Через мой труп

Туалет, по-видимому, был совсем недавно отремонтирован: стены выложены черным кафелем, на полу также красовалась черная плитка, над четырехугольной мойкой с блестящими латунными кранами висело огромное зеркало. Все три кабинки были свободны. Мы решили воспользоваться самой дальней от входа. Я тщательно запер дверцу, Линда тем временем извлекла из сумочки свое зеркальце. Пока она формировала дорожки, я свернул в трубочку купюру в сто крон. После этого мы стали по очереди вдыхать порошок.

Когда я приступил к последней дорожке, успевшая уже угоститься Линда, прикрыв глаза, запрокинула голову и с играющей на губах довольной улыбкой прислушивалась к тому, как постепенно наступает сладостный миг. Наконец она негромко хмыкнула и, слегка приоткрыв глаза, в упор посмотрела на меня сквозь узенькие щелочки.

— Слушай-ка, Франк, а ты вообще-то мужчина или как? — спросила она и, хихикнув, положила руки мне на плечи. — Неужели тебе ничего не хочется?

— Боже упаси! — поддержал я ее шутливый тон и за бедра притянул к себе поближе. — Ведь это был бы страшный грех.

— Вообще-то книга твоя — дерьмо, — сказала Линда.

— Вот как? — Я отдернул руки, как будто обжегся.

Линда хихикнула, взяла мои руки и снова водрузила их на собственные ягодицы:

— Но, знаешь ли, она меня чертовски заводит!

Я принялся слегка поглаживать ягодицы и сквозь тонкую паутинку платья почувствовал, как они моментально напряглись. Еще я заметил, что нижнего белья на Линде нет.

— Ну и… что же ты с ней делаешь? — Голос мой стал прерывистым, дыхание участилось. Вероятно, «волшебная пудра» начала действовать: мне казалось, что кожа Линды сияет. Мой член напрягся и грозил прорвать брюки.

— Я беру ее с собой в постель. — Линда принялась расстегивать мою рубашку. Ее ладони, поглаживая мою грудь, медленно спускались все ниже и ниже к поясу. — Я лежу совсем голая, — продолжала она, а ее пальцы между тем уже занялись пряжкой ремня, — и, перечитывая лучшие отрывки, ласкаю себя…

Я начал потихоньку, сантиметр за сантиметром, задирать на ней платье.

— Я представляю себе, что это я лежу там, крепко связанная, абсолютно беспомощная. — Выпустив наконец из заточения мой член и коснувшись его, она издала громкий вздох, едва не всхлип. — И это меня… насилуют всеми мыслимыми и немыслимыми способами… а я даже шевельнуться не могу…

Наконец платье на ней приподнялось настолько, что моя рука смогла пробраться под него. Когда я начал ее ласкать, ее пальцы с такой силой сжали мне член, что казалось, еще немного, и она перекроет доступ крови к нему.

— Никогда раньше не испытывала такого оргазма! — продолжала шептать она, ставя ногу на унитаз, чтобы облегчить мне задачу. — Так что теперь очередь за мной — о-о-о!

Может, виной тому была «волшебная пудра», однако мне показалось, что такого секса, как с Линдой Вильбьерг, у меня никогда в жизни еще не бывало. Если с Линой я испытывал пылкую нежность, то это была какая-то дикая, необузданная страсть, жгучая и неуемная, как в преддверии конца света. Когда наконец мы оказались в состоянии оторваться друг от друга, то едва дышали и пот катил с нас градом. Ко мне медленно начала возвращаться способность оценивать происходящее, и я обнаружил, что восседаю на унитазе со спущенными до щиколоток брюками, а Линда, бесстыдно раскинувшись, оседлала меня и все еще сохраняет в себе мой обессилевший член.

Тяжело дыша, Линда негромко рассмеялась:

— Да-а, завтра мне эта гимнастика, видимо, аукнется.

Завтра. Внезапно я понял, что завтра будет обычный день — с женой, детьми и работой. Продолжится привычная, нормальная жизнь с людьми, которые значат для меня все. Мне казалось, что я покинул собственное тело и со стороны наблюдаю за пошлой сценой, развернувшейся в оккупированной нами туалетной кабинке. От страстного желания, толкнувшего меня в объятия Линды, не осталось и следа. Член мой быстро съежился и покинул лоно Линды. Я с отвращением почувствовал, как к горлу подкатывает волна тошноты, голова кружилась, глаза закрывались.

