Святилище

Леони обернулась назад. В той стороне, откуда они пришли, близко, но уже глубоко внизу виднелись красные и серые черепичные городские крыши. Она узнала отель и площадь, где они вышли из повозки. Внизу дразнила зеленым и серебряным блеском ленточка реки, а там, где гладкий водяной шелк отражал осенние листья, вода даже казалась красной.

Дорожка начала было спускаться, но скоро выровнялась.

Перед ними стояли каменные столбы и ворота сельского поместья. Кованая чугунная ограда тянулась в стороны, сколько мог видеть глаз, скрываясь в зарослях тиса и елей.

Имение казалось гордым и неприступным. Леони содрогнулась. На миг жажда приключений покинула ее. Вспомнилось, с какой неохотой рассказывала мать о проведенном здесь детстве. И слова доктора Габиньо эхом отдались в ушах.

«Дурная репутация».

— Домейн-де-ла-Кад? Что такое «кад»? — спросил Анатоль.

— Так у нас называют можжевельник, сеньер, — объяснила служанка.

Леони бросила взгляд на брата и решительно шагнула вперед, ухватившись обеими руками за прутья ограды, как пленник за решетку. Прижавшись разгоревшейся щекой к холодному железу, она заглянула в сад.

Он был весь пронизан рассеянным зеленым светом, солнечным сиянием, пробивавшимся сквозь густые кроны. Высокие кусты бузины, разросшиеся зеленые изгороди, расползшиеся клумбы и бордюры выглядели заброшенными и бесцветными. Имение было красиво красотой запустения — оно еще далеко не превратилось в развалины, но уже не ждало гостей.

Посреди широкой усыпанной гравием дорожки стояла купальня для птиц. В каменной чаше не было воды. Слева от дорожки Леони увидела круглый декоративный прудик с ржавой железной оградкой над каменными бортами. В нем тоже было сухо. Справа вольно разросся ряд высоких можжевельников. Чуть дальше виднелись остатки оранжереи без стекол, с перекрученными рамами.

Окажись она в подобном месте случайно, Леони не усомнилась бы, что участок заброшен. Но справа на ограде она рассмотрела табличку, на исцарапанном камне еще читалось название:

Непохоже было, чтобы дом приветствовал гостей.

Глава 24

— Надо полагать, к дому есть и другая дорога? — спросил Анатоль.

— Да, сеньер, — подтвердила Мариета. — Главный вход с северной стороны поместья. Покойный хозяин провел дорогу от сугреньского тракта. Но туда добрый час пути, вокруг всего города и еще обратно по холмам. Старой лесной тропинкой гораздо ближе.

— И хозяйка велела тебе провести нас этой тропинкой, Мариета?

Девушка вспыхнула и пробурчала, оправдываясь:

— Она не говорила не вести вас лесом!

Они терпеливо ждали, пока Мариета рылась в кармане передника в поисках большого медного ключа. Замок громко лязгнул, и девушка с натугой отворила правую створку ворот. Пропустив гостей, она снова закрыла проход. Створка заскрипела и с тяжелым грохотом легла на место.

У Леони в животе будто бабочка билась — страх, смешанный с волнением. Она представлялась себе героиней своих любимых романов. Следом за Анатолем девушка двинулась по зеленой, явно забытой тропке. Вскоре показалась высокая решетчатая изгородь с арочным проходом. Однако Мариета вместо того, чтобы свернуть под арку, прошла мимо и вывела их на широкую подъездную дорожку. Здесь ровно лежал слой гравия, мох и пробивавшаяся травка были тщательно вычищены, а по краям росли каштаны, увешанные плодами.

Наконец перед Леони открылся сам дом.

— Ох, — восторженно выдохнула она.

Дом был великолепен. Тяжеловесный, но пропорциональный, он был открыт лучам солнца и развернут так, чтобы из окон открывался вид на долину на юге и западе. С белых стен под покатой крышей смотрели три ряда изящных, прикрытых ставнями окон. Все окна первого этажа выходили на каменный балкончик с изогнутыми железными перильцами. Зеленый и местами тронутый уже багрянцем плющ полностью обвил здание. Листья блестели как полированные.

Приблизившись, Леони заметила круговой карниз над верхним этажом, а над ним из-под крыши выглядывали восемь круглых чердачных окошек.

«Может, маман когда-то выглядывала вниз из такого окошка?»

