Смертельное наследство

— Удержу, дон Карлос. Можете положиться на меня.

— Я ценю добрых друзей. И ты получишь за это щедрую награду.

Индеец проводил Ромуальдеса до джипа, завел мотор и поехал от лагеря вниз по склону.

Моралес провел на фабрике еще полчаса, проверил расходные книги, поговорил с людьми, потом тоже поехал домой. Уединившись у себя в кабинете, Моралес открыл телефонную книгу Медельина и позвонил в «Эль-БИД»:

— Я хотел бы поговорить с сеньором Роблесом.

— В настоящее время его нет на месте, — ответил клерк. — Могу я узнать, кто его спрашивает?

— Вам звонят из офиса мэра. Вы хотите сказать, что его нет в банке или он уехал из страны?

— Я могу только сказать, сеньор, что сегодня во второй половине дня он вернется.

— Спасибо за информацию. В таком случае я перезвоню позже.

Моралес швырнул трубку на рычаг и на мгновение пожалел, что не швырнул вот так же Ромуальдеса в чан с кислотой. Потом, немного успокоившись, признал, что у него есть веская причина не убивать мэра. Если ему придется начинать новую жизнь за границей, где-нибудь в Южной Америке, то с характеристикой «ушедший на покой наркоторговец» жить еще можно, но за убийство правительственного чиновника вышлют из любой страны наверняка. К отошедшим от дел гангстерам с большими деньгами власти некоторых государств относятся вполне терпимо, а вот убийц политиков на дух не переносят, ибо те могут направить оружие и против новых властей. Стало быть… пусть с мэром разберется Тупак.

После того как Моралес уедет.

Ну а пока у наркобарона стояли на повестке дня более важные вещи. Вызвав к себе телохранителей, он велел им разыскать Джулио Роблеса, которого следовало взять живым и доставить к нему домой. Когда телохранители отправились выполнять его распоряжение, Моралес устроился в кресле на веранде, приказал принести виски и стал ждать приезда Шпеера.

В большом поместье в шести милях от Кали Рикардо Норьега вкушал утреннюю трапезу и подкреплялся выпивкой. Надо сказать, его внешность и манеры нисколько не соответствовали занимаемому им высокому положению. Рикардо сидел на старом скрипучем стуле, держа в одной руке бутылку с пивом, а в другой — хлеб с ветчиной. Он носил грязные джинсы, кроссовки «Рибок» и несвежую техасскую рубашку с тремя пуговками на груди, а на его щеках красовалась неопрятная трехдневная щетина.

Норьега сделал просто немыслимую карьеру, начав с должности палача у Очоа в Медельине. Теперь же он проводил собственные операции, но его стиль жизни нисколько с тех пор не изменился. В свои тридцать шесть лет Норьега командовал тремя сотнями людей и занимал в иерархии Калийского картеля четвертое место.

Семьи у него не имелось, а поместье, где он обосновался, предварительно внушив прежним владельцам, что они будут целее, если переедут в Боготу, использовал в качестве дома, офиса и склада для хранения готового продукта. С утра до вечера по старинной колониальной вилле слонялись неприятные типы, имевшие обыкновение задирать ноги в грязных сапогах на дорогие ломберные столики и пачкать оружейным маслом покрытые тонкой вышивкой диванные подушки. Гостей развлекали находившиеся в разных стадиях обнаженности шесть шлюх, привезенных хозяином из Бонавентуры.

Норьега разговаривал с набитым ртом, отдавая распоряжения своему лейтенанту. Речь шла о намечавшейся вечером транспортировке трехсот килограммов кокаина в Барранкилью. Заметив в окно подъезжавший почтовый фургон, Норьега поднялся с места, вышел на террасу и некоторое время стоял там, наблюдая за парнями, выгружавшими из фургона большой деревянный ящик.

— Что это? — спросил он их. Те в ответ почти синхронно пожали плечами.

Ящик, имевший три фута в длину, около восемнадцати дюймов в ширину и столько же в высоту, остался лежать на лужайке перед домом, когда фургон укатил. Собравшиеся у дома мужчины молча смотрели на него.

— Что смотрите? Открывайте! — скомандовал Норьега.

