Святилище

— Нет!

Кончик ножа нацелился ей под глаз.

— Боюсь, дорогая Маргарита, что вам трудно будет прожить без вашей красоты.

— Что вам нужно? Денег? Анатоль вам задолжал? Я могу оплатить его долги.

Он рассмеялся.

— Если бы все было так просто! Кроме того, ваше финансовое положение, скажем так, ненадежно. И, не подвергая сомнению щедрость вашего любовника, я все же не думаю, чтобы генерал Дюпон стал платить, спасая вашего сынка от банкротства.

Констант чуть сильнее прижал острие к ее бледной коже, покачивая головой, словно сожалея о том, что приходится делать.

— Так или иначе, вопрос не в деньгах. Верньер захватил то, что принадлежит мне.

Маргарита, заслышав, как изменился его голос, стала бороться. Она пыталась высвободить руки, но шнур только туже впился в запястья, разрезая кожу. Алые капли крови закапали на голубой ковер.

— Умоляю вас, — воскликнула она, с трудом владея голосом, — дайте мне возможность поговорить с сыном! Я уговорю его вернуть то, что он у вас взял, даю слово.

— Ах, теперь уже слишком поздно, — тихо отозвался он, пробегая пальцами по ее щеке. — Хотел бы я знать, дорогая Маргарита, отдали ли вы ему мою карточку?

Его черная рука легла на ее белое горло. Маргарита, задыхаясь, забилась, отчаянно выгибая шею, пытаясь вырваться из его жесткой хватки. Не меньше удушья ее ужаснула смесь наслаждения и торжества, отразившаяся в его глазах.

Он вдруг, без предупреждения, выпустил ее.

Она откинулась назад, жадно глотая воздух. Глаза ее покраснели, на горле остались уродливые багровые следы.

— Начинай с комнаты Верньера, — приказал Констант слуге. — Ищи его дневник. — Он показал ладонями: — Вот такой приблизительно.

Слуга ушел.

— А теперь, — заговорил он, словно продолжая самый обыкновенный разговор, — где ваш сын?

Маргарита встретила его взгляд. Ее сердце колотилось, предчувствуя, какую боль он способен ей причинить. Но не первый раз с ней обходились жестоко, и она это вынесла. Вынесет и теперь.

— Я не знаю, — сказала она.

Тогда он ее ударил. Ударил сильно, кулаком, заставив голову откинуться назад. Маргарита вскрикнула. Удар рассек ей щеку. Во рту скопилась кровь. Она нагнула голову и выплюнула ее на колени. Вздрогнула, почувствовав, как обтянутые кожей пальцы возятся с розовым шелковым бантом на шее. Он дышал все чаще, горячее дыхание било ей в лицо.

Она почувствовала, как другой рукой он поднимает складки материи выше колен, выше бедер, выше…

— Пожалуйста, не надо, — прошептала она.

— Еще только три, — усмехнулся он, убирая ей за ухо прядь волос в пародии на нежность. — Времени, чтобы склонить тебя к разговорчивости, хватит с избытком. И еще, подумай о Леони, Маргарита. Такая милая девочка. Немножко слишком самостоятельная, на мой вкус, но я мог бы сделать исключение.

Он сдвинул шелк с ее плеч.

Маргарита успокоилась, ушла в себя, как проделывала множество раз до того. Она очистила сознание, стерла его образ. Даже сейчас сильнее всех других чувств в ней был стыд за радостную вспышку, когда она увидела его у дверей и впустила в квартиру.

Секс и насилие, жестокость — старые союзники. Сколько раз она это видела. На баррикадах Коммуны, на темных улицах, под внешним лоском модных салонов, куда ее нередко теперь приглашали. Так часто мужчин влечет ненависть, а не желание. Маргарита умела этим пользоваться. Она использовала свою внешность, свое обаяние, ради того, чтобы ее дочери никогда не пришлось вести такую жизнь, какой жила мать.

— Где Верньер?

Он развязал ее и стащил с кресла на пол.

— Где Верньер?

— Я не…

Прижав ее к ковру, он снова ударил. И еще. Он требовал ответа:

— Где твой сын?

Теряя сознание, Маргарита успела подумать о том, как защитить детей. Не выдать их этому человеку. Надо бросить ему хоть что-то.

