Истории для любопытных. Из коллекции Альфреда Хичкока

Уорбертон покраснел.

— Черт побери, сэр, — сказал он, — я не потерплю оскорблений! Я собираюсь купить у мистера Страусса чрезвычайно ценное письмо Джорджа Вашингтона, в котором он пишет о смерти своего брата Лоренса через полтора месяца после этого печального события.

Оллхоф равнодушно отхлебнул кофе. Уорбертон, вдохновленный любимой темой, продолжал говорить.

— Да, — сказал он, — писем Вашингтона с подобным содержанием больше не существует! Лоренс умер на Барбадосе в 1752-м, где Джордж…

— Если бы его лечил современный врач, он умер бы раньше, — оборвал доктора Оллхоф. — Ладно, Страусс, пока все. Оставьте сержанту свой адрес на случай, если вы мне понадобитесь.

Страусс дал мне свой адрес. Затем они с доктором пошли к двери. Когда они уже достигли порога, Оллхоф резко спросил:

— Кто-нибудь из вас знает женщину по имени Гарриет Мэнсфилд?

Я внимательно наблюдал за их лицами. Но оба наших гостя остались совершенно бесстрастными.

— Первый раз слышу, — ответил Уорбертон. — А кто это?

Оллхоф пожал плечами.

— Не знаю. С час назад она позвонила мне из Нью-Джерси. Сказала, что завтра утром зайдет. Якобы у нее есть что мне сообщить насчет Дейнтли.

Страусс покачал головой.

— Я тоже не знаю никого с таким именем, — сказал он.

Дверь закрылась, и лестница заскрипела под ногами наших посетителей. Я с любопытством посмотрел на Оллхофа.

— Ну, что там у вас за пазухой? — спросил я. — Зачем вы наврали им про Мэнсфилд?

— Сегодня вечером узнаешь, — ответил Оллхоф. — Баттерсли, немедленно отправляйся в антикварную лавку. Поболтаешь с Граймсом и их охранником. И между делом повторишь им то же самое, что я сказал сейчас насчет Гарриет Мэнсфилд. Сможешь?

— Да, сэр, — сказал Баттерсли. — Смогу, сэр.

— Тогда иди, — произнес Оллхоф, — если, конечно, тебе мозольки не мешают. Если твои страдания не настолько ужасны, чтобы…

Баттерсли испарился в мгновение ока, не дав Оллхофу как следует разогнаться. Оллхоф поставил чашку с кофе и повернулся ко мне.

— А ты, — сказал он, — сегодня вечером домой не пойдешь.

— Но послушайте… — начал я.

— Это ты послушай. Возьмешь в морге адрес этой Мэнсфилд. Она живет с другой девицей. Сегодня после работы поедешь туда. Представишься и будешь там сидеть.

— Сколько?

— Всю ночь.

— Всю ночь? Вы с ума сошли? Я женатый человек. Что скажет моя жена, если я проведу ночь в квартире какой-то девицы?

Оллхоф гнусно ухмыльнулся.

— Может, она похвалит тебя за такое неукоснительное исполнение долга.

Мысль, конечно, была оригинальная.

— И что я там должен делать?

— Ждать, — сказал Оллхоф.

— Чего?

— Того, что случится. Если что, будешь действовать по своему разумению.

— Почему, черт возьми, вы не пошлете Баттерсли? Он холостой.

— Вот именно. Прилипнет к этой бабе. А мне нужен человек дела. Ты-то уже чересчур старый, чтобы интересоваться сексом.

Этим комплиментом и завершился наш разговор.

В шесть вечера я позвонил жене и нагло и откровенно наврал ей про какое-то особое поручение комиссара. По ее тону было ясно, что она мне не поверила. Я вздохнул, повесил трубку и поехал на подземке на перекресток Бродвея и Девяносто шестой улицы.

Бетти Уосмут оказалась недоверчивой брюнеткой с прекрасной фигурой и твердым взглядом. Она впустила меня, когда я показал свой значок. Присев на край дивана и чувствуя себя очень неловко, я объяснил ей, зачем меня прислали. Что далось мне нелегко, поскольку я и сам не имел об этом ни малейшего понятия.

Однако стоило мне упомянуть имя Гарриет Мэнсфилд, как она вцепилась в меня, точно кошка.

— Где она? — завопила Бетти. — Это вы ее забрали, копы паршивые? За что? Вы не имеете права…

Я решил, что если ее припугнуть, она легче перенесет мое присутствие в квартире.

— Гарриет мертва.

Она сразу перестала кричать. Ее щеки побелели — я увидел это даже под наведенным румянцем. Она села, и твердость ее взгляда мгновенно смягчилась слезами.

