Миланский черт

— Вы имеете в виду в материальном отношении?

— Да.

— В материальном — нет, а во всех остальных — да.

Барбара Петерс помедлила немного, прежде чем задать следующий вопрос.

— Вы в эти годы повышали свой профессиональный уровень?

— Вы имеете в виду, не утратила ли я свои профессиональные навыки?

— Да.

— Это уже в связи с условиями оплаты?

— Да.

— Ну, для университетской клиники я, возможно, не в лучшей форме…

— А для велнес-отеля вполне?

— Совершенно верно.

Барбара Петерс опять одарила ее своей очаровательной улыбкой.

— Теперь ваша очередь.

— У вас есть фото или проспекты отеля?

Фрау Петерс встала, подошла к письменному столу и взяла чертежную папку с несколькими макетами рекламного проспекта отеля. На обложке каждого из них красовалось некое подобие средневекового замка с двумя башнями из натурального камня и крышей сложной конфигурации — с острыми фронтонами, высокими каминными трубами и остроконечными зубцами. Фасады украшали стрельчатые готические окна, затейливые эркеры, бойницы и балконы на головокружительной высоте. Все это казалось материальным воплощением рисунка, выполненного сто лет назад выздоравливающим после долгой болезни мальчиком.

Самым примечательным в этом архитектурном образе была некая конструкция из стали и стекла, вклинившаяся в левый фасад строения так, словно в «замок» врезался космический корабль.

— Отель «Гамандер», — с гордостью и в то же время с иронией пояснила Барбара Петерс.

— Получили в наследство? — спросила Соня, не придумав ничего другого.

— Нет. Купила. Купила, отремонтировала и расширила.

Соне хотелось спросить: «Зачем?» Если бы у нее самой были деньги, которых хватило бы на приобретение отеля, она нашла бы им тысячу других применений. Покупать отель ей бы и в голову не пришло.

— Пристройка и есть велнес-центр?

— Да. Спортивный бассейн, термальный бассейн, римско-ирландские ванны, сауна, гидромассажный бассейн, фитнес, солярий, массаж… Все, что только можно придумать в этой области.

— Лечебные грязи?

— И лечебные грязи тоже.

Соня взяла и полистала один из макетов проспекта. Скорее от смущения, чем из любопытства.

— Какой, на ваш вкус, интереснее?

— Вы имеете в виду макет?

Барбара Петерс кивнула.

— Если честно, то никакой.

— Вы успешно прошли испытание! — рассмеялась хозяйка. — Я беру вас.

Минут пятнадцать они обсуждали условия. Когда они уже в принципе обо всем договорились, Соня сказала:

— Но у меня волнистый попугай. Вы ничего не имеете против?

— Ненавижу птиц.

Судя по ее лицу, она и не думала шутить.

Соня вздохнула и встала с кресла.

— Жаль. В этом вопросе любые компромиссы для меня исключаются.

Барбара Петерс медлила с решением.

— А он громко кричит?

— Только когда включают пылесос.

— И вы будете держать его в комнате?

— Конечно.

— Если не ошибаюсь, волнистые попугаи, кажется, подвержены этой заразной болезни… как ее? Пситтакозу?

— Не больше, чем голуби.

— Голубей я тоже ненавижу.

— Ну, как я уже сказала, на компромиссы я не готова. Вопрос о моем Паваротти можно сразу закрыть.

— Паваротти? Это потому что он такой же горластый?

— Нет, потому что такой же толстый.

Новая начальница Сони рассмеялась.

— Ладно, берите своего долбаного попугая с собой.

Так Паваротти чуть было не повредил карьерному росту своей хозяйки.

Три часа дня, и уже почти темно. Аспидное небо, навалившись на город, кропило измученных непогодой прохожих смесью из дождя и снега. Апрель не оправдывал своей репутации непредсказуемого месяца: до сих пор он являл пример редкой устойчивости погоды. Неизменно паршивой.

Соня купила у отчаявшегося бедолаги из страны, где однозначно должно быть гораздо больше солнца, журнал, посвященный безработным, — наверняка уже пятый или шестой по счету экземпляр одного и того же номера — и вошла в универмаг. Она была единственной покупательницей, шагавшей через сверкающий отдел парфюмерии, мимо ярко накрашенных продавщиц. Они выглядели не намного оптимистичней безработного торговца журналами у входа в универмаг.

