Перекрёстный огонь

Значит, это мог быть либо член семьи Курата, либо кто-то из близких, имеющих свободный доступ в дом. Да, по всем прикидкам круг подозреваемых намечался довольно широкий.

Как ограничить этот круг? Где произошли остальные десять возгораний? Четыре в классе, одно на школьной площадке, три на улице, одно в библиотеке и еще одно в приемном покое больницы. Разброс большой. Можно было бы допустить, что все они никак не связаны между собой, если бы не присутствие Каори Курата во всех десяти случаях…

Выходит, в центре круга подозреваемых оказывается Каори. Значит, она либо устроила все возгорания сама, либо служила их мишенью. Даже оставив в стороне вопрос о том, стремился ли поджигатель ранить девочку или направить на нее подозрение, можно утверждать наверняка, что он входил в этот тесный круг, совершенно незнакомый Тикако. Да и в других отношениях это дело существенно отличается от привычных ей.

Поджог всегда обусловлен местом. Он тем и отличается от других тяжких преступлений, что его нельзя совершить без определенных условий. Прежде всего личность преступника должна быть связана с местом преступления, а уже затем с мотивом — все это должно совместиться, чтобы совершение поджога оказалось возможным.

Суть не в том, что личность, склонная к поджигательству, совершает поджог, когда встречает что-нибудь, что легко загорается. Конечно, какие-то территории, например бесхозная свалка или строительная площадка с огнеопасными веществами, сваленными в беспорядке, сильно искушают психически неустойчивого человека, который может получать облегчение или сексуальное удовольствие при виде пожара. Но это всего лишь территории, а не значимые места. По мысли Тикако, значение имела прежде всего атмосфера места — будь то дом или общественное здание, — которая каким-то образом заставляла совершать поджог.

Даже в случаях с личностями, имеющими нездоровую тягу к поджигательству, на допросах всегда выяснялось, что они выбирают для поджога места по определенному принципу. Тикако вспомнила свое первое дело в отделе расследования поджогов, связанное с пожарами, устроенными женщиной в возрасте сорока с лишним лет. Ее муж начал погуливать на стороне, и от ощущения неустойчивости семьи у женщины развился невроз. А тут еще и сын уехал из дому, поступив в какой-то отдаленный университет. Женщина осталась одна, предоставленная самой себе и своим переживаниям. Однажды в каком-то телесериале она увидела сцену пожара, и это облегчило ее душевную боль. Тогда ей пришло в голову, что она может снимать напряжение, глядя на пожар. И так она совершила шесть поджогов.

Все они устраивались в пределах двух километров от ее дома, и объектами послужили частные дома на одну семью, построенные в течение последних пяти лет. Этот район в основном застраивался во времена строительного бума семидесятых и восьмидесятых годов. Позже там начали строить новые здания с применением современных материалов и методов, по сравнению с которыми старые дома смотрелись обшарпанными и старомодными.

На допросах выяснилось, что даже сама женщина не понимает, почему она выбирает для поджога именно новые дома. Она давала смутные объяснения вроде: «Я почему-то выбрала именно этот дом» или «Мне было все равно, просто хотелось посмотреть на пожар».

Тикако побывала на всех местах преступления и под конец осмотрела дом, где жила преступница. Полученный ее мужем по наследству от родителей, дом оказался обветшавшим деревянным двухэтажным строением со множеством уродливых пристроек. Тикако вернулась в камеру для допросов и сумела разговорить женщину, расспрашивая ее об этом доме:

— Дом очаровательный, но довольно старый, так? Вы с мужем обсуждали возможность перестройки?

Наконец все прояснилось. Много лет женщина копила сбережения именно для этой цели. Она совмещала несколько низкооплачиваемых должностей, а каждую иену своего скудного ежемесячного заработка относила в банк, чтобы накопить на строительство нового дома на своем участке.

— Но эти деньги… муж все растратил без моего ведома. На счете было около пяти миллионов иен, но к тому моменту, когда я заметила, что муж пользуется этими деньгами, от них почти ничего не осталось.