— О Господи, бедная малышка. Я видела, что она чего-то боится. Но я и думать не думала…

Мне стало ее жалко. Я неуклюже наклонился и похлопал ее по плечу. Произнес с полдюжины идиотских утешительных слов и мысленно проклял Оллхофа, поставившего меня в такое неудобное положение. Через некоторое время она успокоилась и ушла в ванную. Незадолго до полуночи она появилась оттуда и предложила мне чашку кофе, на что я с радостью согласился. Мы немного поговорили. Она спросила, чего же я здесь жду, почему мне велели остаться. Я не смог просветить ее на этот счет, потому что и сам этого не знал.

Около часу ночи девушка отправилась спать. Я сидел на диване в гостиной, курил и убивал время размышлениями о том, какое отношение моя ночная вахта имеет к карлику, убитому в Гринич-Виллидже. В три часа глаза у меня начали слипаться. Накурил я — хоть топор вешай, и тишина вокруг стояла полная. Я растянулся на диване и выключил свет, чтобы дать глазам отдых.

Одному Богу известно, когда меня сморил сон. Очнулся же я от скрипа половицы. Несколько мгновений пролежал абсолютно неподвижно. И услышал во тьме тихие, крадущиеся шаги. А еще — чье-то тяжелое, напряженное дыхание.

Я опустил ноги на пол и сел. Рука моя потянулась к выключателю торшера. Но я промахнулся, и торшер с грохотом упал. В темноте что-то блеснуло. Комнату потряс звук выстрела, и мимо моего уха просвистела пуля.

Я стал на колени и попытался нащупать свой служебный револьвер. Шаги приближались ко мне. Вдруг кто-то направил прямо мне в лицо свет фонаря. Я уже было решил, что настали мои последние мгновения на этой земле. И, нагнув голову, ринулся на фонарь.

Как меня миновала вторая пуля, я и сейчас не понимаю. Я нанес отчаянный удар кулаком во тьму и попал в чью-то челюсть. Фонарь полетел на пол. Я поймал правое запястье своего врага и сжал его изо всех сил, чтобы предотвратить очередной выстрел.

Началась борьба не на жизнь, а на смерть. Я умудрился схватить его за оба запястья — правое и левое. Мы хрипели и боролись друг с другом. Неожиданно он выдернул правую руку. И с размаху опустил ствол пистолета на мой череп. Я успел только почувствовать, как у меня подогнулись колени.

Придя в сознание, я обнаружил, что Бетти Уосмут вытирает мокрым полотенцем мой окровавленный лоб. Она была бледной, и в глазах ее стоял страх.

— Я слышала шум, — сказала она, — но боялась выйти из спальни. Не хотела отправиться вслед за Гарриет. Кто это был? Что ему было нужно?

Я не имел об этом ни малейшего понятия. Встав с пола, я бережно пронес свою пульсирующую голову в ванную, немного очухался там и покинул квартиру. Я решил, что событие, которого ожидал Оллхоф, уже случилось. К нему я добрался на такси.

Оллхоф спал чутко, как кошка. Не успел я повернуть ручку двери в его спальню, как он уже проснулся. Сел на кровати, увидел у меня на голове здоровенную шишку и произнес:

— Ну что, дуралей, упустил?

Я сел и начал рассказывать. Его маленькие глазки постепенно наливались гневом. Когда я закончил, он стукнул кулаками по грязному одеялу и принялся меня поносить.

— Идиот, — зарычал он. — Тебе вошь поймать, и то ума не хватит. Ты же держал в своих корявых лапах самого убийцу!

— Какого убийцу?

— Того, что убил Дейнтли. Я сказал всем, что завтра эта девица Мэнсфилд придет ко мне с информацией. Никто не знал, что она мертва. Ночью убийца явился, чтобы ее прикончить. Он подумал, что его отравленный аспирин отчего-то не сработал. И пришел к ней в квартиру, чтобы сделать все своими руками. Я надеялся, что ты его возьмешь.

— Ну, знаете ли, — воскликнул я, защищаясь, — а почему бы вам, черт возьми, не объяснить, что у вас на уме, когда вы посылаете людей на такие задания? Откуда мне знать, что должно произойти?

Оллхоф только головой покачал. Потом вылез из постели, проковылял в другую комнату, вскарабкался на стул и включил кофеварку.

— Ладно, — сказал он. — Звони Баттерсли. Пусть идет сюда прямо сейчас. А потом вы с ним вместе нанесете несколько ранних визитов. Я хочу, чтобы вы сходили к Страуссу, Граймсу и Уорбертону.