Вскрытие показало...

– Обещаю, что позабочусь о вашей сестре...

– Вы ведь не допустите, чтобы он еще кого-нибудь убил? Вы не должны этого допускать!

Что я могла ответить?

Эбби подняла глаза – в них застыл ужас.

– Я уже ничего не понимаю. Что происходит? Я столько слышала разных домыслов! А убийства продолжаются. Я пыталась, пыталась выяснить у вас. А теперь моя сестра погибла. Я не знаю, что мы...

Как можно спокойнее я произнесла:

– Я вас не понимаю, Эбби. Что вы пытались у меня выяснить?

Она заговорила очень быстро:

– В тот вечер. Ну, на прошлой неделе. Я пыталась с вами поговорить. Но у вас был он...

До меня начало доходить. Я помрачнела:

– Какой вечер вы имеете в виду?

Эбби смутилась, будто не могла вспомнить.

– Я имею в виду среду, – ответила она наконец.

– Так это вы подъехали к моему дому, а потом сразу уехали?

Запинаясь, Эбби произнесла:

– Вы... вы были не одна.

Билл. Я вспомнила, как мы с ним стояли на освещенном крыльце. Нас было прекрасно видно, да еще машина Билла торчала у ворот. Так это была Эбби! Это Эбби подъехала к моему дому и увидела меня с Биллом. Но почему она так странно отреагировала? Чего испугалась? Такое впечатление, что у Эбби сработал животный рефлекс – настолько поспешно она погасила фары и укатила.

Эбби продолжала:

– Я кое-что знаю. Ходят слухи, что копам запрещено с вами разговаривать. И не только копам. Вроде как произошла утечка информации, и теперь все звонки переадресовываются на Эмберги. Мне было просто необходимо вас спросить! А тут все твердят, что из-за вас информация о хирурге... по делу Лори Петерсен... стала известна кому не надо. Что из-за ваших подчиненных полиция не может раскрыть эти преступления и до сих пор не поймала убийцу! – Эбби разошлась не на шутку, глаза ее злобно сверкали. – Я должна знать, правда это или нет. Должна! Мне небезразлично, что будет с моей сестрой!

Откуда она узнала о ярлыках? Явно не от Бетти. Но Бетти отсылала все образцы предметных стекол и все копии всех отчетов о лабораторных исследованиях прямиком к Эмберги. Может быть, это он рассказал Эбби? Или кто-нибудь из его подчиненных? Говорил ли Эмберги об этом Таннеру? А Биллу?

– Откуда вам это известно?

– Мне много чего известно, – ответила Эбби срывающимся голосом.

Я посмотрела на нее: лицо опухшее, несчастное. Журналистка согнулась под тяжестью скорби, а может, еще и страха.

– Эбби, – произнесла я как можно мягче, – не сомневаюсь, что вы много чего знаете. Я также не сомневаюсь в том, что половина того, что вы знаете – вранье. А если где и есть доля правды, интерпретации таковы, что я бы на вашем месте задумалась, что за цель преследуют ваши осведомители.

Эбби попыталась отвертеться.

– Я только хочу знать, правда ли то, что я слышала. Что ваш офис ответственен за утечку информации.

Я не знала, как ответить.

– Я все равно узнаю, можете не сомневаться, доктор Скарпетта. Не стоит меня недооценивать. Копы же пока лишь все портят. Вот и в тот день, когда за мной был "хвост", коп ничего не предпринял. Я уж не говорю о Лори Петерсен, которая набрала 911, а на ее звонок обратили внимание только час спустя. Когда было уже поздно!

У меня от удивления вытянулось лицо.

– И я обо всем этом напишу, – продолжала Эбби – глаза ее сверкали от слез и гнева, – и Ричмонд проклянет тот день, когда я появилась на свет. Все получат по заслугам! Уж я об этом позабочусь. А знаете почему?

Я слова не могла вымолвить.

– Потому что всем по фигу, когда женщин насилуют и убивают! Потому что те же самые ублюдки, что ведут дела об изнасилованиях, ходят в кино и смотрят фильмы об изнасилованиях, удушениях, резне. Их это, видите ли, заводит. Они и в журналах ищут такие статьи. Фантазируют, сволочи. У них, может, даже встает, когда они рассматривают фотографии с места происшествия. Я о копах говорю. Они острят на такие темы. Я сама слышала. Слышала, как они смеялись в непосредственной близости от трупа!

– Они ничего такого не имеют в виду. – В горле у меня пересохло. – Им приходится быть циничными, чтобы не сойти с ума.

