Ящер 3

– Вот, – говорит Чес, указывая на нашу клячу, плетущуюся в самом хвосте. – Смотри.

Ломаный Грош по-прежнему тащится последним, лениво ковыляя и словно бы намеренно демонстрируя противопоставление неистовому галопу остальной группы. По-моему, я уже слышу, как другие рисковые игроки рвут свои билеты по всей трибуне. Вот что ты обычно получаешь за хитроумные фокусы со своей наличностью: ставка 35 к 1 – это по природе своей авантюра. Все равно как закусить в суши-баре в Вайоминге – никаких других радостей, кроме пищевого отравления, там, как правило, не бывает.

Внезапно – общий выдох. Потом толпа дружно гудит. Никто не успел и глазом моргнуть, а Ломаный Грош вдруг рванул вперед, ноги его так стремительно заработали, что расплылись в мутное пятно, точно спицы в колесе гоночного велосипеда, и секунды через две он уже мчится мимо номера 5, Умной Маши. Теперь наш конь уже не последний.

– Видишь? – говорит Чес. – Что я тебе говорил? Щас он все наверстает.

Кони проходят отметку в полкруга, и жокеи выводят их на прямую, причем каждый старается завоевать для себя внутреннюю сторону дорожки. На внешней стороне какая-то суматоха, несколько кляч пытаются друг друга обогнать, но в целом есть только одна интересная история про пятый забег, и вся эта история про коня номер 6.

Ломаный Грош продолжает набирать ход, и вот он уже вдруг шестой, а потом пятый. Другие жокеи поднимают головы, пока он их проходит, и недоверчивые выражения на их физиономиях видны даже за сотню ярдов. «Какого черта он так быстро бежит? – словно бы говорят эти удивленные лица. – Какого дьявола он вообще бежит?»

Теперь толпа уже не на шутку расходится, и у меня возникает ощущение, что даже те игроки, которые поставили свою наличность на других коней, от всей души желают, чтобы Ломаный Грош всех сделал. Такие победы порой случаются – к примеру, Рокки бьет Аполло Крида; или Рокки бьет мистера Ти; или Рокки бьет того русского скандинава; или… ну, в общем, все, что там было во всех фильмах про Рокки. В этом самая суть Америки. И даже если победа Ломаного Гроша ничего не докажет на предмет Американской Мечты, она определенно докажет, что любой ничтожный придурок способен в любой отдельно взятый день заявиться на скачки и уйти домой в тридцать пять раз богаче, чем он туда пришел.

Три четверти гонки уже завершились, и рев толпы становится поистине оглушительным, пока Ломаный Грош подтягивается на четвертое место, затем на третье. Бока его почему-то уже не выглядят жалкими и ничтожными – нет, они странным образом кажутся мясистыми, мощными, пульсирующими энергией. Голова, прежде скорбно поникшая, теперь поднята высоко, так и ходит взад-вперед, словно бы уже пытаясь дотянуться до незримой финишной черты. Хвост развевается на ветру, очевидный барометр вновь обретенного победного духа.

Пока кони проходят последний поворот, Ломаный Грош вытворяет нечто совершенно неожиданное: он бежит еще быстрее. Может, это адреналин, впитанный от толпы, может, мастерство жокея, но разбитая кляча вдруг отыскивает какие-то скрытые энергетические ресурсы и доворачивает ручку громкости до цифры одиннадцать. Ломаный Грош несется по дорожке точно высокоскоростной вагончик по рельсам в Диснейленде, готовый побить все мыслимые рекорды.

Второе место и еще сотня ярдов. Я затаил дыхание, но меня это совершенно не гнетет. Чес и Шерм – то же самое. А толпа просто с ума сходит.

Шея к шее, нос к носу – это Семь На Восемь и Ломаный Грош шаг в шаг устремляются к линии финиша, их ноги работают в унисон, оба невероятно быстры, невероятно сильны. Тела коней дружно тянутся вперед, словно они понимают, что цель уже так близка, что требуется самый последний рывок и что в конце может быть только один-единственный победитель. Вперед вырывается то один, то другой, лидер забега меняется с каждым шагом, с каждым скачком. Жокеи в считанных дюймах над своими конями, хлещут их что есть мочи, но те даже не замечают жалящих укусов кнута, по собственной воле стремясь к победе и воспламеняя этим стремлением всю толпу…

Тридцать ярдов – Ломаный Грош вдруг вырывается на целых полголовы вперед, удерживая преимущество – трибуна буквально пульсирует бешеной энергией…

Двадцать ярдов – преимущество Ломаного Гроша растет – уже целая голова – Семь на Восемь теперь нипочем его не догнать – все происходит так быстро и в то же самое время достаточно медленно, чтобы проанализировать и осмыслить. Все до единого на трибуне усиленно запечатлевают происходящее в памяти, чтобы в свое время рассказать внукам историю о том, как самая задрипанная кляча на свете вдруг взяла да и выиграла большие скачки, чтобы поведать им, как…

Ломаный Грош вдруг спотыкается.

