Явление зверя

— Чоба стрелял в тебя с расстояния в метр. А то и меньше. Ну разве не удивительно, — что он промахнулся? Слепой паралитик и тот, наверное, не промахнулся бы…

Значит, и правда все так и было… Сам Чоба рассказал об этом, и, должно быть, больше всех был удивлен он сам. Он стрелял в меня в упор, а пули проходили мимо… Интересно, как это выглядело с его стороны?

Я вспомнил, как чудовищная сила сбила меня с ног и каким-то образом отшвырнула… Отшвырнула в куст сирени и… за грань этого мира. Я вспомнил укрывшую меня тонкую темную пленку — звуки за ней казались далекими и нереальными, даже звуки выстрелов.

Я думал — это был бред.

Я думал…

Я просто боялся поверить в то, что сила, которую я чувствую за спиной, действительно существует, что я не придумал ее, что я действительно могу на нее положиться…

А ведь могу.

И правда могу!

Уже давно, когда Кривой впервые привел меня в пещеру Баал-Зеббула и я услышал глухой тяжелый гул, идущий, казалось, из самой глубины земли, когда я почувствовал, как поднялось и коснулось меня что-то… холодное… Такое жуткое, что мурашки пробежали по коже и волосы зашевелились на голове, такое могущественное невероятно… Великое! Что-то…

Мне нужно идти туда…

Как можно скорее…

Прямо сейчас…

Я вскочил с дивана, едва не опрокинув журнальный столик, на котором стоял графин с соком.

— Ты что? — удивился Кривой, отвлекшись от мыслей, в которые был погружен.

— Я должен идти.

— Куда это?

— Дела у меня… Кривой, а ты чувствовал что-нибудь… хоть что-нибудь, когда подходил к яме?

— Какой яме?.. А, в пещере, что ли? — Кривой пожал плечами. — А что я должен был чувствовать? Вонь?.. Да, вонь, пожалуй, чувствовал.

— И все?

— А что еще? Стонов невинно убиенных жертв я не слышал… К чему ты спрашиваешь?

— Ни к чему, — выдохнул я.

Конечно, он ничего не слышал. И ничего не чувствовал. Где уж ему! Да и никто, наверное, никогда не чувствовал и не слышал… Ничего! Разве что Великий Жрец… Саб-нэк… Кривой говорил, что Сабнэк был совершенно чокнутым… Может быть, так оно и было, а может быть, и нет. Просто Кривой слишком туп, чтобы понять… как там оно на самом деле…

Я сам туп и глуп, я так долго сомневался! Не хотел выглядеть психом даже перед самим собой! Идиот!..

А ведь это ОН всегда был со мной… Незримой тенью стоял за спиной… Охранял от пуль… ОН выбрал меня…

ОН ВЫБРАЛ МЕНЯ!!!

Почему?..

Я почувствовал, как сильнее забилось сердце, больно стучась о ребра, как в голове что-то лопнуло и растеклось. Горячо. Сладко.

— Будь осторожен, — сказал мне вслед Кривой. — И смотри не делай глупостей. Будешь звонить, по телефону ни о чем серьезном не говори. Только здесь. Здесь никто не подслушает.

Я обернулся к нему уже у двери и снова натолкнулся на странный пронзительный желтый взгляд. Только на миг — желтый. На один короткий миг. А потом снова обычный. Мутный. Коричневый.

Не знаю, когда я начал меняться… иногда мне кажется, что уже тогда. В тот самый момент, когда выходил из квартиры Кривого, когда спускался на лифте, садился в машину.

Может быть, я начал меняться еще раньше — когда впервые попал в пещеру, или еще раньше, когда полоснул по горлу своего отца, или еще раньше… когда… Не знаю…

Я не хотел меняться, я боялся, я называл это — ТЬМОЙ. Приступы ярости, затмевающие голову, туманящие глаза, когда хочется причинить боль… Ломать… Крушить… Я помню их с детства, я пытался справиться с ними и почти преуспел… Может быть, СИЛА уже тогда стояла у меня за спиной, а я не хотел ее видеть?

Я топил педаль газа в пол, летел по левой полосе шоссе с зажженными фарами, я объезжал, подрезал, я спешил, я чувствовал, что надо быстрее…

Быстрее…

Быстрее…

Быстрее…

Что? Что я должен сделать?!

