаивали на обсуждении незаконных действий ФБР в Конгрессе. Кроме того, как соль на рану пришелся иск вдовы Кеньона против Бюро, требовавший возмещения в миллионы долларов за вмешательство в частную жизнь.

Вопрос, на который теперь должен был ответить Мак-калеб, заключался в том, был ли человек, застреливший Кеньона в ноябре, тем же, кто застрелил Корделла и Торрес соответственно два и три месяца спустя. И если да, то что могло связывать бывшего президента банка, инженера по акведукам и сотрудницу печатного цеха?

Оторвавшись от своих воспоминаний, Терри огляделся вокруг. Они уже давно проехали Васкез Рокс. Через несколько минут они будут у дома Амелии Корделл.

Как она и обещала, Амелия Корделл большую часть выходных провела, вспоминая, как провел и куда ездил последние два месяца своей жизни ее муж до того, как был убит двадцать второго января, а затем, как и просил ее Маккалеб, записывала все в блокнот. И вот теперь она положила исписанный блокнот на журнальный столик в ожидании гостя.

– Вы потратили столько времени на эту работу, – сказал Терри.

– Что ж, надеюсь, это вам поможет. Очень надеюсь.

– Я тоже.

Какое-то время они сидели молча.

– Да, кстати, – заговорил Терри, – за последнее время вам не звонила Джей Уинстон или еще кто-нибудь из Отдела шерифа?

– Нет, с тех пор как она позвонила мне в пятницу и дала добро на разговор с вами.

Маккалеб кивнул. Ему было приятно узнать, что Джей не перезванивала, чтобы отменить свое разрешение. Этот факт вновь заставил его подумать, что она вовсе не солидарна с капитаном в решении отстранить Маккалеба от расследования.

– А больше никто не звонил?

– Нет. А кто, например?

– Трудно сказать. Просто любопытно, помогла ли им новая информация о вашем муже… Миссис Корделл, скажите, у вашего мужа был, так сказать, домашний офис?

– Да, у него была комнатка для работы, а что?

– Вы не будете возражать, если я осмотрю ее?

– Нет, конечно, только я не уверена, что там есть что-то ценное. Джимми держал там рабочие файлы, ну и еще разбирал разные счета.

– К примеру, если у вас сохранились распечатки с его операциями по кредитной карточке в декабре и январе, я бы мог уточнить, где именно он побывал в конкретный день.

– Вообще-то я бы не хотела разглашать данные об операциях по нашей карточке.

– Уверяю вас, мне необходимо лишь узнать, где именно осуществлялись покупки, и, если возможно, перечень вещей. Мне не нужны номера вашей карточки.

– Я понимаю, извините. Не знаю, что на меня нашло. Ведь вы теперь единственный, кто как-то интересуется делами Джима. Почему же я так подозрительна?

Услышав эти слова, Маккалеб почувствовал себя неловко, ведь он не был до конца откровенен с женой Кор-делла и не сообщил ей, что официально не имеет права продолжать расследование. Он встал, чтобы последовать за Амелией и больше не мучаться этими мыслями.

Рабочая комната Корделла была совсем крохотной, и в основном в ней хранились картонные коробки и лыжное снаряжение. Правда, один конец комнаты был целиком занят большим письменным столом с двумя выдвижными ящиками и двумя настенными шкафами для хранения папок.

– Извините за беспорядок. Я до сих пор не привыкла заниматься счетами. Это всегда делал Джим, – сказала жена Корделла.