Исповедник

Съехав на обочину, он дослушал сообщение до конца. Мимо проносились машины, а Габриель сидел, вцепившись в руль, чувствуя, как стучится о ребра сердце. Подобно шахматному гроссмейстеру, он просчитал ходы и увидел грозящую катастрофу. Он провел в доме Мэлоуна два часа. Репортер что-то записывал. Лондонская полиция, несомненно, обнаружила записи. Наверняка информация доложена в МИ-5. Существует большая вероятность того, что полицейские силы и службы безопасности крупнейших стран Европы уже ищут израильского убийцу под кодовым именем «Меч». Что делать? Самое безопасное – позвонить по «горячей» линии Шамрону, вернуться по надежному коридору домой и укрыться где-нибудь в Нетании, пока не уляжется шум. Но тогда придется отказаться от поиска убийц Бенджамина. И Мэлоуна.

Габриель выехал на шоссе и продолжил путь. На границе сонный пограничник ограничился тем, что помахал ему рукой.

И вот теперь, после финального броска через Апеннинский полуостров, он оказался здесь, в грязной комнате вонючего пансионата. Теннисный матч внизу постепенно превращался в новую балканскую войну. Крики проигравшей стороны проникали в комнату. Габриель подумал о Питере Мэлоуне. Не он ли виновен в смерти репортера? Не он ли привел убийц к журналисту? Или Мэлоун уже был на прицеле? Кто следующий?

Габриель засыпал, а в ушах звучали слова репортера: Если они посчитают, что вы представляете для них угрозу, то убьют вас без малейших колебаний.

Завтра он найдет Алессио Росси. А потом уберется из Рима как можно быстрее.

Габриель спал плохо и проснулся рано от звона церковных колоколов. Он открыл глаза и тут же зажмурился от яркого солнечного света. Умылся. Переоделся. Спустился на завтрак в столовую. Хорватов видно не было, а за столами сидели пара американских паломников и компания шумных студентов из Барселоны. Габриель не сразу понял причину возбуждения, но потом вспомнил, что по средам святой отец имеет обыкновение приветствовать паломников на площади Святого Петра.

В девять часов Габриель вернулся в свою комнату и позвонил инспектору Алессио Росси из Polizia di Stato. Дежурный оператор соединил его с автоответчиком детектива.

– Меня зовут Генрих Зидлер, – сказал Габриель. – У меня есть информация, касающаяся отца Феличи и отца Манцини. Вы можете найти меня в пансионате «Абруцци».

Он повесил трубку. Что дальше? Выбора не было – оставалось только ждать и надеяться, что инспектор перезвонит.

Телевизора в комнате не оказалось. На столике у кровати стояло радио, однако ручка настройки была сломана.

Промучившись от безделья около часа, Габриель во второй раз набрал тот же номер. И снова оператор на коммутаторе переключил его на автоответчик Росси. Габриель оставил второе сообщение, идентичное первому, но добавил в голос нотку требовательности.

В двенадцать тридцать он позвонил в третий раз. Теперь его соединили с коллегой Росси, который объяснил, что инспектор на задании и вернется только ближе к вечеру. Габриель оставил третье сообщение и повесил трубку.

Время позволяло, и он решил прогуляться. На перекрестке неподалеку от церкви Санта-Мария-Маджоре Габриель проверил, нет ли за ним хвоста, но ничего подозрительного не увидел и продолжил путь по улице Наполеона III. Мартовский воздух был чист, свеж и наполнен запахом дыма. Габриель заглянул в ресторанчик около площади Виктора Эммануила II, где перекусил пастой. После ленча он прошел вдоль мрачного западного фасада железнодорожного вокзала, побродил между величественными строениями правительственного квартала и даже добрался до штаб-квартиры государственной полиции. В кафе на противоположной стороне улицы он выпил черного кофе, наблюдая за выходящими из здания офицерами и секретарями, среди которых вполне мог быть и Росси.

