Рассказы (авторский сборник)

Меррик ничего не ответил.

Они поехали дальше.

Минут через десять шофер попытался завести разговор.

— Жаль, что вам не нравится Амальфи.

— Да, наверное… — Меррик был не в настроении разговаривать. Его итальянский ограничивался запасом основных слов, которым он, впрочем, владел вполне сносно. В Амальфи Меррик провел с женой свой медовый месяц лет двадцать пять назад. Но какой смысл объяснять это итальянцу из Мессины, которому самому всего около тридцати.

Они остановились в деревушке, которую Меррик выбрал по карте еще в Палермо. Служащий туристического агентства, у которого Меррик осведомился о ней, сказал: «Там очень мило и очень тихо». Вот почему Меррик остановил свой выбор на этой деревушке. Он позвонил туда из Мессины и забронировал номер с ванной. Шофер отвез его в гостиницу. Меррик расплатился с ним, дал щедрые чаевые, и лицо шофера расплылось в довольной улыбке.

— Большое спасибо! Желаю вам приятно провести отпуск. — После чего он вернулся обратно в Мессину.

Гостиница «Парадизо» оказалась довольно симпатичной, но все равно не такой, как бы хотелось Меррику. Он понял это спустя две минуты после того, как осмотрел открытый внутренний дворик гостиницы с небольшими фруктовыми деревцами и колодцем шестнадцатого века. Красивая плитка на полу, вид из окна на море, точно с капитанского мостика, — и все же это было не то, чего он хотел. Меррик провел в гостинице ночь и на следующее утро заказал машину, чтобы продолжить путь. Ожидая машину, он просмотрел местную газету в поисках сообщения о человеке, который бросился с моста.

На второй странице оказалась короткая — всего один столбец — заметка. Погибшего звали Дино Бартуччи, тридцати двух лет, безработный каменщик; остались жена и пятеро детей (были приведены их имена и возраст; старшему нет и десяти). Его жена болела, и в течение последних нескольких месяцев Бартуччи был в безвыходном положении. Он дважды заявлял друзьям: «Если я умру, государство, по крайней мере, будет выплачивать моей жене и детям небольшую пенсию».

Меррик знал, сколь ничтожно мала такая пенсия. Это был акт человеческого отчаяния: бедность, больная жена, голодные дети, отсутствие работы. Меррик подумал о том, что, как только увидел человека на мосту, сразу же почувствовал дыхание смерти, однако ожидал, что она подстерегает именно его.

Меррик сел в машину с другим шофером. В час они уже были в Амальфи, где остановились перекусить. Шофер ушел с тысячью лир, которые Меррик дал ему на еду. Сам же Меррик пообедал на террасе гостиницы, откуда открывался вид на море. Он обедал здесь пару раз с Хеленой, но старался не думать об этом сейчас, пока неторопливо поглощал вкусную еду. Он нашел, что пребывание в Амальфи не вызывает в нем мучительных воспоминаний. Да и с чего им быть? Той гостиницы, в которой они останавливались, уже нет. Ее снесло в одну из зим оползнем, вызванным затяжными дождями. Гостиницу, конечно, отстроили заново и, как сказали Меррику, придали ей прежний вид. Но он не верил, что можно все восстановить. Наверняка что-то изменилось (планировка, например). Да и невозможно вернуть каждый камень, каждое дерево на свое место. Но даже если предположить, что гостиница осталась такой же, Меррик и тогда не пошел бы туда. Он понимал: память за четверть века исказила и приукрасила все, о чем он помнил, и встреча с реальностью только разочарует его, окажется ненужной и болезненной.

Меррик плотно пообедал, затем в кафе на центральной площади выпил кофе с рюмкой бренди. И около пяти они продолжили путь.

Следующим местом, где они остановились, был Позитано — небольшой городок. Был вечер, и огромный оранжевый диск солнца уже опускался в море за лиловым горбом Капри. Меррику казалось, будто он слышит, как солнце шипит, касаясь воды. Но это шумели волны, плескаясь внизу о скалы. Хотя Позитано действительно уютно расположился в изгибе гор — дома громоздились друг на друга, точно скамьи гигантского амфитеатра, сценой для которого служило раскинувшееся напротив море, — Меррик нашел его не более привлекательным, чем любой из полудюжины городков и селений, которые он повидал до этого. Тем не менее Меррик объявил шоферу, что переночует здесь. Шофер был несколько удивлен, потому что до этого Меррик сказал ему, будто направляется в Неаполь или в Рим. Но Меррик объявил, что заплатит, как если бы они доехали до Рима, и это удовлетворило шофера.

