Ящер 3

– Заткнись! – хором орут Чес и Шерман.

Я уже догадываюсь, чего от меня ждут, и теперь я, по крайней мере, худо-бедно понимаю, что происходит. Итак, ради своего же блага… и ради этого несчастного коня… в общем, надеюсь, я не ошибся.

Я закатываю рукава, в темпе поднимаю левую руку, кладу ее Ломаному Грошу на торец, а правую бесцеремонно пропихиваю коню в задний проход. От передней части животного доносится легкий писк, однако в иных отношениях Ломаный Грош очень даже неплохо сносит мое грубое вторжение. Я бы к чему-то подобному так легко не отнесся – это как пить дать. Однажды я ходил к врачу, и тот вытащил какой-то инструмент под названием анускоп. Короче, когда мы с тем лекарем вышли из кабинета, медицинская помощь гораздо больше требовалась ему.

Ага, вот эта штука. Шерм меня не обманул – очень похоже на зажим Р-серии. Я в привычной манере работаю с пуговицами, и вскоре уже чувствую ослабление напряжения, пока отходит ремешок.

– Ox-x, – вздыхает Ломаный Грош, – так уже лучше.

Чес манипулирует со шкурой коня где-то в его средней части, и вскоре весь круп существа соскальзывает в сторону, свободно покачиваясь в воздухе.

– Можно мне руку вынуть? – спрашиваю я.

– Да-да, – говорит Шерман. – Вынимай. – Он уже начал манипулировать с еще одним набором зажимов у ног коня.

Очень скоро вся задняя часть окончательно соскальзывает на пол, и в поле зрения появляется мозаика из буро-зеленых чешуек. Дальше следует знакомый набор ног и средней части. Толстый покатый хвост шлепается на землю и начинает вычерчивать узоры в опилках, словно сам придаток рад своему высвобождению из конской личины.

Полуконь-полураптор делает несколько шагов влево, распутывая петли у себя на ногах.

– То, что доктор прописал, – говорит он. – Давайте с остальным разберемся, давайте поскорее…

Чес быстро сует кулак коню в рот, надежно его затыкая.

– Стоишь молча – или мы все назад прилаживаем.

Потребовалось немало времени, чтобы снять остатки этой явно изготовленной но спецзаказу личины с таящегося под ней динозавра, но как только мы отпустили нужный ряд стяжек и обойм и потянули за латексовое покрытие, мы оказались в одной конюшне уже не с неудавшимся победителем пятого забега на ипподроме Колдера, а с массивным велоцираптором по имени Стюарт. Держать свой рот на замке дольше двадцати секунд этот самый Стюарт, похоже, ни в какую был неспособен.

– Спасибо, ребята, – продолжал он балаболить, – спасибо вам большое. Жарко там до жути – знаете, какая там жара? Как-то раз мне пришлось забег сразу в двух личинах одолевать. Человеческую снять не успел и прямо поверх нее еще и конскую напялил…

Чес и Шерман терпеливо выжидают, надо думать, рассчитывая, что Стю сам заговорится до упаду, прежде чем им придется проделать всю работу.

Тут он обращает внимание на меня:

– Мы ведь с вами еще не знакомы?

– Это Винни, – говорит Шерман. – Тебе до него дела нет.

– Да бросьте, бросьте. Любой друг Эдди… – гонит Стю. – Вы раптор?

– Угу, – киваю я. – А вы кто? Конь?

Стю смеется:

– Мне по счетам платить надо. – Он еще немного хихикает, но Чес и Шерман к нему не присоединяются. – Классный костюмчик, ага? Эдди на него целое состояние угрохал, у лучшего торговца с черного рынка покупал, но… Эй, но ведь он того стоит, правда, ребята?

Шерман качает головой:

– Только если бы ты сегодня не слил, Стю. Только если бы ты выиграл.

– Да, но…

– Мы заставили тебя слить двадцать забегов подряд, только бы сбить ставки до одного к тридцати пяти. Двадцать забегов. И в один-единственный раз, когда ты должен был газануть…

– Так я и газанул! – протестует Стю. – Вы же сами все видели… я там просто убивался…

– Почти до самого финиша. Странно, что так получилось.

Стю – динозавр здоровенный. Я бывал в раздевалках Национальной футбольной лиги и видел габариты тамошних парней. Триста пятьдесят, четыреста фунтов. Но Стю любого из них одной мышечной массой перевесит. А то, что он раптор, еще больше впечатляет. Он бы посостязался с парой тираннозавров, и не факт, что проиграл бы. Но голос у него высокий, подвывающий, неуверенный, типа суфле, и это явно не внушает любовь к нему членам бригады Талларико.