В три часа Габриель направился к пансионату «Абруцци». Он пересекал пьяцца ди Република, когда со стороны Римского университета на площадь хлынула толпа из примерно пятисот студентов. Во главе процессии шел небритый юнец с белой повязкой на голове. На поясе у него висели деревяшки, изображавшие, вероятно, динамит. За ним двигалась группа псевдоплакальщиков, несущих сооруженный из картонных коробок гроб. Когда они приблизились, Габриель увидел, что большая часть демонстрантов – итальянцы, включая и парня, обряженного в шахида-смертника. Молодые люди скандировали: «Освободить палестинские земли!» и «Смерть евреям!» Лозунги звучали отнюдь не на арабском, а на итальянском. Какая-то девушка лет двадцати сунула в руку Габриелю листовку. На ней был изображен израильский премьер-министр, одетый в эсэсовскую форму, с усиками а-ля Гитлер, давящий каблуком сапога голову палестинской девочки. Габриель скомкал листок и бросил на площадь.

Он прошел мимо цветочного киоска. Двое карабинеров, беззастенчиво флиртовавших с девушкой-продавщицей, сначала коротко посмотрели на него, потом проводили уже более внимательными взглядами, но в конце концов интерес к девушке оказался сильнее. Возможно, в их взглядах и не было ничего особенного, но по спине Габриеля поползли струйки пота.

Прежде чем возвратиться в пансионат, он несколько раз проверял, нет ли за ним слежки. В одном месте на глаза ему попался скучающий карабинер на мотоцикле, который, устроившись на солнышке, с ленивым видом наблюдал за безумным круговоротом машин. Габриель, похоже, не вызвал у него даже слабого интереса.

Он вошел в пансионат. Испанцы уже вернулись после посещения площади Святого Петра и пребывали в состоянии сильного возбуждения. Оказалось, что девушке с торчащими во все стороны волосами посчастливилось дотронуться до папы.

Поднявшись в комнату, Габриель снова набрал номер Алессио Росси.

– Pronto.

– Инспектор Росси?

– Si.

– С вами говорит Генрих Зидлер. Я звонил вам раньше.

– Вы все еще находитесь в пансионате «Абруцци»?

– Да.

– Больше не звоните.

Связь оборвалась.

Пришла ночь, а вместе с ней со Средиземного моря прилетел шторм. Габриель лежал на кровати, прислушиваясь к шуму дождя за открытыми окнами. Короткий разговор с инспектором снова и снова прокручивался в голове, словно записанный на магнитную ленту учебный диалог.

– Вы все еще находитесь в пансионате «Абруцци»?

– Да.

– Больше не звоните.

Детектив явно хотел поговорить с ним. Ясно было и то, что Росси не доверял контактам по служебному телефону. Оставалось одно: ждать и надеяться, что итальянец сделает следующий ход.

Телефон зазвонил только в девять. Из трубки донесся голос ночного портье:

– Здесь к вам какой-то человек.

– Как его зовут?

– Он не называет себя. Что ему сказать?

– Скажите, что я сейчас спущусь.

Габриель положил трубку и, выйдя в коридор, запер за собой дверь. Ночной портье сидел на своем обычном месте. Больше никого не было. Габриель посмотрел на него и пожал плечами. Дежурный ткнул толстым, похожим на сосиску пальцем в сторону общей комнаты. Однако там никого не оказалось, кроме продолжавших бесконечный теннисный матч подростков.

Он подошел к столу. Итальянец развел руками, как бы говоря «Ну что я могу сделать?», и снова повернулся к маленькому черно-белому телевизору. Габриель поднялся по лестнице к своей комнате, открыл дверь и вошел.

В последний момент он увидел это: отблеск света на темном металле, метнувшийся к нему по дуге, как полоса свежей краски, брызнувшей на чистый холст. Защищая голову, Габриель вскинул руки, но было уже поздно – рукоять пистолета опустилась на основание черепа за левым ухом.

Удар отозвался резкой, колючей болью. В глазах потемнело. Ноги словно парализовало, и Габриель понял, что летит на пол. Нападавший успел подхватить его и мягко и бесшумно опустил на потертый холодный линолеум. В голове в последний раз прозвучало предостережение Мэлоуна: «Если они посчитают, что вы представляете для них угрозу, то убьют вас без малейших колебаний», – и все стихло. Только внизу все прыгал и прыгал по деревянному столу теннисный шарик.