Соня договорилась встретиться с Малу перед таиландским буфетом в продуктовом отделе. Поскольку в это время там почти не бывает народа и можно спокойно поговорить, — сказала Малу. Но Соня подозревала, что место и время встречи было обусловлено распорядком дня и актуальным финансовым положением ее подруги.

Соня еще издалека увидела, что Малу уже ждет ее.

Малу, высокая, громогласная блондинка, питавшая слабость к розовому и фиолетовому цветам, была единственным человеком из ее прежней жизни, с которым она сохранила контакт. Вообще-то, ее звали Врени, и она умудрилась поочередно побывать в любовницах у трех мужчин из круга знакомых Фредерика и не вылететь из этого круга. Соня всегда восхищалась ее непотопляемостью. Не потому, что она испытывала желание проделать нечто подобное (ей вполне хватило и одного представителя данной породы). Ее восхищала способность Малу плевать с высокой колокольни на традиции и условности этих людей и при этом заставлять их если не уважать ее, то хотя бы считаться с ней.

К тому же Малу была единственным человеком, который не начал относиться к ней как к прокаженной, после того как она порвала с Фредериком. Они, как и прежде, встречались, чтобы вместе пообедать или поужинать, и именно Малу приобщила ее к клубной жизни города. Малу всегда считала, что у женщины должна быть личная жизнь. Особенно если она уже «занята».

Поэтому Малу первой узнала о планах Сони. Ее решение она не одобрила.

— Ты помнишь, что я тебе говорила? Ни шагу назад!

— Сегодняшняя моя жизнь меня не устраивает.

Она рассказала ей о своих психоделических приключениях.

— Значит, ты обоняла цвета и видела голоса? И ты еще жалуешься? Дай мне адрес этого типа.

— Малу, это были не самые приятные ощущения.

— Допустим. Но это еще не повод похоронить себя заживо.

— А я и не собираюсь хоронить себя, я, наоборот, хочу воскреснуть. Горы, чистый воздух, солнце, целый день — в аквапарке!

— Аквапарк будет для других. А ты будешь массировать дряблые задницы.

— Я физиотерапевт, а не массажистка.

— Соня, не доставляй ему этого удовольствия! С какой стати ты должна отсюда уезжать?

— Пока я не уеду, до него не дойдет, что я к нему не вернусь.

— Ты ничего не понимаешь в мужчинах. Ему и не нужно, чтобы ты возвращалась. Он просто хочет, чтобы не ты его бросила, а он тебя. Поверь мудрой старухе.

«Старухой» Малу стала называть себя после того, как не отметила свой сороковой день рождения. Полгода назад.

— Я предпочитаю быть подальше от него, когда его выпустят.

— Его еще не скоро выпустят.

— Дольше, чем положено, его держать не будут.

— Он же душевнобольной. Он опасен для общества.

— Всего лишь для одной крохотной части общества — для меня.

Молодая таиландка в шелковой блузке со стоячим воротником принесла Сонин суп «Том Янг Кунг». Соня наклонилась к чашке и понюхала, потом попробовала. Суп имел красно-желтый запах, напоминающий острую спираль.

— Что-то не так? — озабоченно спросила Малу.

Это она посоветовала Соне взять суп «Том Янг Кунг», а себе заказала сатэ.

Соня погрузила фарфоровую ложку в суп, подождала, пока жидкость немного остынет, и попробовала. У нее было ощущение, как будто она проглотила горящий бенгальский огонь. Серебряные искры, заполнившие ее рот, с шипением гасли на языке. Из глаз у нее брызнули слезы.

— Что, такой острый? — удивилась Малу.

Соня кивнула и принялась медленно и сосредоточенно есть суп. Но слезы текли не переставая.

— Все еще суп? — поинтересовалась Малу.

— Все еще жизнь… — ответила Соня.

— Может, ты и права. Может, тебе и в самом деле лучше уехать отсюда.

Уже прощаясь, Малу спросила: