Нетерпеливый алхимик

— Вы говорите таким тоном, будто мы производили детскую порнографию, — возразил он с очевидной претензией на сомнительный юмор. — Наша, как вы говорите, деятельность способствует процветанию общества, и мы извлекаем из нее законную прибыль.

— Не спорю, однако меня сейчас беспокоит другое, и мое беспокойство вынуждает меня поступать намного жестче, чем я есть на самом деле, — покаялся я с притворным сожалением. — Человек погиб при невыясненных обстоятельствах. И в подтверждение моей искренности, изложу вам свое видение проблемы: я пришел к заключению, что подлинные причины его смерти кроются в том мире чистогана, где вращались вы и Тринидад Солер. Все остальное — его работа, его семья — носит второстепенный характер, — солгал я, вспомнив о Бланке.

— Не буду отрицать, порой бизнес сопряжен с игрой темных страстей, — сказал Эхеа, упиваясь собственным краснобайством, — но не обольщайтесь: он не имеет ничего общего с киношной романтикой. Приходится вкалывать двадцать четыре часа в сутки и все время быть начеку.

— Слушайте меня внимательно, сеньор Эхеа, — медленно проговорил я, стараясь поймать его бегающий взгляд. — Сейчас я задам вопрос, уже прозвучавший в начале разговора, и повторю его только один раз. Советую хорошенько над ним поразмыслить. Уголовный кодекс квалифицирует убийство как преступление, несравнимо более тяжкое, чем взятка какому-нибудь члену провинциального Депутатского собрания. Надеюсь, вы отдаете себе отчет, до какой степени вас может скомпрометировать опрометчивый ответ?

— Оказываете на меня давление, сержант? — нерешительно пробормотал Эхеа, заерзав в кресле.

— Вовсе нет. Просто хочу помочь вам вспомнить, не было ли у Тринидада Солера врагов среди его партнеров по бизнесу.

Наступила долгая пауза, и мне показалось, что Родриго Эхеа уже больше никогда не заговорит. По меньшей мере мне удалось поколебать его беспардонную самонадеянность.

— Поскольку вы чуть ли не под дулом пистолета требуете вспомнить то, о чем я не имею ни малейшего понятия, — сказал он, словно успокаивая впавшего в истерику ребенка, — да еще трясете у меня перед носом Уголовным кодексом, то мне на ум приходит одна история, произошедшая в прошлом году. Я бы не стал придавать ей особого значения, но чего не скажешь ради собственного спокойствия.

— Продолжайте, — понукал я.

— Это случилось на одном из конкурсов по уборке мусора, который проводился в грязном провинциальном городишке — лакомом кусочке для всех участников. Мы его выиграли, и кое-кому сильно не понравилась наша победа. Должен заметить, мы обходили незадачливого претендента уже в четвертый или пятый раз. Он присутствовал на конкурсе собственной персоной и крупно повздорил с Тринидадом. Даже взял его за грудки, выкрикивая отборные ругательства. Как потом мне рассказывали, оскорбления сыпались вперемешку с угрозами.

— Какими именно?

— Дословно воспроизвести не берусь, но что-то вроде: «Ты еще сильно пожалеешь о том, что ввязался в это дерьмо». Однако вряд ли он подразумевал убийство.

— Что произошло потом?

— Ничего. Мы продолжали участвовать в тендерах, какие-то выигрывали мы, какие-то он. И скоро все забыли про неприятный эпизод.

— Мы были бы вам очень признательны, если бы вы сообщили нам название города и фамилию вашего конкурента.

— Насчет города сейчас не припомню; на языке крутятся два названия. Дайте мне время посмотреть в записях, тогда скажу точно. А личность нашего конкурента широко известна в деловых кругах, и особенно в Гвадалахаре. Его зовут Криспуло Очайта. Упаси вас Бог прохаживаться насчет его имени, — пошутил он. — Он становится бешеным.

— Мы не имеем привычки высмеивать чужие имена, — сухо проговорил я, делая пометки в блокноте.

Практически я выполнил намеченный план и горел желанием поскорее избавиться от общества Эхеа, тем не менее собрал в кулак остаток воли, чтобы задать, как мне тогда казалось, последний вопрос:

— Вы упомянули в разговоре, что Тринидад подрабатывал еще в каких-то компаниях. Что вы имеете сказать по этому поводу?

— Действительно работал. Большинство из этих компаний принадлежит моему шефу — он владелец целой империи. А насчет меня не стоит строить иллюзий: я всего лишь скромный служащий, — сказал Эхеа, состроив плаксивую гримасу, не вязавшуюся с его вызывающим галстуком. — Мое дело нехитрое — сдавать внаем мозги тем, у кого водятся деньги, и исправно получать причитающуюся мне долю.

Если Эхеа хотел меня разжалобить, то напрасно тратил пыл. Я холодно спросил:

— И кто же владелец?

Эхеа не унимался, наслаждаясь разыгрываемым спектаклем.

— О! Это финансовый гений! — воскликнул он. — Леон Салдивар, может, слышали?

— Нет, не слышал, — признался я.

— Богат до отвращения, — заявил Эхеа с гордостью. — Он занимается спекуляциями недвижимостью, у него строительные фирмы, каменоломни, супермаркеты, заправочные станции; у него концессии на эксплуатацию электросетей и на водоснабжение — всего не перечислишь. Я отвечаю за организацию сбора мусора и за некоторые операции с недвижимостью. О масштабах остального не имею ни малейшего представления, да и не хочу иметь. Каждый должен заниматься своим делом и не лезть, куда не просят, а если просят — то лезть, но опять же осторожно.

— Какие задания выполнял для него сеньор Солер?

— Я сказал более чем достаточно, — пошел на попятную Эхеа. — Хотите узнать что-нибудь конкретное, обращайтесь к Салдивару и разговаривайте с ним сами.

Меня удивил поступок Эхеа. До сих пор я наивно полагал, что миллионеры платят своим холуям за исполнение грязной работы, а не за то, чтобы те, устраняясь от проблем, перекладывали их на плечи хозяев. Даже не будучи знаком с Салдиваром, я предвкушал его реакцию на появление в доме двух гвардейцев, расследующих убийство, — вряд ли он поблагодарит Эхеа за медвежью услугу. Как бы там ни было, в данную минуту меня не занимала судьба этого ничтожного фанфарона. Всему свое время.

Эхеа проводил нас до двери офиса. Прощаясь, он с остервенением жал нам руки — дурная повадка плохо воспитанных людей, которых не проймешь ни холодностью, ни откровенной недоброжелательностью. Затем с преувеличенной любезностью предложил свою помощь:

— Всегда в вашем распоряжении; вы знаете, где меня найти.

— Благодарю. Возможно, мы еще встретимся.

— Если имело место убийство, то, надеюсь, преступник будет пойман, — проговорил он напыщенным тоном. — Тринидад и мухи бы не обидел. Несправедливо, что он погиб такой страшной смертью.

— Убийство — всегда несправедливо, — заключил я.

— Вы совершенно правы, — согласился Эхеа, неожиданно опечалившись.

Мы вышли на улицу, и я полной грудью вдохнул отравленный воздух Мадрида. Мне не хватало кислорода, и, не в силах сдержаться, я выплеснул всю накопившуюся за время визита желчь:

— Ублюдок!

— Еще тот очаровашка! — подхватила Чаморро.

— Между прочим, могла бы и вмешаться, вместо того чтобы молча наблюдать, как я в одиночку таскаю из огня каштаны, — упрекнул я мою помощницу.

— Нечего срывать на мне зло, — огрызнулась она. — Я думала, ты хотел дожать его сам.

— Ладно. Давай подведем итоги. Какого ты о нем мнения?

Чаморро вздернула упрямый подбородок и прикусила нижнюю губу.

— Настолько омерзительный тип, что дальше идти некуда.

— Понятно. Ну, а все-таки?

— Будь он в чем замешан, то вел бы себя не в пример осмотрительнее, — сказала она. — Меньше бы трепался, старался произвести благоприятное впечатление и не козырял своей наглостью.

— Согласен, но отчасти.

— Он, видите ли, согласен! А почему отчасти?

Мой язык слишком долго находился на привязи и рвался на волю. Тут, словно по заказу, я набрел на не совсем пристойную мысль и не преминул озадачить ею Чаморро, получив, таким образом, двоякое удовольствие.

— Мне кажется, Эхеа не устраивает его пенис.

— Что-что? — переспросила она, огорошенная неожиданным поворотом темы.

— Пенис. Ты заметила, как он выхвалялся дорогим галстуком, стараясь при каждом удобном случае обратить наше внимание на этикетку. У Фрейда по этому поводу имеется забавная теория. Надо сказать, старика всегда отличала эксцентричность. Так вот, по Фрейду, галстук олицетворяет пенис. В галстуке органично сочетаются качество и разнообразие, которых иной раз не хватает в интимной жизни. Мужчина обречен на пожизненное обладание одним и тем же пенисом — какой достался, с таким и ходи, — а вот галстуков можно накупить великое множество и подобрать их по ширине, длине и форме, с лихвой компенсируя изъяны своего маленького друга.