Двенадцать шагов фанданго

Время от времени капли воды рикошетили от влажной скалы и попадали на мое лицо, находившееся на десять метров выше уровня реки. Это как бы напоминало о ее могуществе и возможностях.

«Я здесь, — шумела река, подобно официанту из Калифорнии. — Что я могу сделать для тебя этим вечером?»

Я не обращал на нее внимания, сосредоточившись на свечении кончика сигареты.

«Я быстра, прыгаю тройными прыжками. Войди в меня и предоставь мне заботу о себе!»

Кругом было много летучих мышей, они поедали насекомых, как это делают обычные и береговые ласточки или стрижи.

«Просто ляг на спину и позволь мне влиться в твои внутренности, заполнить твои легкие моей прохладой, вымыть из тебя все страхи и тревоги. Ты совсем не оглядываешься. Как насчет этой альтернативы?»

Я швырнул свой окурок в реку и проследил, как угасало его свечение, мгновенно исчезнув в шумящей бездне. Если бы все закончилось так быстро!..

«Это возможно! — уверяла река. — Я долбану тебя головой о скалу так быстро, что ты и не почувствуешь. Ты поживешь с болью и тревогой, без будущего и прошлого — всего одну секунду, в следующую секунду ты будешь свободным, но, самое главное, это великий поступок!»

Река оказалась опасной, убаюкивающей сволочью, вероятно, в справочниках должны были быть предостережения против этого. Мне хотелось выпить. Ощущая внутри себя незнакомый дискомфорт от голода, я все же откликнулся на слабое желание доказать реке, что располагаю более выгодными предложениями. Глаза уже привыкли к свету луны в полдиска, носки моих ботинок казались достаточно прочными, чтобы совершить путешествие по стене каньона. Раньше я никогда не занимался скалолазанием, но в своем счастливом прошлом мне пришлось случайно поделиться наркотическими сигаретами со скалолазами, которые покоряли горы под крепостью. В обмен на курево они снабдили меня несколькими рекомендациями. Как я помню, первое правило требовало, чтобы покоритель вершин всегда сохранял три точки соприкосновения с поверхностью. Сделав несколько глубоких и медленных вдохов, вытянувшись поперек прохладной скалы, я решил неукоснительно следовать этому разумному совету. Длинная горизонтальная трещина позволяла подниматься вверх над рекой, и я шарил в ее глубине кончиками пальцев в поисках подходящих выступов. Одновременно пытался припомнить другие советы, которые давали мне длинноволосые, честные обезьяны, перекликавшиеся на повисших веревках. Трещина расширялась, побуждала меня взбираться выше, а затем сузилась настолько, что лишь самый край носка моего ботинка мог найти какую-то опору. Удобные выступы попадались все реже, теперь я вспомнил предостережение: следует подумать перед тем, как начать восхождение. Скала выпятилась наружу, моя левая рука вытянулась так далеко от меня, что я распластался на беременном камне и перестал видеть свои ноги, хуже того, я больше не находил для них опоры. Колени начали дрожать, не от страха, но от повода к нему. Когда я попытался вслепую опереться на что-то своим правым ботинком, мой левый ботинок, приспособленный больше к танцам, чем к скалолазанию, соскользнул с опоры.

Я дрыгнул правой ногой в направлении невидимого выступа, с которого соскользнула левая нога, но промахнулся. Стремясь использовать мифический второй шанс, я сорвался и скользнул вниз по выпятившемуся камню. Падение замедлялось лишь трением пальцев о гладкую поверхность скалы. Я напрягся всеми мускулами, тщетно пытаясь обратиться в человеческую особь моллюска-блюдечка, способного цепляться за скалы, но сила притяжения влекла вниз. Падение — это погружение в неведомое. Лишь немногие люди знакомы с особенностями падения. Вопрос о том, насколько продолжительным, стремительным и фатальным может быть падение, для большинства людей существует лишь в воображении. Некоторые даже полагают, что падение убивает само по себе. Я знал людей, заглядывавших в пропасти или перегибавшихся через парапеты многоэтажных автомобильных парковок, чтобы высказать заключение: жертва падения погибает до того, как коснется земли. Это маловероятно, думал я, убивает не падение, а приземление. Лицо покрылось холодным потом, когда я понял, что ничто не сможет предотвратить моего стремительного полета вниз, что любое движение, совершенное мною в поисках зацепки для рук или ног, только ускоряет падение. По иронии судьбы этот миг олицетворял последние сорок восемь часов, и целесообразнее всего было расслабиться и свободно падать, отказать Смерти в удовольствии видеть мои мучения. Для меня же, бесхребетного субъекта, было естественно мучиться до тех пор, пока, наконец, без большой спешки я не перешел от одного предательства к другому, низвергаясь в стремнины, подобно мешку с мусором. В короткой вспышке я увидел свое падение и вспомнил правило номер три: не раскисать.