— Я знаю, где здесь лучшая гостиница. Хотите, отвезу вас туда?

Меррику не хотелось принимать решение сразу.

— Нет, проедем сначала по городу.

Дорога огибала городок, проходя над верхним ярусом амфитеатра. В самом городке не было дорог, только лестница и спускающиеся тропинки.

— Может, сюда? — спросил Меррик, указывая на гостиницу слева. Черная кованая вывеска на белом фасаде гласила: «Отель „Орланда“».

— Как скажете. — Водитель вырулил на стоянку перед гостиницей.

Из дверей вышел посыльный.

Возможно, гостиница была без претензий, но выглядела дорогой, и Меррик рассчитывал, что, по крайней мере, она будет чистой, а обслуживание — хорошим. Меррик расплатился с водителем и дал ему чаевые.

В номере Меррик разделся и принял горячую ванну. Затем надел халат и заказал в номер полбутылки шампанского. Выпив шампанского, он заставил себя написать открытки в Нью-Йорк сестре и племяннице — обе беспокоились о нем. Обеим он написал одно и то же:

Доктора советовали ему отдыхать днем два часа в постели. Меррик следовал их предписаниям до Палермо, но последние три дня перестал. Четыре месяца назад его жена Хелена и их единственный сын, их единственный ребенок Адам, разбились в автомобильной катастрофе в Нью-Джерси. Машину вел Адам. Меррик поначалу держался стойко. Срыв произошел месяца три спустя. Неожиданно он перестал ходить на работу в контору своей фирмы «Меррик текстил инк.» в Уайт-Плейнз. Не потому, что чувствовал себя настолько плохо, как, возможно, считали доктора. Просто он неожиданно понял, что его присутствие на работе ничего не меняет. Текстильная фабрика продолжала выпускать продукцию с тем же успехом без него, как и при нем. Его сестра Уинн погостила в его доме в Уайт-Плейнз недели две, но у нее была своя семья, и она не могла оставаться с ним до бесконечности. Ее присутствие в опустевшем доме как-то поддерживало Меррика, но не могло избавить от гложущей душу печали. Хотя он и делал вид, чтобы успокоить Уинн, будто чувствует себя лучше. Он похудел, и это несмотря на то, что заставлял себя есть как обычно.

Меррик не подозревал, что так сильно любит Хелену, просто не может жить без нее. Потеря жены, а с ней и потеря сына, едва закончившего колледж, едва отбывшего воинскую службу, едва женившегося, едва начинавшего самостоятельную жизнь, — этого было достаточно, чтобы поколебать в нем веру во все, чем он жил прежде. Такие жизненные ценности, как трудолюбие, честность, дружба, вера в Бога, сделались вдруг для него далекими и абстрактными. Смысл его жизни, цель существования стали зыбкими, призрачными, тогда как тела его жены и сына на отпевании были осязаемы и тверды как камень. Меррик понимал, что миллионы людей до него испытывали то же, что и он. В его переживаниях не было ничего необычного. Все это люди называют одним словом «жизнь». Смерть двух близких ему людей и то, что с этим связано… Доктора порекомендовали Меррику спокойный отдых в Европе, выяснив, что у Меррика есть друзья в Лондоне, Риме и Мюнхене и что они готовы принять его.

Хотя судно, на котором плыл Меррик, направлялось в Геную, он сошел в первом же порту — в Лиссабоне — и пересел на другое судно, следовавшее в Палермо. Мартины, жившие в Риме, хотели, чтобы он погостил неделю в их большом доме на Виа Аппиа-Антика, но Меррик собирался остановиться у них только на одну ночь под предлогом, что Денизы ожидают его в Мюнхене раньше, чем он предполагал. Денизы жили в Цюрихе и собирались в Мюнхен специально, чтобы встретиться с ним. Из Мюнхена они должны были отправиться на машине в Венецию, а затем в Югославию, на побережье.