Истории для любопытных. Из коллекции Альфреда Хичкока

— Очень хорошо. Спасибо, миссис Гримм.

— Вы закончили, лейтенант? — спросил Гарланд.

— Пока да.

Гарланд кивнул старшему коридорному и горничной.

— Вы свободны.

Они ушли, а следом за ними, вежливо попрощавшись с администратором, вышел и Маркус.

Он легонько постучал в дверь с блестящими хромированными цифрами 421. Мнемоническая подсказка: вторая цифра — половина первой, третья — половина второй. Достаточно запомнить первую.

Эти мысли отступили, когда дверь отворилась внутрь и в проеме возник юноша в сером свитере. У него были густые русые непокорные волосы, нос с горбинкой и чересчур довольное, если учесть нынешние обстоятельства, выражение лица.

— Мистер Ланкастер? — спросил Маркус.

Юноша ухмыльнулся и покачал головой.

— Не имею такой чести. Старик Брайан трудится, как обычно. А я Тайбер. Джером Тайбер.

— Ага. Я лейтенант Маркус. Из полиции. Я ищу миссис Марк Дрейпер.

— Тогда вы ее нашли, лейтенант. Долли здесь, она жива и здорова, хотя, как вы понимаете, слегка не в себе. Долгонько же вы до нас добирались. Мы-то давно вас ждем.

— Лучше поздно, чем никогда. Так где миссис Дрейпер?

— Входите. Сейчас я вам ее раздобуду.

Маркус вошел. На низком столике перед софой стоял серебряный кофейник, распространяющий аромат горячего кофе. Рядом с ним, на блюдечке, стояла недопитая чашка. Маркус сел на софу, вдыхая запах кофе и завидуя хозяину чашки.

Джером Тайбер у внутренней двери жизнерадостно сказал в соседнюю комнату:

— Долли, дорогая, твои грехи тебя нашли. Советую выйти и мужественно встретить последствия.

В ответ на это шутливое приглашение в комнате появились две женщины. Одна из них была довольно высокая, с ярко-рыжими волосами, и имела наигранно доброжелательный вид человека, который взялся усиленно опекать и утешать кого-то другого. Маркус сделал правильный вывод, что это миссис Брайан Ланкастер.

Вторая, таким образом, была Долли Дрейпер. Поднявшись ей навстречу, Маркус мгновенно ощутил прилив чувства, иммунитет к которому, при его возрасте, успел выработать в себе давным-давно. Нежность? Симпатия? Слабый голос сирены, напевающий «Сентябрьскую песню»? Ради приличия можно назвать это чувство отцовским. Ибо Долли Дрейпер, которой наверняка было не меньше двадцати пяти лет, выглядела так, словно ей нет еще и двадцати. И она была маленькой — маленькой и стройной, с невинно-соблазнительным телом, в настоящий момент задрапированным в белый кашемировый свитер и красные слаксы. Ее мягкие волосы цвета спелой кукурузы были чуть длиннее, чем у нынешних эстрадных певцов, исполняющих народные песни. Ее глаза были серыми и серьезными. Она села на краешек стула и сложила руки на коленях. Она не казалась убитой горем — лишь бесконечно грустной.

— Черт возьми, Джерри, — сказала рыжеволосая миссис Ланкастер, — брось свои шуточки. Ты ведешь себя непристойно.

Тайбер, отнюдь не смущенный, помахал рукой и отвесил маленький поклон.

— Мрачностью ничего не добьешься. «В Книге Судеб ни слова нельзя изменить…» [1] — ну, и так далее. Ты знаешь это стихотворение, дорогая. Надо относиться ко всему философски.

Кроме того, я должен добавить, что некто — пусть и достойным порицания способом — оказал мне услугу. Он, можно сказать, устранил моего конкурента.

Во время этой знаменательной речи Долли Дрейпер сидела тихо, устремив свои серые глаза на говорящего; затем на ее розовых губах появилась легчайшая тень грустной и нежной улыбки.

— Дорогой мой, — сказала она, — я знаю, что ты не имеешь в виду ничего плохого, но ты не должен говорить такие вещи. Это неприлично.

— Непристойно, вот как это называется, — поправила рыжеволосая. — Следи за своим поведением, Джерри.

— Что? Ах да. Я же вас не представил. Миссис Дрейпер, миссис Ланкастер, лейтенант Маркус. Лейтенант Маркус, как мы и предвидели, из полиции. Поскольку благодаря этому делу мы все наверняка вскоре будем на дружеской ноге, предлагаю оставить официальность сразу. Если угодно, лейтенант, вы можете называть этих замечательных дам Долли и Люси.

