Гробовое молчание

— А знаешь, что самое странное? — спросила Джейн. — За два года до этого похитили дочь еще одного погибшего. Официанта. Она пропала по дороге из школы домой.

— Да ладно! Я этого не знал. — Корсак обдумал новую информацию. — Поразительно. Волей-неволей начинаешь думать, что это не просто совпадение.

— Одна из последних фраз, сказанных мне детективом Ингерсоллом по телефону, касалась девочек. «Речь о том, что случилось с теми девочками». Вот что он сказал.

— С теми двумя девочками? Или с какими-то другими?

— Не знаю.

Корсак покачал головой.

— Столько лет прошло, а мы опять думаем о них. Жутко осознавать, что сейчас, возможно, от них остались одни скелеты. — Он помолчал. — Но сегодня вечером мне хочется думать совсем не об этом. Давай нальем вина.

— А я думала, ты любитель пива.

— Твоя мамка обратила меня. Знаешь, в любом случае вино лучше действует на мой старый мотор. — Он встал из кресла. — Пора поговорить о чем-нибудь радостном, верно?

Только не о мертвецах, подумала Джейн. Не о массовых убийствах и не о похищенных девочках. Но когда в дом вошел Габриэль, державший Реджину за ее крохотную ручку, Джейн снова подумала о Шарлотте Дион и Лоре Фан. Она помогла маме отнести блюда на стол. Это была целая череда все более и более впечатляющих кушаний. Хрустящая жареная картошка. Зеленая фасоль, сбрызнутая оливковым маслом. И наконец — две роскошные жареные курицы, благоухавшие розмарином. Но даже когда они сели за стол, когда Джейн повязала Реджине слюнявчик и разрезала мясо на мелкие кусочки, чтобы ребенку было удобней есть, Риццоли продолжала размышлять о пропавших девочках и безутешных родителях. Как матери жить дальше после такого? Джейн задумалась: а не хотелось ли Айрис Фан в конце концов покончить со своими мучениями? Спрыгнуть с крыши или принять горсть снотворных таблеток? Это ведь куда проще, чем каждый день жить горем, изнемогать без близких людей, которых больше никогда не сможешь увидеть.

— Джени, тебе не нравится еда? — спросила Анжела.

Джейн подняла взор на мать, обладавшую необъяснимой способностью — она всегда точно знала, что попадает в рот каждого из сидящих за ее столом гостей.

— Очень вкусно, мама. Сегодня ты превзошла саму себя.

— Тогда почему же ты не ешь?

— Я ем.

— Ты съела всего один кусочек курицы, а потом принялась копаться в своей тарелке. Надеюсь, ты не худеешь, потому что тебе не нужно сбрасывать вес, милая моя.

— Я не худею.

— Многие девушки вечно сидят на диетах. Помирают с голода на одних салатах. И спрашивается — чего ради?

— Уж наверняка не ради мужчин, — пробормотал Корсак, набивший полный рот картошки. — Парням нравится, когда у девушки есть хоть немного мяса. — Он подмигнул Анжеле. — Вот, например, твоя мамка. Сложена так, как должна быть сложена женщина.

Джейн не видела, что происходит под столом, но вдруг ее мама, смеясь, резко выпрямилась на своем стуле.

— Винсент! Веди себя прилично!

«Веди себя прилично, пожалуйста, — мысленно попросила Джейн. — Потому что я больше не могу это видеть».

— Ну вот, — начал Корсак, разрезая свой кусок курицы. — Настала пора поведать сама знаешь о чем.

Никогда еще эти четыре слова не звучали так зловеще. Вздернув подбородок, Джейн поглядела на маму.

— О чем это — «сама знаешь о чем»?

— Это то, что мы некоторое время обсуждали, — пояснила Анжела. — Мы с Винсом.

Джейн посмотрела на мужа — лицо Габриэля, как обычно, приобрело характерное фэбээровское выражение, даже несмотря на то, что он, вероятно, чувствовал, к чему приведет этот разговор.

— Ну, ты ведь знаешь, что мы с Винсом довольно долго встречаемся, — продолжала Анжела.

— Довольно долго? Это сколько же? Всего-то полтора года?

— Вполне достаточно, чтобы узнать человека, Джени. И понять, что у него доброе сердце. — Анжела широко улыбнулась Корсаку, и они склонились друг к другу, чтобы смачно чмокнуться в губы.

— С папой ты встречалась целых три года, — возразила Джейн. — Ну и чем все это закончилось?

