Кристаль

Имир сжал ее руку, словно пытаясь придать ей сил. Анжела перестала сдерживаться. Сквозь рыдания она наконец произнесла вслух то, что терзало ее гораздо сильнее, чем смерть несчастных мажореток:

— Может быть, это я убила Адриану!

— Что ты говоришь?! — вскричал Имир.

— Я не знаю, я это сделала или не я… — прошептала она.

Он понял всю серьезность этой исповеди. Анжела почувствовала, что его рука немного ослабла. Имир более пристально взглянул на Анжелу, ожидая продолжения.

— Я не знаю, что произошло в сауне… Единственное, что я знаю, это что я видела как наяву мою умершую сестру, Кристаль… я разговаривала с ней! Она мне отвечала! Или это была мажоретка, очень похожая на нее. Но Адриана совсем на нее не похожа… Я не ожидала никого увидеть, я зашла в сауну уже полусонная. Может быть, это была галлюцинация… Я не хотела видеть эту девушку. Не спрашивай меня почему. Я не знаю, что с ней случилось. Я не знаю, что происходит в моей собственной голове… У меня продолжаются видения, Кристаль снова со мной говорит. Я ее вижу. Я уже не знаю, кто есть кто. Жозетта… Адриана… Кристаль… теперь они все… О боже, теперь все они мертвы!..

Имир выпустил ее руку. Кажется, он был потрясен. Однако она не заметила в его взгляде даже намека на жалость — скорее, это был интерес естествоиспытателя. Затем, словно вспомнив о своей обязанности защитника, он заговорил, медленно подбирая слова:

— Может быть, все не так серьезно…

— Серьезно! Куда уж серьезнее!.. Извини… Я сама не знаю, что говорю… Я устала, от вина у меня кружится голова… Мне нужно возвращаться…

— В отель?

Парализованная воспоминанием об окровавленном жезле, лежавшем в ее сумке, Анжела судорожно вцепилась в край столешницы, чувствуя, как хлебные крошки прилипают к ладоням.

«Кристаль…»

— Кристаль? — эхом повторил Имир, словно услышал этот мысленный зов. — Да нет, конечно, это была мажоретка, похожая на нее. Ты просто спутала… Немудрено — усталость, холод…

— Да, холод… Ты прав, холод…

Она больше ничего не видела, кроме его глаз. Они были как два факела, горевшие ярким ровным пламенем. Два сигнальных огня, освещавшие путь к спасению. Раньше она не обратила на это внимания, но теперь ее притягивала открытая дверь, за которой тянулся полуразрушенный коридор этого замка из пепла…

— Хочешь еще что-нибудь съесть?

— Нет, спасибо.

— Теперь нам остается только дождаться рассвета…

Имир произнес эту фразу с таким загадочным видом, что Анжела невольно повторила:

— Рассвета…

— Именно… Рассвет, человек, кристальная чистота… Если ты будешь твоей сестрой, конечно…

— Я не понимаю, что ты говоришь. Я слишком много выпила…

— Не обращай внимания, у меня тоже бывают свои… отклонения.

Он встал, подошел к шкафу и вынул оттуда пачку каких-то бумаг. Потом передвинул свой стул и сел рядом с Анжелой, заняв угол стола. Имир ничего не говорил, и вид у него был сосредоточенный. Анжела вытерла слезы большим бумажным полотенцем, напоследок высморкалась в него и встала за спиной Имира, уперев одну руку в бедро. Он методично перебирал какие-то документы и фотографии.

— Ага, вот оно, — произнес он и развернул длинный список с именами и фотографиями.

— У тебя есть все фотографии?

— Мне это прислали из Федерации мажореток. Здесь все, кого я перевозил в своем автобусе.

Вместе с ним она просмотрела весь список сверху донизу и в обратном направлении.

Имир запрокинул голову, чтобы увидеть Анжелу, стоявшую позади него. Она никогда еще не видела его лица под таким углом. Ей достаточно было лишь слегка наклониться, чтобы…

— Ну что, кто-нибудь из них похож на твою сестру?

Анжела взяла лист бумаги у него из рук:

— Нет.

На всякий случай она еще раз проверила. Но всем мажореткам было далеко до красоты, отличавшей Кристаль.

Итак, никого…

— Как она была одета?

Анжелу снова сковал холод. Имир смотрел на нее так, как будто спрашивал: «Ты уверена?»

