Жопа

А еще у Гриши был Папа. К родному Гришиному отцу, которого Гриша никогда не знал, Папа, разумеется, не имел никакого отношения и, вообще, являлся личностью загадочной. По отрывочным сведениям можно было судить, что у Папы водятся денежки, и, самое главное, есть то, что в просторечии называется «очень мохнатой лапой». Отрывочность же информации о Папе обуславливалась тем, что, кроме Гриши, никто из студийщиков Папу в глаза не видел, и одно время на студии даже стали сомневаться в самом факте папиного существования. Но Федя, как парень дотошный и, к тому же, журналист, провел небольшое расследование, после чего объявил, что Папа, похоже, всё-таки существует. В конце концов, Федя и Сталкер, обсудив эту тему, пришли к коллективному выводу, что у Папы есть общая черта с господом богом — и в того, и в другого можно верить, а можно не верить, и ни черта от этого не меняется.

— Ладно, ребята, — сказал Сан Саныч, вставая. — Желаю творческих успехов. Кстати, у вас ведь грядет юбилей? Как отмечать будете?

— А это уж как наш порнобосс расщедрится, — ответил Юрка. — А щедрость его просто неизмерима — выставит ящик пива на всех, вот и весь юбилей.

— Да уж, скуповат ваш босс! — засмеялся Сан Саныч. Под «боссом», естественно, подразумевался Гриша. — Я вам завтра с шофёром пришлю пару коробок шампанского — надеюсь, нам ещё долго вместе работать.

Он направился к выходу и едва не столкнулся в дверях с заходящим Гришей. Народная мудрость гласит, что на помине легки черти и дураки, порнобоссы, наверное, тоже.

— Ой, Сан Саныч, здрасьте! — смущенно пробормотал Гриша. И постарался сгладить неловкость шуткой.

— После беседы с Федорчуком так и подмывает вместо нормальных слов рявкнуть: «Здравия желаю!». Юрка, Сталкер, хватайте Федю, Светку, Мишку — поехали снимать «Солдатскую любовь». С Федорчуком я договорился, и Дядя Вася уже ждет.

— А танк будет? — спросил Сталкер. — Мне танк нужен!

— Да все тебе будет! И ангар, и танк, и массовка — я Федорчуку ящик водки поставил!

— А у нас оператора опять нет, — пробурчал Юрка.

— Как — нет?! — завопил Гриша.

— Как обычно — жестокая классика.

«Жестокая классика» заключалась в том, что оператором был Федя, а Федя обладал потрясающей способностью отсутствовать именно тогда, когда в нём была необходимость. А ещё он непременно попадал во всевозможные истории. Очкастый, патлатый и щуплый Федя отличался редкой страстью к приключениям и абсолютной атрофией инстинкта самосохранения. В самый разгар работы он мог неожиданно схватить камеру и умчаться снимать какой-нибудь разгон митинга, пикет возле следственного изолятора или что-нибудь ещё из числа событий такого рода. Нередко это заканчивалось тем, что Феде разбивали камеру, морду и голову, или он сам разбивал машину, садясь за руль в состоянии, близком к полному нестоянию. Через несколько дней Федины следы обнаруживались то в вытрезвителе, то в травматологии, то в психушке, а то и в далёком сибирском городе — в тысяче с лишним километров от места происшествия. Как его туда занесло, Федя, конечно же, не помнил.

Сначала Федя был всем — сценаристом, оператором, режиссёром, актёром и так далее. И цены б ему не было, если б не его патологическая ненадёжность. Тогда Гриша нашёл Юрку. Юрка оказался полной Фединой противоположностью — он был на редкость надёжен и безотказен, зато страдал отсутствием творческих идей. Когда же Федя исчез в очередной раз, а Юрка заявил, что снимать может только по готовому сценарию, Гриша был готов впасть в отчаяние. Но тут появился Сталкер.

Появился он со своей чифирной плиткой и горой грандиозных замыслов. И поселился в студии, поскольку с квартиры его выгнали за неуплату и буйное поведение в пьяном виде. К этому времени вернулся блудный Федя. «О, господи!» — застонал Гриша. — «Был один шизик — стало два шизика!». Сперва шизики чуть не подрались, потом напились и помирились, и Гриша, зайдя как-то вечером на студию, застал такую картину — психопатическая парочка сидит в обнимку на полу, в окружении толпы пустых бутылок, и в две пьяные глотки орёт: «Ком он, бэби, лайт май фай-е-эр!». Тогда Гриша и понял, что с такой командой спокойной жизни ему не видать.