Всего-то и требуется – одна оплошность, один сбой на бегу – и Восемь На Семь злобным пятном проносится последние десять ярдов, пересекая финишный створ за две сотых секунды до того, как Ломаный Грош заканчивает забег всей своей жизни.

Внезапно все заканчивается каким-то не тем оргазмом после плохого секса – кончено, точка, и больше никто не хочет об этом разговаривать.

– Фотофиниш! – слышен одинокий крик из толпы. – Фотофиниш!

Нет. Ни к чему. Верно, кони были рядом, но никакого фотофиниша для определения победителя здесь не требуется. Накопленная энергия сочится с трибун, тонет на дешевых местах, растворяется в воздухе. Все знают, что случилось. Все решают как можно быстрее это забыть и жить дальше. На табло появляются предварительные результаты забега. Первые три места – Семь на Восемь, Ломаный Грош и старая добрая Лэсси Либерти.

– Вот блин, – бормочет Шерм, теряя всю прежнюю браваду. – Эдди как пить дать это не понравится.

– Что будем делать? – спрашивает у него Чес.

– Тут что-то нечисто, – говорит Шерман. – Ты видел, как он бежал?

Я по-прежнему ошарашен зрелищем, выигрыш там или проигрыш. И тот факт, что Ломаный Грош по-прежнему стоит на ногах, впечатляет вдвойне. Мне представляется, что сцена могла быть куда более трогательной, если бы этот конь выиграл забег, а потом рухнул в десяти ярдах за финишной чертой. Жокей шептал бы ему в ухо сладкие словечки, пока конская душа воспаряла бы к Великому Небесному Пастбищу.

– Мне казалось, он и за воротца не выберется, – говорю я. – По-моему, чертовски славный забег.

Шерман качает головой:

– Чертовски славный забег, значит?

– По-моему, да.

– А ты лучше на эти билеты посмотри, – инструктирует он меня. – Валяй, проверь, что там нарисовано.

Я так и делаю. Номер 6 в пятом забеге. Ломаный Грош. На победу. Во всех билетах до единого.

– Вот так-то, – говорит Шерм. – Теперь ты понял. Дырка нам от бублика с этими билетами. Можешь ими жопу подтереть. Больше они ни на что не годятся.

Чес качает головой. Похоже, он пришел к какому-то решению, которое совершенно его не вдохновляет.

– Мы должны с ним потолковать.

– Знаю, – говорит Шерман.

– Прямо сейчас.

– Ну да. Ясное дело, прямо сейчас.

Они отходят от поручня и направляются к лестнице, а я следую за ними. Похоже, они хотят перекинуться словечком-другим с жокеем, обвинить его за сбой у самого финиша. В жокейской профессии я не особенно разбираюсь, но, по-моему, это все равно как обвинять гонщика формулы НАС КАР в том, что у него в моторе прокладка полетела. Или поршень какой-нибудь. С другой стороны, я и в моторах не особенно разбираюсь.

Мы движемся сквозь толпу игроков, пробираясь от трибуны к зданию клуба. Все уже выстроились в очереди, собираясь делать ставки на шестой забег, и почти изумительный финиш пятого быстро стирается из их памяти. Здесь речь не о прошлом – речь о будущем, о новых девяноста секундах выплеска адреналина. Ностальгии на скачках места нет.

Шерман проводит нас через здание клуба и вниз по передней лестнице. Дальше мы поворачиваем направо и пробираемся между трейлеров, расставленных в сотне ярдов оттуда Должно быть, именно так коней транспортируют с места на место. Хозяева, тренеры и жокеи пребывают в постоянном движении, вечно выискивая очередной ипподром, где бы пустить своего коня по кругу. Догадываюсь, тем же самым занимаются и люди других профессий – к примеру, бизнесмены, бухгалтеры или адвокаты. Вся суть здесь в том, чтобы лавировать, подыскивать себе более удобную позицию, оставаясь в гуще событий, но так, чтобы с треском из этой гущи не вылететь или не сделать свой ход раньше времени – хотя надо признать, что, скажем, в крупной адвокатской конторе навоза наверняка меньше, чем на ипподроме. Меньше, но ненамного…