Крестное знамение

— Спасибо, — ответила девушка шепотом, засовывая лом в желоб. — Для меня это очень много значит, сэр. Мы ведь с вами одна команда.

— Не расстраивайтесь, если вам понадобится моя помощь. Такие камни могут быть очень упрямыми. Помню, как-то в Шотландии, когда…

Громкое эхо огласило помещение — массивный камень рухнул вниз. Оба археолога не верили своим глазам — в полнейшем изумлении они смотрели друг на друга, затем перевели взгляд на гигантскую глыбу, что лежала у них под ногами.

— О Господи! — воскликнул Бойд. — Вы что, принимаете стероиды?

В предельном замешательстве профессор опустился на колени и стал рассматривать камень, буквально выскочивший из стены. Он попытался перевернуть его на бок, однако не смог сдвинуть и на дюйм.

— Во имя всех святых, ответьте мне, как вам удалось его оттуда вышибить? Он весит тонну, никак не меньше. Тонну, без всякого преувеличения!

— Не знаю. Я даже особых усилий не прикладывала. Просто засунула лом — и… вот!

Бойд понимал, что римские инженеры намного опередили свое время. И тем не менее никак не мог взять в толк, зачем им понадобилось строить стену, в которой один из камней вышибался при минимальном усилии. Возможно, подумал он, это был какой-то запасной выход на случай опасности.

— Простите, профессор.

Бойд заморгал и вновь обратил все свое внимание на ассистентку.

— Извините, дорогая, я просто задумался. Вам что-нибудь нужно?

Мария кивнула.

— Я хотела узнать, а нельзя ли нам зайти внутрь?

Лицо Бойда слегка порозовело.

— Господи! Какой я глупый! Стою и размышляю над значением проклятого камня в тот момент, когда мы находимся на грани… — Он сделал глубокий вдох. — Да, конечно, в любом случае мы должны попытаться проникнуть внутрь.

Проход был очень узкий, им едва удалось влезть в него. Протиснувшись первым, Бойд подождал, пока Мария передаст ему оборудование. Увидев ее руку, он выхватил у нее фонарь и нащупал выключатель. Нарушив покой подземелья впервые за много лет, мощный луч света разогнал темноту, выхватив из многовековой тьмы потолок с высокими сводами, яркие росписи, покрывавшие гладкие стены.

— О Боже! — воскликнул потрясенный ученый. — Всеблагой Боже!

Несколько секунд спустя сквозь проход забралась Мария с видеокамерой в руках. Она пока еще не знала, на что с таким изумлением взирает Бойд, тем не менее решила во что бы то ни стало запечатлеть это на пленку. Но как только девушка вошла внутрь потайного помещения, то настолько прониклась красотой увиденного, что в растерянности опустила камеру на пол.

— Пресвятая Мария!

Пораженная, она вертела головой, стараясь вобрать взглядом все за один раз. Сводчатый потолок был довольно типичен для древнеримской архитектуры. Такая конструкция позволяла четырем стенам помещения удерживать основной вес потолка. Несмотря на упомянутый вполне утилитарный подход, здесь — по-видимому, исключительно в эстетических целях — были воздвигнуты также четыре колонны тосканского ордера, по одной в каждом углу.

Между колоннами в нижней части потолочного свода располагались четыре фрески, изображавшие сцены из библейской истории. Главной из четырех, вне всякого сомнения, была роспись с эпизодами из жизни какого-то неизвестного святого. Вдвое больше остальных, она находилась в центре правой стены прямо за каменным алтарем.

— Что это может быть такое? — прошептала Мария.

Бойд продолжал обводить взглядом помещение, потрясенный тем, что ему все-таки удалось найти легендарное подземелье.

— Архитектурный облик комнаты практически ничем не отличается от внутреннего вида зданий, строившихся в эпоху расцвета Римской империи. Однако росписи на стенах значительно более позднего происхождения. Скорее всего пятнадцатого или шестнадцатого века. — Он замолчал на мгновение, внимательно всматриваясь во фрески.

— Мария, а они вам не кажутся знакомыми?

Мария прошла вперед, вглядываясь в изображения на стенах помещения. Она не понимала, на что намекает профессор, но это ее не смущало. Девушка рассматривала фрески, пытаясь отыскать общую нить, которая бы связывала их.