— Сталкер, придётся тебе снимать второй камерой, — распорядился «порнобосс». — Первым оператором будет Дядя Вася. Единственный нормальный человек среди вас всех!

— Ты, Гриша, халявщик, — сказал Сталкер. — Хочешь, чтобы я ещё и за оператора бесплатно вкалывал?

— Выпишу я тебе премиальные. Да хватит уже сидеть! Отклеивайте жопы от кресел, и поехали! «Звёзды»-то наши хоть здесь?.

— Здесь — куда они денутся! — Юрка неохотно поднялся.

— Только им другое название больше подходит — которое со «звёздами» созвучно, — пробурчал Сталкер. — Особенно Светке. Да и Мишке — тоже.

— А ты вообще наркоман! — входя в монтажную, ответил Мишка. Их отношения окончательно испортились в тот день, когда во время совместного водкопития Мишка решил было поухаживать за Сталкером и очень обиделся на то, что Сталкер его ухаживаний не оценил.

И тут не выдержал Гриша:

— Заткнитесь оба! Достали лаяться! Между прочим, машина ждет.

2

Не прекращая препираться, они загрузились в «ГАЗель». Дядя Вася сел за руль, Гриша — рядом с ним, остальные, то есть Юрка, Сталкер, Мишка и Светка, расположились сзади. Но не успели проехать и квартала, как заканючил Юрка, требуя остановиться на углу.

— Черт бы тебя драл с твоими хот-догами! — выругался Гриша. — Работнички! Один непрерывно «колёса» жрёт, другой — хот-доги трескает!

— Когда я нервничаю, пища меня успокаивает, — заявил Юрка.

— Дядя Вася, притормози. Тогда уж, обжора, бери на всех.

— Что я — Рокфеллер? Деньги давай!

Гриша полез в карман.

— На этого гения можешь не брать — он всё равно одними транквилизаторами питается. И чифиром запивает.

Сталкер завопил, что это дискриминация. Светка хихикнула, Мишка заржал, а Дядя Вася заметил: «Во, какая хреновина!». Юрка выскочил из машины и потрусил к ларькам. Отсутствовал он довольно долго, и Гриша высказал предположение, что Юрка в данный момент стоит у ларька и лопает пищу богов в одно рыло, то бишь, в своё. Предположение не оправдалось. Пару хот-догов Юрка, возможно, и сожрал по пути, но остальные донёс. Наконец, под Гришину ругань, Юркино чавканье и Мишкино ржание они тронулись с места и покатили в сторону танковой части номер какой-то там, где на правах самодержца царил полковник Коля Федорчук.

Полковник Коля Федорчук был, что называется, «настоящий полковник». Дородный и обстоятельный, он обладал низким раскатистым голосом и всем своим видом излучал добродушие, которое, впрочем, было поддельным. Личный состав части не раз имел удовольствие наблюдать, как полковник Коля собственноручно лупит по мордасам не только солдат, но и офицеров. А однажды, по слухам, в бытность свою майором он загнул раком и поимел в зад какого-то лейтенанта.

На этот раз добродушие просто пёрло из него через все дыры — как видно, сделал свое дело Гришин ящик водки. Федорчук лично провёл съемочную группу в ангар, где обнаружились и танк, и несколько комплектов обмундирования, и трое солдатиков в роли подсобных рабочих.

— Вот что, Гриша, — пока твои пашут, мы с тобой водочки попьём.

Сталкер матюгнулся. Во-первых, Федорчук вызывал в нем неодолимое раздражение, во-вторых, этот фильм Сталкер попросту ненавидел. Сценарий он написал, пойдя на поводу у Юрки и Гриши, требовавших, чтобы он, наконец, состряпал что-нибудь смешное. Сталкер засел за машинку и в итоге родил столь совершенный шедевр идиотизма, на какой только был способен — предприимчивая проститутка пробиралась в расположение воинской части, поочерёдно имела весь личный состав, и часть превращалась в бордель. После чего, ободрённые успехом соратницы, туда переселялись все проститутки города.

Втайне Сталкер надеялся, что такую ахинею даже Гриша с Юркой снимать не согласятся, но те, к его ужасу, пришли от сценария в дикий восторг. Юрка стал размышлять, где же они достанут такую пропасть блядей, а Гриша помчался к Федорчуку, с которым его связывала какая-то тёмная деятельность.