Я поставил машину на платную стоянку, направился в заросший бурьяном старый московский двор, вошел в подъезд дома, уже много лет печально смотрящего на мир пустыми глазницами окон, дома, который должны были снести еще лет десять назад и про который благополучно забыли.

Я вошел, и в лицо мне ударила крепкая, застоявшаяся, густая вонь. Кучи кала, высохшие и подсыхающие лужи мочи, гнилая мебель, рваная одежда, гнутые банки, битые бутылки.

Стараясь не касаться изломанных перил и облезлых стен, я спустился по лестнице в подвал и откинул деревянный щит, закрывающий широкую дыру. Вниз.

Подземный ход, куда я спустился, был очень старым, наверное, еще более старым, чем дом. На влажных темных кирпичах сохранились клейма царских заводов, буквы, давно исчезнувшие из алфавита. В таких подземельях особенный воздух, он пахнет древностью, печалью и тишиной. Он пахнет временем.

Старинные кирпичи плотно пригнаны друг к другу, скреплены хорошим раствором, поэтому здесь почти никогда не капает за шиворот, и стоки здесь хорошие, вода не скапливается в лужи и не тухнет. Идти одно удовольствие, только фонарь нужен хороший, потому что темень в старых подземельях непроглядная и густая, как кисель.

Фонарь освещает путь, но перед глазами у меня Тьма. Тьма в голове. Тьма где-то еще глубже, чем в голове. Тьма сладкая, возбуждающая, наполняющая восторгом, предвкушением…

Сердце бьется все сильнее, дыхание сбивается, перед глазами круги.

Скорее…

Скорее…

Переходы… Тоннели… Трубы коллекторов… Каждый раз удивляюсь, как это я умудряюсь не заблудиться в бесчисленных поворотах и ответвлениях. Это ведь настоящий лабиринт! Но вот кончилась очередная кирпичная кладка, каменный пол пошел резко вниз, по потолку потянулись толстые кабели.

И вот я почти на месте…

День был в разгаре, большинство бомжей подвизались на заработках, и в подземельях бывшей Империи Сабнэка было пусто и тихо. Только больные или совсем уж убогие ползали, или спали, или варили на электрических плитках вонючую бурду — на меня никто внимания не обращал. Подозреваю, что, даже если бы здешние обитатели увидели омоновцев в черных масках, они и тогда не потрудились бы изобразить эмоции. Здешние обитатели глубокие философы, им в этом мире очень на многое наплевать.

Когда я вошел за сальную занавеску в логово Ласточки, то увидел только пустые матрасы и Наташку, скорчившуюся в уголке. Впрочем, другого я и не ожидал.

Унылую картину освещала пыльная желтая лампочка.

— Юрочка! — взвизгнула Наташка и кинулась мне на шею. Вот туша! Едва меня не свалила…

— Ты чего? — спросил я.

Голос мой был глухим, хриплым и отрывистым, каким-то чужим.

— Забери меня отсюда! — завыла Наташка. — Я тут с ума сойду!

Я оторвал от себя застывшую, как каменное изваяние, и тихонько поскуливающую девчонку, взял ее за руку и потащил за собой.

— Я хочу домой! Пожалуйста, пойдем домой! — плакала Наташка, семеня следом за мной. — Я вся грязная, я уже как бомж! Я в ванну хочу, я есть хочу и спать! Почему ты так долго не приходил?! Где ты был?!

— Заткнись, — буркнул я, продолжая тащить ее за собой.

— Юрочка, мне больно… Отпусти руку! Отпусти!

Она вдруг начала упираться, как будто почувствовала что-то.

— Юрочка! — запричитала она жалобно. — Куда ты меня тащишь? Юрочка!!!

Похоже, ее начинала охватывать паника, но мне некогда было возиться с ней, успокаивать, объяснять что-то, врать. В груди жжет, и голова раскалывается… Нет, не от боли, в ней как будто что-то растет, давит на череп, на глаза…

Скорее…

Скорее…

— Что с тобой, Юрка?!

А что же со мной? Неужели со мной что-то не так? Неужели я уже начал меняться физически?

— Не ори… Я просто хочу показать тебе кое-что…

Да, голос у меня точно изменился.

— Я не хочу… Я не пойду… Пусти!

— Не ори!

Я развернулся и отвесил ей звонкую пощечину.

Она замолчала и остаток дороги волоклась за мной на ватных ногах. Падала, скребла грязными коленками по камням, поднималась и все — молча.

Когда мы вошли, в пещеру, она сама схватила меня за руку, задышала тяжело и хрипло.