Река что-то сказала, я не разобрал что, когда, шлепнувшись вниз ногами в бурлящий поток, ушел в безмолвную тьму. Я ожидал, что подводная скала вколотит в меня ноги, прежде чем рефлекс утопленника заполнит легкие чистой, горной, весенней водой и уложит спать на дне реки. Возможно, я думал о Луизе и, вероятно, переживал неприятные ощущения от того, что невольно способствовал ее случайной гибели, но, возможно, отнесся к этому бесстрастно, поскольку не ожидал выплыть на поверхность из круговерти клокочущего водоворота стремнин. Я уперся подбородком в грудную клетку и закрыл лицо руками, когда завертелся в приглушенном гуле, отскакивая от твердых предметов и пытаясь найти что-нибудь способное восстановить силу притяжения. Я думал, что погибаю, поскольку погружался все ниже и ниже, глубже и глубже, пока в полной дезориентации не коснулся скалистого дна и не выплыл на поверхность. Здесь я снова услышал рев реки и набрал полные легкие воздуха вперемежку с водой, так как несся, отплевываясь и фыркая, в пенистом потоке. Руки колотили по воде, голова откинулась назад, предательские колени и бесполезные ноги бились без всяких болезненных ощущений о невидимые камни. Я, наконец, почувствовал, сколь холодна вода. Ее ледяные пальцы задержали мой затылок, когда он попытался снова потащить меня на дно. Я противился этому, пинал воду ногами, колотил ее руками. Открыв глаза, я увидел звезды над каньоном, перед тем как скользнуть по длинной гладкой скале и вновь окунуться в звенящую круговерть. Вода попадала в нос, заставляла меня затыкать его. Когда я снова открыл глаза, увидел, что несусь по стремнине в обратном направлении. Там, кружась над утесом, с которого я падал, выступали в сумраке ночного неба контуры чего-то черного и зловещего, похожего на грача размером с человека. Я раскрыл от удивления рот и откинулся назад, пронесся в потоке чистой воды и менее чем через секунду плюхнулся в широкую и мелководную полынью с островками из скал и песочным дном. Подвывая, как брошенный щенок, я осознал, что могу стоять на ногах, но, сделав несколько шагов по грудь в воде, упал лицом вперед и стал выкарабкиваться на ближайший пляж. Увидел что-то возвышающееся над темным кустом, когда потащился по отсвечивающему белому песку. Тяжело сел, прислонился спиной к валуну и стряхнул с волос воду. Задрожал от пережитых шока и холода. Выжил я, но не мои сигареты, и это очень, очень огорчало.

16

Я поднялся и приготовился идти. Местность была мне знакома: Лаго-де-Криста, некогда живописное место, посещаемое влюбленными подростками и накурившимися марихуаны однодневными туристами. Оно известно сегодня по прозвищу «много кофе с молоком». Хотя больше напоминало чашку холодного кофе с плавающим в нем Окурком. От дороги до озера лежал немалый путь, но в доброй компании и с хорошими возбуждающими средствами прогулка стоила того, давала возможность провести содержательный день на природе. Девушек поили и раздевали, парни бравировали искусством нырять в воду между скалами и водопадом, который питал озеро, — тем самым водопадом, с дрожью осознал я, по которому только что спустился сюда. Я не слышал, чтобы кто-нибудь когда-нибудь предпринимал попытку окунуться в этот бурлящий поток. По иронии судьбы мне, самому робкому из всех, суждено было стать первым. Прошлым летом я обсуждал здесь с Хенриком и его приятелями возможность съехать по водопаду на автомобильной камере. Помню, с каким воодушевлением доказывал, что сделал бы это, если бы не моя пораненная рука. Дурачок не верил: падение в одиночку, утверждал он, погубит меня, сила падающей воды затянет водоворотом мое искалеченное тело на дно полыньи, как кота в стиральной машине, и все будет кончено. Его приятели согласились с ним, утверждая, что я отброшу копыта еще до того, как коснусь дна. Меня пробрала дрожь. Они были не правы, но, вероятно, никогда не узнают об этом. Я с трудом прошелся по краю коричневой полыньи, перешагивая через остатки костров и сокрушая десятки обломков скальной породы, которые были доступны моему близорукому случайному взгляду. Какой-то олух притащил сюда сиденье от заброшенного в трех километрах «вольво» и установил напротив водопада.