Вскрытие показало...

Вмешался Больц – видимо, ему хотелось сказать несколько слов в мою защиту.

– Возможно, одна из твоих помощниц, внося данные в компьютер, случайно глянула в отчет бригады "скорой помощи" именно тогда, когда писала про предмет на шее жертвы.

Короче говоря, она просто не заметила, что эти данные расходятся с данными из отчета, сделанного после вскрытия.

– Вряд ли, – возразила я. – Мои помощницы знают, что в компьютер нужно вносить данные только из отчетов, сделанных после вскрытия и лабораторных анализов, а также из свидетельств о смерти.

– Однако помощница могла и ошибиться, – сказал Эмберги, – ведь пояс упоминается в отчете.

– Конечно, от ошибок никто не застрахован.

– Тогда возможно, – предположил Таннер, – что этот коричневый пояс, заявленный в распечатанном отчете, взялся из компьютера. Не исключено, что журналист – или кто-то по его просьбе – проник в базу данных. Информация оказалась неточной, потому что сами записи в компьютере были неточные.

– Или информация была получена непосредственно от санитара, который не отличит пояса от колготок, – парировала я.

Эмберги отвернулся от компьютера и холодно сказал:

– Надеюсь, доктор Скарпетта, вы сделаете все необходимое, чтобы обеспечить секретность ваших отчетов. Пусть девушка, которая отвечает за компьютеры, сменит пароль. Во что бы то ни стало, слышите? И отчитайтесь о проделанной работе в письменном виде.

Уже выходя из кабинета, Эмберги продолжал давать ценные указания:

– Копии должны быть разосланы в соответствующие инстанции. Постоянно следите за безопасностью и принимайте необходимые меры заблаговременно.

С тем Эмберги и удалился. Таннер следовал за ним по пятам.

Когда все плохо, я готовлю. Это по крайней мере у меня получается всегда.

Некоторые после скверного дня идут играть в теннис, другие доводят себя до изнеможения в тренажерном зале. Одна моя приятельница из Корал-Гейблз любила свалить на побережье и там, лежа в шезлонге, снимать стресс посредством солнца и порнографического романа. Своим коллегам – а работала девушка судьей – она никогда бы не призналась, что читает подобные книги. Большинство копов стресс смывают пивом в забегаловках.

Я никогда не увлекалась спортом, а в пределах досягаемости не наблюдалось ни единого подходящего пляжа. Напиться и забыться – вообще не мой стиль. А на готовку у меня, как правило, не бывает времени. И хотя моя любовь к еде не ограничивается итальянской кухней, именно спагетти, пицца и лазанья удаются мне лучше всего.

– Тереть нужно на самой мелкой терке, – наставляла я Люси, перекрывая шум воды из-под крана.

– Да-а, на мелкой тру-удно, – ныла Люси.

– Зрелый пармезан сам по себе твердый. Смотри, костяшки не обдери.

Я вымыла зеленый перец, грибы и лук, вытерла их насухо и положила на разделочную доску. На плите закипал соус, который я сама делала прошлым летом из помидоров, базилика, орегано и толченого чеснока – всегда держу соус в холодильнике для таких вот случаев. Колбаса и подрумяненная постная говядина обсыхали на салфетках. Тесто пыхтело под влажным полотенцем, раскрошенный сливочный сыр моцарелла дожидался своего часа в миске. Когда я покупала сыр в своем любимом магазине на Уэст-авеню, он еще был в рассоле. Моцареллу привозят прямо из Нью-Йорка. При комнатной температуре он мягкий, как масло, а если его растопить, становится как тянучка.

– А мама всегда покупает какие-нибудь консервы и добавляет к ним ветчину, – сказала Люси, переводя дыхание. – Или приносит готовую еду из супермаркета.

– И это весьма прискорбно, – ответила я, зная, что говорю. – Разве такое можно есть? – Я начала шинковать овощи. – Вот когда мы были маленькие, мы бы к подобной еде и не притронулись. Ну разве что твоя бабушка подержала бы нас с недельку на хлебе и воде.