Нельзя сказать, чтобы открывание посылок было любимым занятием людей Норьеги, ибо члены Калийского картеля время от времени подкладывали друг другу бомбы. Но, так или иначе, распоряжение надо выполнять, тем более Норьега, выходя на террасу, не забыл прихватить с собой небольшой автомат «хеклер и кох», которым сейчас небрежно поигрывал.

Один из мужчин отправился в гараж и принес оттуда небольшую фомку. Когда он загнал изогнутое лезвие фомки под крышку, остальной народ невольно попятился, отступая к дому. Потом дерево захрустело, гвозди полезли наружу, а крышка приподнялась. Мужчина отложил фомку, встал на колени, поднял крышку и заглянул в ящик. Вдруг он, скривив лицо, отпрянул от него. Все присутствующие разом попадали на землю.

Кроме Норьеги, который и глазом не моргнул.

— Ну, что там?

— Кости! — вскричал парень, вскрывший ящик.

— Снимите крышку! — Норьега начал спускаться по лестнице на лужайку.

Его люди с обескураженным видом поднялись на ноги, собрались вокруг ящика и, вытягивая шеи, стали заглядывать в него. В ящике лежали изъеденные кислотой кости. Присутствующие обладали достаточным знанием анатомии, чтобы понять, что перед ними находится почти полный человеческий скелет. Чуть в стороне от остальных костей лежал череп, сохранивший на себе немного кожи и соединительных тканей.

Норьега присел на корточки и внимательно осмотрел череп, после чего сунул руку в ящик и извлек оттуда небольшой ламинированный прямоугольник, оказавшийся при ближайшем рассмотрении идентификационной карточкой.

Норьега громко выругался, швырнул карточку в ящик и устремился вверх по лестнице в дом. Опять этот сукин сын Моралес! Уже в который раз он пытается уязвить и унизить его! Надо сказать, их соперничество уходило корнями в прошлое и началось еще тогда, когда Моралес работал на Эскобара, а Норьега — на другого кокаинового барона, Гавириа. Так уж случилось, что они стали ненавидеть друг друга чуть ли не с первых дней знакомства, но в открытую конфронтацию не вступали, так как и шагу не могли сделать без приказа. Норьега просто мечтал о том, чтобы его босс приказал нанести удар по штаб-квартире Эскобара, поскольку при этом не уцелел бы и Моралес.

Такой приказ, однако, так никогда и не поступил.

С тех пор помощники некоронованных королей Медельина сами стали хозяевами, обрели власть и разбогатели — каждый наособицу. Но Норьега по-прежнему ненавидел Моралеса. Главным образом за то, что последний корчил из себя аристократа и держался так, как если бы являлся прямым потомком самого Писарро. Норьега никогда не оставлял мысли разделаться со своим врагом и соперником. Вопрос заключался только в том, как лучше это сделать, ведь под началом Моралеса находилось не менее двухсот человек.

Но вот с недавних пор среди наркобаронов начали циркулировать упорные слухи, что у владельца виллы «Кармен» появились серьезные денежные проблемы. Так что если Норьега ударит по нему всеми своими силами, половина людей Моралеса почти наверняка разбегутся. Единственным препятствием для проведения подобной операции были копы. В Медельине и вокруг него дислоцировалось до пятисот вооруженных полицейских, проходивших обучение в военных лагерях. Они патрулировали дорогу, ведущую к Кали, и вообще все подступы к городу. Чтобы прорвать это кольцо, придется убивать полицейских и терять своих людей. Правда, собственные потери Норьегу не волновали, но он знал, что убийство полицейских может вызвать ответные действия властей, что негативно скажется на бизнесе.

Однако судьба неожиданно преподнесла ему подарок. Зазвонил телефон, и один из людей Норьеги взял трубку.

— Вас, шеф, — сказал он.

— Кто это?

— Говорит, ваш друг.

— Скажи этому другу, чтобы проваливал.

Парень еще немного поговорил по телефону, после чего снова повернулся к хозяину:

— Он говорит, что его дело связано с Медельином. Считает, что вам будет интересно его послушать.

Норьега поднялся с места, взял трубку и закричал в нее:

— Скажи тому дерьму, на которое ты работаешь, что я получил его послание. Так что пусть сидит на месте и ждет моего ответа.