– Послушайте, – говорит Стю, – я бежал гонку так, как мы всегда ее разыгрывали. Осадить вначале, а потом долбануть всех вспышкой скорости. Эти кони мне не чета. Две там ноги, четыре – без разницы. А потому я знал, что у меня есть время. Но из-под этой конской морды я ни черта не вижу, и вы это знаете. Мне приходится обходиться тем, что указывает мне Пепе, и если Пепе говорит мне бежать, я бегу. Два кнута в секунду – просто бежать, один – осадить назад, три – сделать сбой, верно? Я так прикидываю, у него есть своя метода, он может видеть, что там творится, а я не могу. Короче, я раскидывал мозгами, проворачивал свой номер с жалким видом, а потом он вдруг говорит мне бежать, и я бегу. Жму изо всех сил, как в лучшие дни на беговой дорожке, знаете? Как в тот раз, когда я четыреста метров с барьерами на Олимпиаде бежал…

– Если я правильно помню, тебе тогда серебряная медаль досталась? – спрашивает Чес.

– Точно – второе место, – соглашается Шерм. – И это у тебя, Стю, уже типа в привычку вошло.

– Ну да, ну да, – говорит Стю, опять стараясь поплакаться. – В общем, я землю ем, и хотя чертова маска у меня на глазах ни хрена не дает периферического обзора, я все-таки догадываюсь, что обхожу этих кляч как улиток. А потом я слышу, как толпа заводится, и понимаю, что все хоккей. Тогда я начинаю по-настоящему им накладывать, а Пепе своим кнутом чуть дух из меня не вышибает, и я врубаюсь, что он хочет, чтобы я не сбавлял скорости – должно быть, там кто-то еще впереди. Ноги у меня просто горят, но я жму вперед, жму как следует, потому что не хочу мистера Талларико разочаровывать…

– Да ты просто святой, – неожиданно для самого себя говорю я, и Чес одобрительно на меня смотрит. Похоже, я немного сбил трескотню.

– …и чувствую, как тот козел рядом со мной вовсю рвется к ленточке. Тогда делаю то же самое, но проклятая толпа так орет, что я теряю всякое ощущение дистанции, понимаете? Финиш не чувствую. Я только примерно знаю, сколько я уже пробежал. И мне все же кажется, что мы, может статься, уже почти финишируем, так что я жму вперед, финишный створ мой… но тут Пепе вдруг тянет меня назад.

– Кнутом один раз хлещет? – спрашивает Шерм.

– Не-е, – мотает головой Стю. – Кнутом он по-прежнему от души мне накладывает, но тянет за поводья. Это типа предупредительный знак – большой кирпич на дороге. Выбора у меня нет – эта штуковина крепко прилажена к моей шее, и чертов псих меня просто душит. Тогда я прикидываю, что мы уже миновали финишный створ, и он пытается взять меня под контроль. Я сбиваюсь с шага, как мы всегда планировали, и начинаю тормозить. В общем, я только потом понял, что случилось. Пепе отвел меня сюда, поставил в стойло, а я всю дорогу спрашиваю его, что стряслось, но он мне не отвечает. Следующее, что я понимаю, это что меня тут заперли и даже этой чертовой конской личины не сняли. Короче, жевал я здесь сено, пока вы не пришли и меня не вызволили. – Он пожимает плечами – толстыми чешуйчатыми плечами, так и пышущими силищей. Ничего удивительного, что он способен бегать на этих скачках. Большинство атлетичных динозавров может обогнать среднего коня разве что на состязаниях по спортивной ходьбе, но тело Стю скроено так, что таит в себе недюжинную силу и скоростную выносливость. – Вот вам и вся история.

– И ты на ней настаиваешь. – Чес качает головой. – Ну что, Шерм?

– Не знаю, – говорит тот. – Дай подумать.

Шерман садится на корточки на усыпанном опилками полу и прижимает ладони к вискам. Я улучаю момент и бочком пододвигаюсь к Чесу, большим пальцем указывая на Стю.

– Значит, этот парень на Эдди работает?

– Только на дорожке. В свое время он входил в бригаду, но потом просрался. Верно, Стю?

– Верно, – вздыхает бывший конь. – Фрэнк держал меня при себе. Ему нравилось, как я бизнес веду.