— Руан, — солгала она окровавленными губами. — Они уехали в Руан.

Глава 22

Ренн-ле-Бен

К четверти пятого, налюбовавшись скромными красотами Куизы, Леони с Анатолем стояли на площадке перед вокзалом, ожидая, пока возчик загрузит багаж в почтовую карету. В Каркассоне Леони успела заметить общественные экипажи с кожаными сиденьями и открытым верхом, вроде ландо, курсировавшие по авеню дю Буа де Болонь, здесь же им подали вполне сельский транспорт. Больше всего он напоминал обычную фермерскую телегу, с рядами деревянных скамей, поставленных по бокам, раскрашенную в красный цвет. Подушек нет, борта открыты, от солнца защищает кусок темного полотна на тонких железных стойках. Две серые лошади в нарядных шапочках с оборками над глазами — защита от мух.

Кроме них, пассажиров было немного: пожилой муж с довольно молодой женой из Тулузы и две похожие на птичек пожилые сестрицы, щебетавшие между собой из-под полей шляп.

Леони с радостью увидела, что к карете приближается их обеденный собеседник доктор Габиньо. Как ни досадно, мэтр Фромиляж ни на шаг не отпускал его от себя. Каждые несколько минут он вытаскивал из жилетного кармана часы на цепочке и постукивал по стеклу, словно проверяя, не остановились ли стрелки, после чего убирал часы обратно.

— Сразу видно, человека ждет срочное дело, — шепнул сестре Анатоль. — Он, того гляди, сам впряжется в оглобли.

Как только все уселись, кучер взгромоздился на свое место. Под ним скопилась целая пирамида чемоданов и саквояжей, так что ему пришлось широко расставить ноги. С высоты пирамиды он посматривал на часы на башне вокзала. Ровно в половину он щелкнул кнутом, и экипаж тронулся с места.

Не прошло и минуты, как они выехали на открытую дорогу, уходящую от Куизы на запад. Путь лежал по речной долине между высоких холмов. Снежная зима и дождливая весна, истерзавшие большую часть Франции, превратили эти места в сад Эдема. Пастбища, обычно выжженные солнцем, покрывала пышная, зеленая, сочная трава, на склонах холмов зеленели горные дубы и ели, лещина, средиземноморские каштаны и буки. На отдаленной вершине Леони заметила руины замка. Старый деревянный указатель на краю дороги сообщал название — деревня Кустосса.

Габиньо сидел рядом с Анатолем и показывал местные достопримечательности. Леони за громким треском колес и звоном упряжи улавливала только обрывки разговора.

— А там? — спросил Анатоль.

Леони взглянула, куда указывал пальцем брат. Высоко над дорогой, справа, на скалистом выступе, в знойном мареве с трудом удалось различить крошечную горную деревушку — домики, прилепившиеся к обрыву.

— Ренн-ле-Шато, — ответил доктор. — Вы не поверите, но когда-то это была визиготская столица земель Реде.

— Что же привело ее к такому упадку?

— Карл Великий, Крестовые походы против альбигойцев, испанские бандиты, беспощадный и неукротимый ход истории. Теперь это лишь забытая горная деревушка, почти не заметная в тени Ренн-ле-Бен. — Он помолчал. — Говорят, здешний кюре много делает для прихожан. Любопытный человек.

Анатоль нагнулся, чтобы лучше слышать.

— Чем же?

— Он эрудит, откровенно честолюбив и сильная личность. В наших местах все гадают, что заставило его остаться так близко к дому и похоронить себя в этом бедном приходе.

— Возможно, он верит, что здесь принесет больше пользы?

— В деревне его любят, нечего и говорить. Он делает много добра.

— Практических дел или речь только о духовной помощи?

— И то, и другое. К примеру, церковь Святой Марии Магдалины к его приезду лежала в развалинах. Дождь лил сквозь крышу, а внутри поселились мыши, птицы да дикие коты. Но летом 1886 года мэрия выделила ему две тысячи пятьсот франков для начала реставрационных работ, в частности на замену старого алтаря.

Анатоль вздернул бровь.

— Значительная сумма.

Доктор кивнул.

— До меня слухи доходят стороной. Кюре — весьма просвещенный человек. Говорят, обнаружилось немало ценных археологических находок, что, разумеется, весьма заинтересовало вашего дядю.