Необитаемый город

Мюррей чуть встряхивает папку:

— Здесь сказано, что вы живете с отцом.

— Да. Но не надо звонить ему.

— Его сын в больнице. Он наверняка волнуется.

Я еще сильнее сжимаю кулаки, стараюсь дышать ровно:

— Прошу вас.

Доктор Мюррей смотрит на меня некоторое время, потом кивает:

— Как угодно. — Он изучает очередной документ. — Здесь сказано, что клоназепам вам выписывал доктор Литтл еще в лечебнице Пауэлла. Майкл, вы принимали таблетки?

— Разумеется. — Это ложь, но я киваю в подтверждение собственных слов.

Таблетки я получал по рецептам каждые несколько недель, но уже давно перестал их употреблять. Возможно, пилюли и не входят в План моих врагов, но к чему рисковать?

— Отлично! — преувеличенно радуется доктор, но я замечаю, как дрогнули в усмешке его губы.

Мюррей мне не верит. Я пытаюсь вспомнить еще что-нибудь, чтобы его успокоить. Какие еще документы у него в этой папке? Возможно, там говорится о моей работе у Мюллера; эту работу предложил мне штат. Может, удастся убедить Мюррея, что я не стою его волнений.

— Если я не покалечился при падении, то мне, наверное, нужно поскорее заняться делом? — Улыбаюсь, стараясь выглядеть нормальным. — Мистер Мюллер рассчитывает на меня. — Доктор никак не реагирует, потому продолжаю: — Вы же знаете пекарню на Лоуренс-стрит. Там делают лучшие пончики в городе, и я с удовольствием пришлю их вам.

Мне нравилось там трудиться — никаких перфокарт, никаких компьютеров.

— Да, — говорит доктор Мюррей, переходя к другой странице, — именно мистер Мюллер и сообщил о вашем отсутствии. — Он поднимает взгляд. — Если не ошибаюсь, вы не появлялись в пекарне почти две недели, вот он и забеспокоился. Майкл, вы можете сказать, где провели это время?

Значит, и до Мюллера добрались. Нервно оглядываю палату: техники нет. Возможно, здесь все чисто.

— Мне нужно уйти.

— Вы помните, где находились?

Нет. Обшариваю мозг, пытаюсь извлечь хоть какие-то воспоминания. Пустые дома. Темная дыра. Ничего. Мысли словно пробиваются сквозь вязкий сироп, и тошнота не проходит. Может, меня накачали наркотиками? Поворачиваюсь, пытаюсь разглядеть, что за кроватью.

— Майкл, с вами все в порядке?

Поднимаю руку, выгибаю шею, свешиваясь за край койки и почти мгновенно, словно от удара, падаю назад, на кровать. За моим плечом стойка, на которой обычно крепится мешочек с жидкостью для внутривенного вливания, но я вижу черную коробочку всего в нескольких дюймах за моей головой. На ней мерцают и вращаются красные линии, по мере того как жидкость медленно стекает мне в руку.

Врачи моментально пресекают мою попытку спрыгнуть с кровати.

— Майкл, спокойно! Что случилось?

— Я должен идти, — говорю со стоном сквозь зубы.

Грудь мучительно стеснена. Сцарапываю с руки пластырь, вытаскиваю иглу. Врачи не успевают меня остановить. Боль пронзает руку.

— Фрэнк! — зовет доктор Мюррей.

Громила от двери устремляется к кровати, хватает за плечи.

— Нет! — кричу я. — Нет, мне нужно идти!

— Держи его!

— Майкл, что случилось? — снова спрашивает Мюррей, нависая надо мной. — В чем дело?

— Вы не понимаете! Уберите это, пожалуйста. Уберите ее из комнаты!

— Что убрать?

— Стойку, монитор — что там у вас. Уберите их!

— Успокойтесь! Объясните, что вас не устраивает!

— Я вам объясню, уберите их отсюда!

— Доктор Пайн, — говорит Мюррей, кивая на стойку для внутривенных инъекций.

Женщина отпускает мою ногу и катит стойку к двери, на ходу собирая трубки.

Она задвигает все это за дверь. Становится легче, но я все еще чувствую, что наблюдение не прекратилось. Знают ли об этом врачи? Нет, исключено. Не могут знать, иначе их бы здесь не было. Это подразумевает, что они друзья, но только если буду действовать быстро. Я слишком уж психанул из-за этого монитора. Теперь я раскрыл перед безликими карты. Женщина возвращается. У нас мало времени.