На лестнице послышались шаги.

Эбби бросила быстрый взгляд на дверь, достала из сумки визитную карточку и нацарапала на ней какой-то номер.

– Пожалуйста, позвоните мне, когда все это закончится, – она перевела дух, – если у вас есть о чем мне рассказать. Вы ведь позвоните? – С этими словами Эбби вручила мне визитку. – Тут номер моего пейджера. Не знаю, где меня застанет ваш звонок. Только не в этом доме. По крайней мере в ближайшем будущем. Может быть, я вообще больше не смогу здесь жить.

Вернулся Марино.

Эбби посмотрела на него недобрым взглядом.

– Я знаю, о чем вы собираетесь спросить, – произнесла она, едва Марино закрыл за собой дверь. – И мой ответ – нет. У Хенны не было мужчины в Ричмонде. Она ни с кем не встречалась, ни с кем не спала.

Марино молча вставил в диктофон чистую кассету. И медленно поднял на Эбби глаза.

– А у вас есть мужчина, мисс Тернбулл?

Эбби аж поперхнулась. Через несколько секунд она произнесла:

– У меня есть мужчина. В Нью-Йорке. Здесь нет. Тут – только деловые отношения.

– Понятно. А что конкретно вы подразумеваете под деловыми отношениями?

– Что вы имеете в виду? – Глаза Эбби округлились от страха.

Марино некоторое время внимательно смотрел на Эбби и вдруг произнес самым обычным тоном:

– А знаете ли вы, мисс Тернбулл, что тот самый "козел" на черном "ягуаре", что был у вас на "хвосте", следит за вами уже несколько недель? Он полицейский. Сыщик. Работал раньше в отделе по борьбе с контрабандой.

Эбби недоверчиво уставилась на Марино.

– Да-да, мисс Тернбулл. Вот почему никто не придал значения вашему заявлению. Не ожидали? Я бы, конечно, занялся этим делом, если бы узнал о нем, потому что парень дал маху. В смысле, вы не должны были его засечь.

Голос Марино звучал все жестче, его слова кололи иголками.

– И этот полицейский от вас далеко не в восторге. Я, когда пять минут назад вылез из машины, вызвал его по рации и все у него выспросил. Он признался, что преследовал вас и несколько перестарался.

– Только этого не хватало! – в ужасе закричала Эбби. – Он меня преследовал, потому что я журналистка?

– Не только поэтому. Тут дело личное, мисс Тернбулл. – Марино закурил. – Помните, года два назад вы накропали статейку про полицейского из отдела по борьбе с контрабандой? Конечно, помните. Так вот, тот парень пустил себе пулю в рот из табельного револьвера, вышиб на хрен все свои мозги. Вы не можете этого не помнить. А наш с вами "хвост" был его напарником. Я думал, его, так сказать, личная заинтересованность послужит ему хорошей мотивацией. Однако она его подвела...

– Так это вы поручили ему следить за мной? – возмущенно вскричала Эбби. – Зачем?

– А я вам скажу. Раз мой человек "засветился", значит, игра окончена. Вы бы все равно вызнали, что он полицейский. Да еще и обвинение бы нам предъявили, вот хотя бы доктору Скарпетта – ее это тоже касается.

Эбби бросила на меня недоумевающий взгляд. Марино стряхнул пепел.

Затянувшись, он произнес:

– Так уж вышло, что офис судмедэкспертизы сейчас под подозрением в утечке информации в прессу – а это наводит на мысли не о ком-нибудь, а о вас, мисс Тернбулл. Кто-то влез в базу данных доктора Скарпетта. Эмберги катит бочку на нее, создает немало проблем да еще обвиняет черт-те в чем. Я лично считаю, что доктор не виновата. Я уверен, что утечки информации не имеют отношения к взлому компьютера. Наверняка кто-то влез в базу данных, чтобы все решили, будто из нее-то и получена информация. И чтобы скрыть тот факт, что единственная база данных, которую взломали, находится между ушами Билла Больца.

– Вы с ума сошли!

Марино курил, не сводя глаз с Эбби. Он наслаждался ее замешательством.

– Я не имею отношения ни к каким взломам базы данных! – кричала Эбби. – Даже если бы я знала, как взламывать компьютеры, я бы никогда, слышите, никогда, не пошла бы на такое! Просто поверить не могу! Моя сестра убита... Господи!.. – Журналистка залилась слезами. – Господи! Какое отношение все это имеет к моей Хенне?