Ее рука, прижатая к бедру, уперлась в него чуть сильнее, и тут же она ощутила слабую боль от недавнего ожога, который получила, когда случайно прислонилась к печи в сауне. Итак, все это было на самом деле…

Ей захотелось стянуть брюки и показать Имиру ожог, чтобы убедить его в реальности случившегося. Но ей было слишком холодно.

Внезапно по комнате пронесся сквозной ветер.

Имир и Анжела почти одновременно повернули голову к двери, услышав снаружи шум шагов.

Йохансен ступил на набережную обутой в меховой ботинок ногой. Отважный инспектор вздохнул так глубоко, что даже поперхнулся холодным воздухом и закашлялся, вызвав удивленные взгляды коллег. Затем изо рта его вырвалось слабое сипение. Однако сопровождавшая Йохансена группа поняла приказ без слов и следом за инспектором углубилась в деревянные лабиринты.

Имиру хватило нескольких секунд, чтобы понять, что делать. Свернув скатерть с остатками ужина, он сунул получившийся узел в картонную коробку. Анжела молча, не вмешиваясь, наблюдала за Имиром. Затем он распахнул ближайший к нему шкаф и буквально втолкнул туда гостью. Она оказалась в темном тесном пространстве, полном фигурок животных из стекла.

В этом хрупком окружении она боялась шелохнуться. Прозрачные фигурки поблескивали в темноте, несмотря на покрывавший их слой пыли. Каким-то чудом ничего не опрокинув, она протиснулась в дальний угол шкафа мимо этого зверинца.

С другой стороны этой хрупкой преграды на мгновение появилось лицо Имира. Приложив палец к губам, он чуть слышно произнес: «Тс-с-с!» — это больше было похоже на печальный вздох, чем на предупреждение. Затем деревянная дверца, скрипнув, снова закрылась. Щелкнула задвижка, и Имир пошел открывать полицейским.

Удары в дверь и голос Йохансена отдались во всем теле Анжелы, проникая до самых костей. Это были вибрации риска, настоящей опасности, которые пронзали ее, сковывая мельчайшие движения. Ничего общего с нервным ознобом или худшими ночными кошмарами… Еще не смерть, готовая наложить на нее руку, но ее предвестие, звуковая волна убийственного оцепенения…

Слабый свет проникал сквозь щели шкафа, иногда падая на какие-то из фигурок, отчего те вспыхивали и переливалась, словно драгоценности. Анжеле казалось, что своими крошечными разноцветными глазками стеклянные животные за ней наблюдают. Кажется, они слегка посмеиваются над ней или проявляют вежливое любопытство. Она одна из них? Стоявшая ближе всех к ней маленькая очаровательная лисичка тоже словно бы предупреждала ее: «Ты слишком хрупкая. У тебя хрупкие кости. Ты можешь разбиться, как стекло».

Медленно тянулись минуты. Поясницу, колени, локти Анжелы то и дело сводили судороги. Мордочка лисички покалывала щеку. В конце концов Анжела тоже стала ощущать себя неодушевленным предметом в деревянном футляре, всецело отданном на милость Йохансена.

Свыкнувшись со своим новым состоянием, она начала прислушиваться к голосам. Говорили по-норвежски, так что она не понимала ни слова, но тон инспектора, поначалу вызывавший ощущение, будто он вел допрос, постепенно смягчился. По звукам отодвигаемых стульев и звону бокалов она догадалась, что Имир предложил неожиданным визитерам выпить по стаканчику. Теперь она слышала только его рокочущий голос. Что, интересно, Имир говорит? Мысленно она умоляла его как можно быстрее заканчивать. Ее тело превращалось в согнутый лук, страстно желающий распрямиться. Она боялась, что не выдержит и рухнет из шкафа прямо на пол, как тряпичная кукла.

Песчинки секунд ссыпались в пригоршни минут. Напряженные мускулы Анжелы порой судорожно вздрагивали, затем окончательно онемели. Вздрогнув от боли, она случайно задела лисичку, и та провалилась в целый табун крылатых лошадей (некоторые из них лежали вверх ногами).

Голоса в комнате смолкли. Потом мужчины снова заговорили, несколько человек — одновременно, и все их голоса перекрыл голос Йохансена. Судя по интонации, он отдал какой-то приказ. Имир засмеялся, но этот смех никто не поддержал. Заскрипели отодвигаемые стулья.