Жопа

Тем временем солдатики приволокли в ангар столик, расставили на нем выпивку и закуску, и Сталкер понял, что придется, вдобавок, терпеть присутствие на съёмках Федорчука. Оставалось одно — поскорее отснять все, что можно, а прочие сцены «добить» уже в студии. Дядя Вася врубил свет и взял камеру. Сталкер приготовился снимать средние планы. Светка разделась и вскарабкалась на танк. Мишка, облачённый в форму с сержантскими лычками, полез вслед за ней и свалился. Федорчук загоготал.

— Гриша, — позвал Сталкер, — уйми офицера. А то я в него чем-нибудь кину.

Худо-бедно, но эту сцену отсняли. Дальше по плану следовал эпизод, почему-то считавшийся самым смешным. Механик, заснувший в танке, пытается выбраться наружу и не может открыть люк, прижатый Светкиным задом. Когда же это ему удаётся, он видит прямо перед своим носом влагалище и с криком: «Ой, мама!» проваливается обратно.

Но тут возникла неожиданная проблема. Несмотря на водку, полковник Коля наотрез отказался выделить на роль механика кого-нибудь из своих.

— А вдруг его опознают? — загремел он. — Вы что, хотите мою часть опозорить?!

Юрка и Сталкер переглянулись.

— Сталкер! — умоляюще сказал Юрка. — Снимем одной камерой.

— Подожди, приму допинг, — ответил тот, выколупывая из упаковки остатки таблеток. После чего с отвращением стал натягивать промасленную «хэбэшку».

И всё б ничего, не окажись «хэбэшка» размеров на пять больше, чем надо. Каковое зрелище привело Федорчука в состояние, близкое к истерике.

— Вот это чмырь! — снова загоготал он, тыча в Сталкера пальцем. Этого Сталкер уже не вынес.

— Не заткнешься — врежу, — негромко сказал он, приближаясь к Федорчуку.

Федорчук побагровел и вскочил, опрокинув столик. Гриша вцепился в полковника Колю, Юрка — в Сталкера.

— Чмо штатское! — орал Федорчук.

— Хамло армейское! — орал Сталкер.

— Хреновина! — прокомментировал Дядя Вася.

Инцидент кое-как замяли, точнее, залили водкой.

После чего пьяный Сталкер вполне натурально рухнул в люк и вылезть без посторонней помощи оказался не в силах. Зато когда его вынули-таки из танка, начал кричать, что, мол, сценарии он сляпал, а от дальнейшего участия в съемках этого грёбаного фильма устраняется. Федорчук бубнил в ухо Грише, что будь — он директором студии — моментально навёл бы порядок.

Собрали аппаратуру, погрузились, поехали.

— Кого куда? — спросил Дядя Вася.

— Завезите меня домой, — жалобно попросил Юрка.

— Ну и денёк сегодня выдался!

И достал из кармана припрятанный хот-дог.

— Юрка, скажи Любке, чтобы достала мне ещё упаковочку, — неожиданно протрезвел Сталкер. — Только лучше не «транков», а циклодола. С него пишется лучше.

3

У нормальных людей похмелье выглядит по-разному — кто-то пьёт воду из-под крана, кто-то — пиво, кто-то лезет под душ или просто лежит и стонет. Володю-Сталкера едва ли можно было причислить к лику нормальных людей, поэтому и похмелье у него проявлялось ненормально. Проснувшись в четыре часа утра и ещё не успев толком протрезветь, Сталкер, охваченный идеей своего гениального сценария, схватился за пишущую машинку.

Машинка была электрической, называлась «Ятрань» (в Сталкеровском варианте — «Едрень») и, судя по звукам, производимым ею, являла собой гибрид трактора и пулемёта. Стой она в квартире, все соседи давно повскакивали бы с постелей и застучали, чем придется, в стены и по батареям. Но подвал, где помещалась студия, был хорошо звукоизолирован, и «едреневый» грохот мог разбудить разве что спавшего в «офисе» Витьку-охранника. Но Витьку вряд ли бы разбудило даже прямое попадание фугасного снаряда.