— Когда я познакомилась с твоим отцом, мне было всего пятнадцать. До него у меня был только один парень.

— В пятнадцать лет у тебя был парень?

— Просто я была еще ребенком и не знала, что в этом мире есть много хорошего. Я слишком рано вышла замуж и слишком рано родила детей. Только теперь я могу делать то, что мне хочется.

Джейн поглядела на Корсака и подумала: «Неужели ты и в самом деле говоришь о нем?»

— Именно поэтому мы и пригласили тебя сегодня, дорогая моя. Вы с Габриэлем узнаете первыми. Фрэнки и Майку я еще не рассказывала, потому что… ну-у-у… ты их знаешь. Они до сих пор очень привязаны к папе и все такое, даже несмотря на то, что он спит со Шлюшкой. — Анжела умолкла, чтобы перевести дыхание. Одно упоминание о Шлюшке заставило ее голос взлететь на пол-октавы. — Твои братья… они ничего не понимают. Но ты, моя дочка, знаешь, с чем в этом мире приходится мириться нам, женщинам. Ты знаешь, сколько кругом несправедливости.

— Мама, не стоит торопиться.

— Ах, мы и не собираемся спешить. У нас будет помолвка, и мы еще долго будем женихом и невестой, а потом устроим все по-старомодному. Закажем в типографии настоящие приглашения. Снимем большой зал для приемов и оплатим обслуживание. И мы пойдем покупать платье вместе, Джени! Только ты и я. Как же будет здорово! Я думаю о персиковом или лавандовом, поскольку я… ну, ты понимаешь.

Джейн поглядела на Корсака, чтобы понять, какова его реакция на этот очень женский перечень дел, но он лишь сиял, как медный таз.

— На этот раз я хочу, не торопясь, насладиться каждой минутой своей свадьбы, — не унималась Анжела. — И у твоих братьев будет время привыкнуть ко всему этому.

— А как же папа?

— А что папа?

— Сможет ли он привыкнуть?

— Это его проблема. — Взгляд Анжелы помрачнел. — Только бы он первым не поторопился к алтарю. О-о-о, знаешь, я не удивлюсь, если он сделает это. Быстро женится на Шлюшке, чтобы досадить мне. — Анжела посмотрела на Корсака. — Может, все-таки стоит приблизить дату нашей свадьбы?

— Нет. Мама, забудь, что я заговорила о папе.

— Я бы с радостью о нем забыла, но он никуда не девается, он словно заноза в ноге. И не вытащишь, и не притворишься, что ее нет. Постоянно мешается. Надеюсь, Джени, ты никогда не узнаешь, что это такое. — Анжела умолкла и посмотрела на Габриэля. — Ну конечно же, нет. Тебе достался такой хороший мужчина.

«Хороший мужчина, которого по-прежнему раздражает, что я коп», — подумала Джейн.

Габриэль благоразумно воздержался от участия в беседе и принялся терпеливо засовывать кусочки картошки в рот Реджине.

— Ну вот, теперь ты все знаешь, — сказал Корсак, поднимая бокал с вином. — За семью!

— Давайте же, Джейн, Габриэль! — настаивала Анжела. — Давайте же выпьем!

— За семью, — пробормотала Джейн, мужественно подняв бокал.

— Подумать только, — проговорил Корсак, радостно пихнув ее локтем. — Теперь ты можешь называть меня папой.

— Но ты же не могла не понимать, к чему все идет, — сказал Габриэль, когда они с Джейн и спящей на заднем сиденье Реджиной ехали домой. — Они оба были одиноки, а теперь посмотри, как они счастливы. И прекрасно подходят друг другу.

— Ага. Она готовит — он ест.

— Могло быть и хуже.

— Они же совсем недавно состояли в отношениях с другими людьми. Им еще рано жениться.

— Жизнь коротка, Джейн. Тебе это должно быть ясно, как никому другому. Ее можно лишиться в один момент. Всего только и нужно, что обледенелая дорога да пьяный водитель.

«Или пуля в темном проулке», — добавила про себя Джейн. Да, Риццоли это было ясно, потому что она слишком часто видела, как обрываются жизни. Видела, какое влияние каждая смерть оказывает на живых. Она вспомнила страдальческое лицо матери Джоуи Гилмора и горе, которое заволокло глаза Патрика Диона, когда он говорил о своей дочери Шарлотте. Даже спустя девятнадцать лет волны, поднятые смертью, все еще обрушиваются на тех, кто на плаву.