— Господи! Да, конечно, я видела их раньше! Такие же фрески в Сикстинской капелле.

— Именно! — Бойд зааплодировал. — Адам и Ева, Потоп, Ноев ковчег. Три основных сюжета Микеланджеловых росписей потолка Сикстинской капеллы. Бесспорно, здешние фрески поразительно похожи на его творения.

Мария переводила взгляд с одного изображения на другое.

— В них на самом деле чувствуется его стиль, ведь правда?

— Мне очень не хотелось бы соглашаться с вами, дорогая, до того как мы получим более основательные подтверждения, но… Я не могу не задаваться вопросом, не поучаствовал ли сам Микеланджело в их создании?..

Глаза Марии расширились.

— Вы не шутите? Вы в самом деле думаете, что они могли быть его творением?

Бойд кивнул.

— Ну подумайте, Мария. Место, где мы сейчас с вами находимся, в течение многих десятилетий служило вторым Ватиканом. Когда настало время Великой схизмы, итальянские папы попытались укрыться в Орвието. В ту эпоху церковь пребывала в таком хаосе, что Верховный совет всерьез рассматривал перспективу переноса Ватикана сюда навечно. Они чувствовали, что это единственное место, которое может гарантировать им надежную защиту.

— И если Ватикану предстоял переезд, — усмехнулась Мария, — то папы желали, чтобы их новая резиденция была украшена живописью, ни в чем не уступавшей ватиканской.

— Именно! И если папе захотелось, чтобы росписи делал Микеланджело, то у художника, естественно, особого выбора не было. Он мог лишь согласиться. — Бойд осклабился, вспомнив биографию великого мастера. — А вам известно, что Микеланджело не хотел участвовать в оформлении Сикстинской капеллы? Существует мнение, что Юлию Второму, тогдашнему папе, пришлось прибегнуть к шантажу, чтобы заставить его. Один раз его якобы избили палкой, а в другой раз папа пригрозил вообще сбросить мастера с лесов… Поведение, как вы понимаете, не вполне достойное папы.

Мария покачала головой.

— И вы полагаете, что он заставил художника создать и эти фрески тоже?

Бойд на минуту задумался.

— Если мне не изменяет память, последним папой, жившим здесь, был Климент Седьмой во времена нападения испанцев на Рим в тысяча пятьсот двадцать седьмом году. Кажется, Микеланджело занимался оформлением Сикстинской капеллы примерно лет за двадцать до того. Значит, у него было достаточно времени, чтобы сделать здесь копию своего гениального творения.

— Или, — шутливо возразила Мария, — кто-то мог написать фрески вначале здесь, а Микеланджело затем просто скопировал их в Ватикане.

Бойд не смог скрыть волнения.

— Дорогая моя, вы даже не представляете, насколько правильной может быть ваша догадка! Если фрески, которые мы видим здесь, были созданы раньше, значит, Сикстинская капелла не более чем обычное подражание. Боже! Только представьте, какой шум начнется, если выяснится, что Микеланджело — обыкновенный имитатор. Нам этого не пережить!

Мария рассмеялась, подумав, что у ее отца был бы удар, если бы он узнал, что дочь замешана в подобном деле.

— Да, в здешних фресках явно есть какой-то намек на скандал. Не так ли?

И хотя их предположение действительно отдавало скандальностью, оно бледнело по сравнению с тем, что исследователям предстояло открыть в глубинах катакомб.

Пока Мария снимала росписи на видеокамеру, доктор Бойд спустился вниз по трем ступенькам, находившимся в левой части помещения. Дойдя до последней, он повернулся направо и стал всматриваться в темноту.

К своему удивлению, профессор обнаружил открытые гробницы. Их было так много, что они терялись в глубинах длинного коридора, куда уже не проникал и луч его прожектора. Потолок поднимался на высоту более пятидесяти футов, и с обеих сторон до самого верха выстроилась сложная система ниш, построенная специально для хранения останков. Названные loculi [5]были высечены в туфовых стенах ровными рядами прямоугольников, каждый по шесть футов длиной, — как раз чтобы поместить тело.