Широкая, плавно изогнутая полукругом лестница вела к солидным двойным дверям, выкрашенным в черный цвет, с медной отделкой и медным дверным молотком. Над дверью нависал полукруглый портик, украшенный с двух сторон вишневыми деревьями.

Поднявшись по ступеням, Леони вслед за служанкой и Анатолем вошла в большой торжественный холл. Пол был выложен черной и красной плиткой в шахматном порядке, а стены покрыты нежными кремовыми обоями с узором из желтых и зеленых цветов, создававшими ощущение света и пространства. В центре зала стоял стол красного дерева, и на нем — белые розы в широкой стеклянной чаше. Теплое сияние дерева делало атмосферу уютной и домашней.

На стенах висели портреты мужчин в военных мундирах и женщин в юбках-кринолинах, а среди них — несколько туманных ландшафтов и классических пасторалей.

Леони увидела впереди парадную лестницу, а слева от нее — рояль, со слоем пыли на опущенной крышке.

— Мадама примет вас на вечерней террасе, — сказала Мариета.

Она провела их сквозь стеклянные двери, открывавшиеся на увитую плющом и жимолостью террасу, выходившую на юг. Терраса тянулась по всей ширине здания, а под ней раскинулись ухоженные лужайки и клумбы. Дальнюю границу очерчивала аллея конских каштанов и вечнозеленых елей. На солнце ярким пятном сверкал белый застекленный бельведер. Перед ним блестела гладь искусственного озерца.

— Сюда, мадомазела, сеньер.

Мариета провела их в дальний угол террасы, в тень желтого навеса, где стоял стол, накрытый на троих. Белая льняная скатерть, белый фарфор, серебряные ложки и букет полевых цветов посередине: пармские фиалки, белая и розовая герань, пурпурные пиренейские лилии.

— Я доложу госпоже, что вы уже здесь. — С этими словами Мариета скрылась в глубине дома.

Леони облокотилась на каменную балюстраду. Щеки ее пылали. Она расстегнула перчатки на запястьях и, сняв шляпку, обмахивалась ею как веером.

— Она провела нас по кругу, — заметила она.

— Прости, я не понял?

Леони указала на высокую живую изгородь на дальнем краю газона.

— Если бы мы прошли под арку, могли бы выйти прямо в парк. А девушка обвела нас кругом, чтобы подвести к дому спереди.

Анатоль, сняв соломенную шляпу и перчатки, положил их на перила.

— Ну что ж, здание великолепно, и зрелище того стоило.

— И ни экипажа, ни дворецкого, чтобы нас встретить, — продолжала Леони. — Все это очень странно.

— Сад изумителен.

— Здесь — да, а сзади все запущено. Пустырь. Оранжерея, заросшие клумбы…

Анатоль засмеялся.

— Так уж и пустырь! Преувеличиваешь, Леони. Я признаю, там природе дано больше воли, но и…

Леони блеснула глазами.

— Все заросло! — настаивала она. — Неудивительно, что у местных Домейн пользуется недоброй славой.

— О чем ты говоришь?

— Тот наглый мсье Денарно на станции — видел его лицо, когда ты сказал ему, куда мы едем? И бедный доктор Габиньо. Как этот противный мэтр Фромиляж затыкал ему рот и не давал слова сказать. Все это очень таинственно.

— Ничего таинственного, — утомленно возразил Анатоль. — Ты, видно, решила, что попала в какой-нибудь из страшных рассказов своего любимого мсье По? — Он скорчил страшную рожу. — «Мы живой опустили ее в могилу! — процитировал он дрожащим голосом, — И, говорю вам, теперь она стоит у наших дверей!» Хочешь, я буду Родриком Ашером, а ты — Мадлен?

— И замок на воротах заржавел, — упрямо твердила Леони. — Там давным-давно никто не ходит. Говорю тебе, Анатоль, это очень странно.

Позади послышался женский голос, тихий, ясный и спокойный.

— Жаль, что у вас сложилось такое впечатление, и все же я очень рада вас приветствовать.

Леони услышала, как тихо ахнул Анатоль.

Крайне смущенная тем, что ее подслушали, Леони круто развернулась. Щеки у нее горели. Стоящая у двери женщина в точности подходила к своему голосу. У нее было умное, безупречно правильное лицо и потрясающий цвет кожи. Густые светлые волосы уложены в высокую прическу, из которой не выбивалось ни волоска. Но сильнее всего поражали ее глаза, светло-серые, как лунный камень.