Моя сестра никогда не любила готовить. А я никогда не понимала почему. Лучшие часы в детстве мы провели именно за обеденным столом. Отец тогда еще не болел. Он обычно сидел во главе стола и церемонно накладывал нам целые тарелки дымящихся спагетти, фетуццини или – по пятницам – фрит-тата. Даже когда родителям приходилось туго, стол всегда ломился от еды и вина, и как же здорово было прийти домой из школы и уже с порога по запаху определить, какую именно вкуснятину приготовила сегодня мама.

Люси ничего этого не видела – ее мать упорно нарушала семейные традиции. Представляю, как бедная девочка, вернувшись из школы, попадает в атмосферу пофигизма. Для Дороти приготовление обеда – тяжкий крест, она откладывает этот процесс до последнего. Моя сестра никогда не была для Люси матерью. Порой я даже сомневаюсь, а итальянка ли Дороти вообще.

Я смочила ладони оливковым маслом и принялась месить тесто. Месила, пока не заныли руки.

– А ты можешь закрутить его, как показывают по телевизору? – спросила Люси, оставив терку, и приготовилась увидеть трюк.

Я продемонстрировала свое искусство.

– Ух ты, здорово!

– Это нетрудно, – улыбнулась я, наблюдая, как жгут из теста распрямляется буквально на глазах. – Весь фокус в том, чтобы не наделать в тесте дырок пальцами.

– А можно мне попробовать?

– Сначала дотри сыр, – велела я с напускной строгостью.

– Ну пожа-алуйста...

Люси слезла со скамейки для ног и подошла ко мне. Я взяла руки девочки в свои, намазала ей ладони оливковым маслом и сложила пальцы в кулаки. Странно, что ладони у Люси почти такого же размера, как мои. Когда она только родилась, кулачки у нее были величиной с грецкий орех, не больше. Помню, как Люси тянула ко мне ручонки и хватала меня за указательный палец. Она держалась за мой палец и улыбалась, а в груди у меня разливалось тепло, непривычное и чудесное. Я спрятала кулаки девочки в тесто и помогла ей раскрутить тестяной жгут. Получилось довольно неуклюже.

– Теста все больше и больше, – воскликнула Люси. – Классно!

– Тесто подходит под действием центробежной силы – в старину подобным способом делали стекло. Ты ведь видела витражные окна – на стекле неровности, точно волны, помнишь?

Люси кивнула.

– Стекло раскатывали в большой тонкий блин...

Тут послышался шорох шин по гравию, и мы обе выглянули в окно. К дому подъехала белая "ауди", и настроение у Люси стало стремительно портиться.

– Это он, – кисло произнесла девочка.

Из машины с двумя бутылками вина вылез Билл Больц.

– Люси, он тебе понравится, – увещевала я, ловко выкладывая тесто в форму. – Он просто мечтает с тобой познакомиться.

– Он твой парень.

Я вымыла руки.

– У нас всего лишь общие дела. И потом, мы вместе работаем.

– А он женат? – продолжала Люси развивать мысль, наблюдая, как Больц приближается к дверям.

– Его жена умерла в прошлом году.

– Ой, – смутилась Люси, но ненадолго. – А отчего она умерла?

Я чмокнула девочку в макушку и пошла открывать. У меня не было ни малейшего желания отвечать на вопрос Люси. Неизвестно, как бы она восприняла информацию, особенно в свете последних событий.

– Отошла после сегодняшнего? – спросил Билл, целуя меня.

Я заперла дверь.

– Какое там!..

– Погоди, сейчас я тебя вылечу. Пара бокалов этого живительного напитка – и все пройдет. – Билл кивнул на бутылки, точно это были трофеи удачливого охотника. – Из моих личных запасов. Тебе понравится.

Я коснулась его плеча, и он пошел за мной на кухню.

Люси пыхтела над теркой. Она снова взобралась на скамеечку для ног и нарочно стала спиной к двери. Когда мы вошли, она даже не соизволила оглянуться.

– Люси!

Натереть сыр было, конечно, важнее, чем поздороваться.

– Люси! – Я подтолкнула к ней Билла. – Это мистер Больц. Билл, это моя племянница.

Люси нехотя оставила терку в покое и посмотрела мне прямо в глаза.

– Тетя Кей, я содрала кожу на костяшках. Видишь? – И она продемонстрировала левую ручку. Костяшки слегка кровоточили.

– Ах ты Господи! Подожди, сейчас я принесу пластырь.