Лилия прокаженных

Я понимала, что Сагрю завидует молодому сопернику, который всех обскакал и первым раздобыл информацию. Да еще устроил шумную рекламу своей газете, объявив в радиошоу — не важно, правда или нет — о возвращении «черной смерти».

— Нельзя ли полегче? — вмешался Грут. — Мисс Боуи понятия не имела и сейчас не знает, что это за болезнь.

Сагрю с удивлением посмотрел на меня.

— Это еще кто? — Он чуть не ткнул пальцем Груту в лицо.

Слишком самоуверенно Грут держится. Теперь Сагрю постарается выяснить, кто он, и добраться до истинной причины, почему Каслбойн попал во все газетные заголовки.

— Я провожу лабораторные исследования в больнице Святого Лоумана, — объяснил Грут.

Сагрю прищурился. С чего бы ученому-медику таскаться за археологом? Когда и как ухитрился парень выбраться из больницы сквозь санитарный кордон? И акцент у него странный.

Грут придвинулся к Сагрю и понизил голос.

— Я должен провести мисс Боуи в больницу, сделать анализы крови. — Он многозначительно приложил палец к губам. — Вы понимаете, о чем речь?

Сагрю смутился.

— Прости, Иллон. Наверное, не то сказал. Надеюсь, все будет в порядке.

Я сделала вид, что не на шутку встревожена.

— Конечно, Эдди, и спасибо тебе.

— Кстати, хочу предупредить. Раздобыть информацию еще не все — нужно грамотно ее подать. Даррена Бирна тонкости не колышут.

Грут взял меня за локоть, и мы пошли дальше. Отойдя на приличное расстояние, я не выдержала и рассмеялась.

— Ну вы и нахал, Питер Грут!

— Студенты, выступавшие против апартеида, быстро учились в случае чего дурачить представителей власти не моргнув глазом. Былые навыки не подвели.

— Тогда будем надеться, они пригодятся еще раз — на входе в больницу.

— И так пропустят. Я звонил Шерри из Брукфилда. Его вызывали куда-то, где сразу несколько человек утонуло. Забыл, как место называется… Слейн, кажется? — Я кивнула. Каждое лето Бойн требовал жертвоприношений. — Коронер просил его провести вскрытие Терри Джонстона. Подозревает, что причиной смерти могла стать преступная небрежность.

— Теперь за меня примутся…

— Не волнуйтесь, так положено, — успокоил он. — Мы успели все обсудить; я сказал, что случай интересный, и Шерри поручил аутопсию мне. В больнице знают. — Грут остановился и крепко меня обнял. — Ну-ка веселей! Вы же сами этого хотели.

Ощущение было приятное. На мгновение я прижалась к нему, но тут же взяла себя в руки и отстранилась.

Грут не оборачиваясь пошел впереди, я — за ним следом.

— Слушайте, вас-то пропустят, а мне что делать?

— Не проблема. Скажу, что вы должны удостоверить личность Джонстона.

— Да, вы, похоже, часто попадали в переделки. И когда стали представителем закона, опыт оказался полезен.

Он широко усмехнулся.

— Раз уж вспомнили о законе, с каким детективом у вас встреча — с тем, что расследует убийство?

— Его зовут Галлахер.

— Мэтт Галлахер?

— Точно. Познакомился с ним сегодня утром.

— У него… — Я коснулась своих волос, не находя подходящего слова.

— А, волосы цвета апельсина? Ну да, тот самый парень.

Теперь улыбнулась я.

Больницу осаждала фаланга репортеров, фотографов и телеоператоров. Входные ворота были закрыты, перед ними изнемогал от полуденного зноя молоденький полицейский в рубашке с короткими рукавами и форменной фуражке. Он старался не обращать внимания на просьбы позволить залезть на ворота — оттуда хорошо снимать главный больничный корпус. Выслушав Грута, охранник запросил указаний по портативной рации, и электронные ворота раздвинулись ровно настолько, чтобы мы смогли протиснуться внутрь под щелканье и жужжание фото- и телекамер.

Попав на территорию больницы, мы разделились, и я направилась в отделение интенсивной терапии. Меня снова одолевали мысли о Терри Джонстоне, но сейчас утренние переживания отошли на второй план. Грут сразу сказал, что у его болезни признаки геморрагической лихорадки. Заблуждаюсь ли я, полагая, что всему виной трупная жидкость? А если права, есть основания считать, что статуя, спрятанная в одном из свинцовых гробов, имеет какое-то отношение к содержимому второго.