Вышеозначенный подвал Гриша выбил явно не без Папиной помощи и с его же помощью зарегистрировал коммерческое предприятие, официально именуемое студией по производству рекламных роликов. Излишне упоминать, что ни единого рекламного ролика студия за год не произвела и в дальнейшем производить не собиралась. Что же касается подвала, то он имел давнюю историю, богатую неожиданными перевоплощениями и всевозможным трахом. Спроектирован он был под бомбоубежище, но после стал обиталищем сантехников, которые держали там свои запасные вентили, шланги и разводные ключи, а также трахали время от времени знаменитую Марго, торговавшую у «Гастронома» гнилой картошкой и пережжёнными семечками. Затем сантехники куда-то девались, и их место заняли бомжи. Кого трахали эти, неизвестно. Бомжей выгнала милиция, и какое-то время подвал оставался необитаемым. Но вскоре в нем обосновались подростки — они нюхали клей «Момент», пили портвейн и трахали своих ровесниц. После того, как одну из них оттрахали без её на то согласия, а кто-то из трахателей задохнулся в мешке, прикрыли и эту «малину». Спустя пару месяцев некий предприимчивый деятель устроил в подвале шейпинг-зал, быстро мутировавший в бордель, где трахали друг друга все, кому не лень. Слухи про массовый шейпинг-трах просочились к властям, и власти положили конец спортивно-сексуальному раздолью. Но тут возник Гриша, осенённый Папиной волосатой дланью, и подвальный трах двинулся по пути превращения из аморального времяпрепровождения в высокое искусство.

Собственно, студия занимала не весь подвал. Так называемый «офис», в котором круглосуточно спал бронелобый и пуленепробиваемый Витька, аппаратная, монтажная, склад и съёмочные павильоны составляли обитаемую часть подвала. А за ней простирались обширные подвальные области, лишённые света и вентиляции, где годами не ступала нога человека. Ступив же, эта самая нога оказывалась по колено в застоявшейся ржавой воде, окруженная мраком, хламом и крысами, после чего, разумеется, стремилась поскорее оттуда убраться. Сталкер, оправдывая свое прозвище, напялил как-то болотные сапоги, вооружился фонариком и отправился в путешествие. Бродил он часа три и, вернувшись, сообщил, что подвал, судя по всему, располагается чуть ли не подо всем кварталом, и он едва в нём не заблудился. В качестве трофеев Сталкер принёс заплесневевший противогаз, жестяной чайник и нож с наборной ручкой и явными следами крови. Еще он рассказал, что наткнулся на человеческий скелет, чему Юрка и Гриша не поверили. Светка ойкнула, а Федя предложил переключиться с «порнухи» на фильмы ужасов.

Но всё это было с полгода назад, а сейчас Сталкер с такой же методичностью исследовал загадочную душу придуманной им маньячки. Периодически грохот машинки сменялся шагами взад-вперед, лязгом чифирной кружки и бормотанием — Володя имел привычку перечитывать написанное вслух. Впрочем, часам к восьми Сталкер в полной мере ощутил всю тяжесть и пагубность колёсно-водочных коктейлей. Грохот и бормотание смолкли — он повалился на свой матрас, поняв, что не в силах больше не то что писать, а даже доползти до «офиса», разбудить Витьку и попросить того сбегать за опохмелкой.

Спасение пришло в лице Феди, решившего в кои-то веки нарисоваться. Он вошел, волоча в одной руке кожаный «дипломат», а в другой — боевое оружие тележурналиста, побывавший во множестве переделок обшарпанный «Панасоник девять пятьсот».

— Творишь? — спросил Федя, ставя камеру рядом с «Едренью». — Опять на колёсах?

— Последние вчера доел, — простонал с матраса Сталкер. Закатал с водкой, и теперь мне херово. Тебя-то вчера где носило?

— Снимал движение за регистрацию браков между «голубыми». Значит, выходит, я — посланец богов. Гермес-опохмелитель. Сейчас будем пить джин.

Сталкеру, впрочем, было сейчас все равно — что джин, что стеклоочиститель. Он только вяло поинтересовался:

— Где взял?

— Педики подарили. За освещение их общественной деятельности. В этом доме стаканы есть?

— В этом доме есть всё, кроме любви и счастья. Наливай. За педиков!

Полстакана джина Сталкер проглотил, как микстуру.

— Ну, как? — спросил Федя.

— Не знаю пока. Вроде, легчает.

— Да я не про тебя! Я про джин!

— Да ничего — пить можно.

Впрочем, минут через пять Сталкер понял, что джин и впрямь — штука классная, великолепно исполняющая роль живой воды. Прикуривая одну от одной и бегая из угла в угол, он вдохновенно пересказывал Феде свой недописанный сценарий.