Маркусу было угодно не принимать это предложение.

— Миссис Дрейпер, — сказал он, — случилась большая беда, и я понимаю, что вам сейчас тяжело. Прошу меня извинить.

— Мне уже намного лучше. — Она грустно улыбнулась сложенным на коленях рукам. — Теперь, когда прошло первое потрясение, я могу сказать, что даже не слишком удивлена.

— Правда? Что вы имеете в виду?

— Если говорить честно, бедный Марк был не очень приятным человеком: он только и знал что ходить по разным сомнительным местам и якшаться с разными подозрительными личностями.

— По каким местам? С какими личностями?

Долли Дрейпер развела руками в беспомощном жесте и тут же снова сложила их.

— Ох, не знаю. Конкретно ничего сказать не могу.

— Он когда-нибудь брал вас с собой?

— Конечно нет. Я в такие места не хожу и с такими личностями не общаюсь.

— Миссис Дрейпер, людей редко убивают только за то, что они не очень приятны.

— Может быть, для старины Марка сделали исключение, — заметил Джерри Тайбер.

— Замолчи, Джерри, — сказала Люси Ланкастер. — Лейтенант, почему вы все время смотрите на кофейник? Может, хотите кофе?

— Нет, спасибо, — солгал Маркус.

— Чепуха. Конечно, хотите. Я вижу, как у вас подрагивают ноздри. Джерри, принеси лейтенанту чашку.

— У нас нет чистых. Служанка принесла только три, и мы все использовали.

— Я уверена, что эту трудность можно преодолеть. Пойди и вымой чашку под краном.

Джерри покорно вышел, и Маркус, со смутным неприятным чувством, что он не вполне владеет ситуацией, снова переключил свое внимание на Долли.

— Вы считаете, — сказал он, — что в отель проник посторонний и убил вашего мужа?

— Возможно, это был постоялец. Из временных. Он наверняка уже выписался и уехал.

— Конечно, может быть и так. Но каким образом он попал в номер?

— Полагаю, что через дверь. Разве не так обычно попадают в номера?

— Обычно так. Но в этом случае есть дополнительные сложности. Дверь в спальню была заперта, миссис Дрейпер. Дверь в коридор из соседней комнаты — тоже. Как временный постоялец, не имеющий ключа, мог попасть в одну из комнат номера?

— Это вы называете сложностями? Например, его мог впустить сам Марк.

— Ваш муж спал, когда его закололи.

— Разве? Откуда вы знаете?

Маркус стал было отвечать, но вдруг замер, не произнеся ни звука, с открытым ртом и довольно глупой миной. Что для Маркуса было из ряда вон выходящим.

— У него был такой вид, словно он спал, — наконец произнес он, и эти слова прозвучали неубедительно даже в его собственных ушах.

— Если вас интересует мое мнение, — сказала Долли Дрейпер, — вы приняли без доказательства очень серьезную гипотезу, которая может оказаться неверной. Кто угодно способен положить тело на кровать так, чтобы создать впечатление, что убили спящего.

— Вы слышали, что нож был воткнут ему в шею, спереди?

— Да, слышала. Как жестоко поступили с бедным Марком!

— Так разве мог кто-нибудь подойти к вашему мужу с ножом и ударить его в такое место, если он не спал, был на ногах и прекрасно видел, что происходит?

— А я сказала, что он был на ногах? По-моему, нет. Утром, когда мы с Люси уходили из моего номера, у Марка отчаянно болела голова. Он так злился из-за этого, ворчал и прочее, что стал просто невыносим. Поэтому мы с Люси и решили перебраться к ней. Но прежде я дала Марку успокоительное и отправила его обратно в постель. Если бы кто-нибудь постучал в дверь вскоре после того, как мы ушли, но до того, как подействовало снотворное, Марк впустил бы его, а если бы это оказался его близкий знакомый, он лег бы снова и закрыл глаза. Вы же понимаете, вполне можно вести разговор лежа на спине и с закрытыми глазами. Между прочим, он частенько говорил так со мной. По утрам у него всегда жестоко болела голова, обычно из-за похмелья, и он лежал себе в кровати, покуда я занималась своими делами, — мы разговаривали, но глаз он, как правило, не открывал. Ведь головная боль переносится легче, если свет не режет глаза.