Я знала, что лучше не ломать себе голову. Иногда воображение уводит меня слишком далеко, и я попадаю в неприятные истории. Но еще чаще, как мне нравится думать, благодаря ему, я предвижу исход — плохой или хороший — намного раньше других. Это и дар, и проклятие; как сказочное яблоко: надкусишь с одного бока — проживешь долго и счастливо, надкусишь с другого — рухнешь замертво.

Вот только Терри Джонстон умер по-настоящему, безвозвратно. И хотя я сидела рядом, когда его не стало, почему-то только сейчас, вспомнив об отравленных яблоках из детских сказок, я до конца осознала, что его больше нет. Словно тогда была не готова и в глубине души надеялась, что, когда снова вернусь в больницу, Терри будет жив и здоров.

У входа в отделение интенсивной терапии на стуле сидел охранник и читал газету.

— Посторонним вход воспрещен, — буркнул он, когда я подошла, и уставился на какую-то женщину, садившуюся в машину так, что было видно нижнее белье. Ему и в голову не пришло, что я могла пробраться через выставленное снаружи оцепление.

— Я из хирургического отделения, доктор Абдулмалик назначил мне консультацию.

Охранник оглядел меня и тяжело вздохнул.

— Почему меня никогда не предупреждают? Не могу же я всех больных знать в лицо. — Он недовольно зашуршал газетой и вернулся к созерцанию женских прелестей.

Пройдя сквозь вращающуюся дверь в коридор, я отыскала комнату ожидания, в которой утром разговаривала с двумя врачами. Сейчас в ней сидели бледные, с осунувшимися лицами мужчина и женщина в полосатых спортивных костюмах. Я впервые их видела, а потом решила, что они либо дети, либо брат и сестра очередной жертвы.

Дойдя по коридору до сестринского поста, я с облегчением увидела за стойкой Кору Гейвин. Повернувшись ко мне спиной, она что-то говорила сидевшей за столом медсестре, а та записывала.

Обе с удивлением подняли на меня глаза, когда я подошла.

— Господи, Иллон, ты что здесь делаешь?

— Мне сказали, что поступил кто-то с теми же симптомами, но я не смогла дозвониться. Подумала, еще один из работавших на раскопе.

— Вам нельзя здесь находиться, — сказала сестра, снимая трубку настольного телефона, чтобы вызвать охрану.

— Все в порядке, Франческа. — Кора положила руку ей на плечо, стараясь успокоить. — Франческа возглавляет группу инфекционного контроля, — пояснила она. Потом вышла из-за стойки, и мы медленно пошли вдоль коридора. — Это не из твоих.

И то хорошо.

— Кто-нибудь из знакомых Терри?

— Вряд ли. Его зовут Стивен Болтон, ему девять лет.

— Что? — Я была совершенно сбита с толку. — И он болен тем же?

— Полной уверенности пока нет. А поскольку природа исходной инфекции до сих пор не выяснена, положение у нас как у слепых, не знающих, куда они попали.

— Тем не менее симптомы сопоставимы.

— Вплоть до поздней стадии заболевания Джонстона.

— Поздней стадии?

— Увы. Боюсь, ребенок умирает. Первые признаки появились в субботу вечером, но родители не стали спешить и привезли его сегодня рано утром. Думали, летний грипп.

— Может, и правда…

— Он в коме, из-за сепсиса органы отказывают один за другим, внутреннее кровотечение, гнойные высыпания на коже. Похоже на грипп?

Меня поставили на место — не принимай желаемое за действительное.

— Дело не только в этом… — Голос Коры упал почти до шепота, она быстро огляделась по сторонам, потом посмотрела мне прямо в глаза. — В прошлую пятницу, вечером, Стивен и еще трое мальчишек играли вместе на кладбище Модлинс.

В коридоре стояла жара, но я вдруг всей кожей ощутила липкий, обволакивающий холод.

— Когда родители упомянули об этом, — продолжала Кора, — я сообразила, что к чему, и сразу связалась с семьями других ребят. Те трое чувствуют себя нормально. Обрати внимание: по их словам, Стивен полез на загражденный барьерами участок, а они — нет. Должно быть, он контактировал с разлившейся жидкостью или прикасался к чему-то зараженному — возможно, там вся земля инфицирована.