— Что здесь есть еще? — спрашиваю я, роняя голову на подушку и позволяя санитару удерживать меня. «Не сопротивляйся. Они должны поверить тебе». — Какие-нибудь мониторы? Компьютеры? Мобильники?

— Майкл, у нас у всех телефоны. Мы врачи…

— Унесите их отсюда.

— Майкл, пожалуйста, успокойтесь…

— Это важно! — Закрываю глаза, пытаюсь понять, который час.

Как давно я в палате? Три минуты после того, как пришел в себя, плюс-минус несколько секунд. Но кто знает, как долго лежал без сознания. Сколько остается до того, как они заявятся сюда?

На игры нет времени, а народу слишком много, чтобы драться. Сейчас нужно выложить правду и надеяться на лучшее. Набираю в легкие побольше воздуху и говорю:

— Я все расскажу, но только когда в комнате будет чисто. Чтобы никаких электронных приборов.

Доктор Мюррей кивает, но как-то самодовольно, словно слышал все это прежде: перед ним еще один псих.

— Майкл, почему вас пугают электронные приборы?

То же самое было и в прошлом году — вследствие таких же самоуверенных допущений я оказался в дурдоме. Если система решает, что ты псих, ничего нельзя с этим поделать. Мотаю головой:

— Сотовые телефоны должны быть убраны.

Мюррей несколько секунд смотрит на меня, переводит взгляд на остальных, пожимает плечами:

— Хорошо, Майкл. Как угодно, если вам так легче. Но вы должны объяснить.

— Поспешите. — Пытаюсь не допускать в голос отчаяния.

Мюррей собирает все сотовые и выносит в коридор, возвращается минуту спустя. Открывает рот, но я опережаю:

— Слушайте внимательно, все слушайте, потому что я не знаю, сколько времени у нас есть. Извините, что втянул вас в это, но меня преследуют очень опасные люди, и мне необходимо как можно скорее убраться отсюда. Они могут выследить меня. Они могут выследить всех нас с помощью электроники: компьютеров, сотовых телефонов, телевизоров, радиоприемников — чего угодно. Знаю, в это трудно поверить. Скажите, окно здесь открыто?

Мюррей снова кивает:

— Спокойнее, Майкл, давайте спокойнее…

— Вы не понимаете. Они будут здесь в любую минуту. Слушайте, если окно не открывается, можно выбраться через коридоры. Только нужно держаться подальше от техники. На служебных лестницах обычно стоят камеры, так что мы не можем рисковать…

— Майкл, вас никто не преследует.

— Очень даже преследует. Это безликие люди. Они могут найти меня по сотовым телефонам, компьютерам, по чему угодно, что посылает и принимает сигналы. Вас они не ищут, так что можете остаться, позвольте только мне уйти…

— Хоккеист, — шепчет женщина.

Поднимаю взгляд: все четыре доктора и санитар отступили.

Пытаюсь понять, что у меня сзади.

— Что еще за Хоккеист?

— Когда вы говорите «безликие», — спрашивает она, — вы этим хотите сказать, что лица… были уничтожены?

— Нет. — Я поворачиваюсь к врачам. Что у них на уме? — Нет, ничего подобного. Они безлики в буквальном смысле — ни глаз, ни носа, ни ртов — ничего, сплошное ничто. — Я провел рукой по лицу, помогая им понять.

Несколько секунд они глазеют на меня, и я проникаюсь надеждой.

— Это не просто тревожный невроз, — произносит один из них, остальные кивают.

— Я не сумасшедший.

— Травма мозга? — задает вопрос кто-то из врачей.

Они уже беседуют так, будто меня здесь нет.

— Не исключено, — говорит другой. — Или психическое заболевание. Может, шизофрения?

Женщина смотрит с опаской:

— На прошлой неделе был такой же случай. Нельзя рисковать.

Меня пробирает дрожь. Становится трудно дышать.

— Прошу вас — о чем это вы?

Доктор Мюррей замолкает, внимательно смотрит на меня, потом шепчет что-то на ухо коллеге, тот быстро покидает палату. Мюррей подходит вплотную:

— Майкл, я должен задать вопрос, а вы должны ответить максимально точно и честно.

Смотрю на дверь. Куда ушел тот врач? За чем или за кем послал его Мюррей?

Доктор сверлит меня взглядом:

— Вы видели когда-нибудь трупы с уничтоженными лицами?