Когда я вновь оказался в состоянии открыть их, Линда уже стояла перед зеркалом и поправляла прическу. Лицо и шея ее все еще по-прежнему были слегка розоватыми.

— Увидимся наверху, — сказала она, наклонилась ко мне и, чмокнув в щеку, уверенной походкой вышла из туалета.

Единственное, чего мне хотелось больше всего на свете, это поскорее уйти отсюда. Поднявшись на все еще подрагивающие ноги, я застегнул брюки. Рубашка на мне была совершенно мокрой от пота. Застегнуть ее оказалось практически невозможно, ибо мои руки ходили ходуном. Так и не заправив ее в брюки, я вышел на улицу. Там было прохладно. Какое-то время я шел пешком, затем поймал такси. Мне очень хотелось, чтобы поездка в нем продолжалась до самого утра, максимально отсрочив встречу с нормальной жизнью, однако внезапно я понял, что стою перед дверью собственной квартиры.

Я замешкался. Сердце отчаянно колотилось в груди, лоб снова покрылся потом. Часы показывали, что уже очень поздно, Лина наверняка легла спать. Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, я осторожно повернул ключ в замке и открыл дверь. Внутри царил полнейший мрак, однако свет зажигать я не стал. Тихо притворив за собой дверь, я скинул туфли и стянул пиджак. Потихоньку прокравшись к спальне Ироники, я заглянул внутрь. Несмотря на темноту, я увидел, что в кроватке ее нет. Иногда, когда меня не было дома, она спала вместе с Линой на большой двуспальной кровати. По-прежнему стараясь не шуметь, я подошел к двери нашей спальни и прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Войдя в спальню, я вытянул перед собой руки и осторожно двинулся в направлении кровати.

Едва коснувшись нашего с Линой супружеского ложа, я понял, что здесь тоже никого нет.

Я включил ночник и увидел, что не ошибся. Постель даже не была расстелена. Меня охватило чувство огромного облегчения: по-видимому, я успею принять душ и смыть со своего тела запах Линды. Однако вслед за облегчением пришло ощущение беспокойства. Если их здесь нет, то где же они? Пройдя быстрым шагом в гостиную, я зажег верхний свет.

В стоящем у окна кресле сидела Лина. Руки ее были сложены на груди. Насупившись, она не мигая смотрела прямо на меня. В ее глазах застыл немой укор.

— Как ты мог, Франк?

Взгляд Лины прожигал меня насквозь, больше всего мне хотелось провалиться сквозь землю. Я чувствовал, что мои ладони вспотели, щеки вспыхнули и пылают огнем.

— Что ты имеешь в виду? — с трудом выдавил я из себя. Слова прозвучали глухо и чуть слышно.

Тем не менее вопрос мой был закономерен. Невозможно было предположить, что Лина уже знает о нас с Линдой. Вполне вероятно, что кто-то заходил в туалет, пока мы предавались нашей похоти в кабинке, однако вряд ли это мог быть человек, который бы знал одновременно и меня, и Лину. Это было бы слишкомуж неправдоподобно. На какой-то момент раскаяние в супружеской измене отступило на задний план.

Я решительно выпрямился и недоуменно развел руками:

— Так что же я сделал?

Ожидая ответа, я лихорадочно пытался вспомнить, чем же еще мог вызвать ее гнев, что сказал, сделал или же, наоборот, не сделал, однако, на ум не приходило ровным счетом ничего.

— Как ты мог только представить себе подобное в отношении нашей дочери? — наконец сказала Лина.

Интервью! Ну конечно же виной всему было интервью. А я-то в тот момент был настолько опьянен триумфом, что не в состоянии был представить себе такую реакцию жены на мое интервью по телевидению. Да и как я мог? Ведь, если судить по моим собственным впечатлениям, а также по реакции Линды Вильбьерг, беседа сложилась просто фантастически удачно.

Я шагнул в сторону Лины. Самым правильным сейчас было бы подойти к ней, обнять, попытаться утешить, успокоить и все объяснить, однако запах секса и Линды Вильбьерг, которым насквозь все еще были пропитаны мои тело и одежда, удержали меня от этого. Линда же расценила это как своего рода стыдливые колебания. Она отвела от меня взгляд. На ее лице читалась твердая решимость.