— На что же они ушли?

— Прелюбодеяние недешево обходится, разве нет? Насколько я знаю, любовные приключения — дорогое удовольствие.

При опросе мужа мнение Тикако подтвердилось. Он тогда уже начал бракоразводный процесс и отказывался сотрудничать со следствием. Вины своей в случившемся он не признавал и требовал объяснить, почему он не имеет права тратить собственные деньги.

Тикако еще раз прошлась по местам поджога. Все возгорания оказались незначительными: слегка опаленная стена или костер из старых газет на заднем дворе; все дома уже были отремонтированы и выглядели как новенькие. Глядя на эти дома с их цветочными клумбами и эркерами, Тикако поняла, что должна была чувствовать при виде их убитая горем поджигательница, теперь не поднимающая глаз в камере для допросов.

Это несправедливо. Муж развлекается с очередной любовницей. Сын устраивает собственную жизнь. Она осталась ни с чем. Все, что у нее когда-то было, она отдала семье и ребенку. И теперь повсюду она видела новые красивые дома, олицетворяющие счастливые, дружные семьи, — все, что она так хотела обрести и не обрела. И она поджигала их. Это был очистительный огонь, уничтожающий несправедливость.

Даже как орудие преступления огонь остается по-своему священным. Сжигая труп, чтобы скрыть следы преступления, убийца словно подсознательно надеется, что огонь совершит обряд очищения, как будто ничего и не произошло. Ошибка исправлена. Несправедливость устранена. Все обратилось в пепел под воздействием очистительного пламени, наступило умиротворение.

Эти размышления вернули Тикако к череде «необъяснимых» возгораний. Использование огня в Аракава-парке и в трех последних происшествиях как раз и наводило ее на мысль об отмщении, возмездии, каре. Наказание всегда окрашено в цвета пламени.

— Детектив Исидзу, мы на месте.

Тикако очнулась при звуке голоса Митико. Лифт остановился, двери открылись. Митико первой вышла в коридор, отделанный плиткой светло-кирпичного цвета, и остановилась у внушительного вида дубовой двери. Она нажала кнопку переговорного устройства и услышала приветствие:

— Доброе утро! Пожалуйста, входите, дверь открыта.

Тикако бесшумно перевела дыхание.

Митико толкнула дверь и не успела произнести «здравствуйте», как из глубины помещения за дверью к ней устремилось что-то солнечно-желтое. От неожиданности она отступила на два-три шага, но тут же со смехом опомнилась, а золотистый вихрь замер.

— Каори-тян!

— Удивились, да?

К Митико бросилась на шею девочка в ярко-желтом свитере и джинсовой юбочке, ростом едва достававшая ей до груди.

— Вы опоздали!

— Ой-ой, извини! Но ведь всего-то минут на пятнадцать, а?

— А вот и нет, больше! — Девочка сверилась с часами на запястье. — На целых восемнадцать минут!

Митико изобразила на лице отчаяние.

— О-о! Я очень сожалею. Пожалуйста, прости нас!

И тут девочка заметила Тикако. Та еще не вошла и, стоя в дверях, наблюдала, как Каори обнимает Митико и по-щенячьи ластится к ней. Все еще обнимая Митико за талию, девочка обратилась к Тикако:

— А вы кто? — И уж совсем резко добавила: — Вы зачем пришли?

Все это время Тикако улыбалась, но в голосе Каори звучали такие интонации, что улыбка на лице детектива застыла.

— Госпожа Кинута, кто это? — настойчиво спрашивала девочка.

Митико торопливо выпрямилась, отводя руки девочки от своей талии и оборачиваясь к Тикако.

— О, какая я неловкая, простите! Детектив Исидзу, это Каори Курата, — сказала Митико, обнимая девочку за плечи.

— Привет, меня зовут Тикако Исидзу, очень рада познакомиться. — Тикако изо всех сил улыбалась.

Выражение лица Каори, однако, не изменилось. Она прижалась к Митико и, неприязненно глядя на Тикако, спросила:

— Что онатут делает?