Лилия прокаженных

Мы сели в кресла. На столе стоял поднос и несколько стаканов, на траве между нами — ведерко со льдом. Бесс, которую он поглаживал, нехотя подвинулась, когда я садилась.

— Откуда вы узнали, кто я?

— Старик — Артур — рассказывал о будущей невестке. Тот редкий случай, когда его представление о женской привлекательности совпадает с моим.

Интересно, я действительно ему нравлюсь, или он из тех, что ни одной юбки не пропустят?

Грут достал из ведерка бутылку с вином.

— Артур пошел вздремнуть. Финиан хотел ко мне присоединиться, но к нему приехали какие-то люди. — Ветерок перевернул верхнюю страницу текста, который он читал до моего появления. — Дал мне вашу распечатку, начало очень интересное. Хотите вина?

— Спасибо, не откажусь. Быстро сюда добрались?

Грут взял с подноса бокал.

— Когда позвонил Малкольм Шерри, я был без работы и прыгнул в самолет не раздумывая. Здорово, что у вас часовой пояс тот же, что в Южной Африке, — никаких неприятных ощущений. — Он протянул мне наполненный бокал, держа его за ножку. — Вот, захватил с собой совиньон бланк — очень недурное вино с моих любимых виноградников.

Из-за акцента я сначала не поняла, что он сказал, потом сообразила. Грут поднял бокал.

— Я первый раз в Ирландии, и если все женщины здесь хоть немного похожи на вас, рискую не вернуться домой. За кельтских красавиц!

Я и прежде слышала комплименты в свой адрес — обычно по поводу глаз, они лучшее, чем наделила меня природа. А так я небольшого роста, смуглая и темноволосая, одним словом — не фотомодель. И опять непонятно, искренне он говорит или просто любезничает. Я пригубила пахнувшего свежескошенной травой вина и, наслаждаясь букетом, подумала, что Терри Джонстону радости жизни уже недоступны.

— Что же такая хорошенькая девушка, как вы… — Грут пристально посмотрел на меня. — Послушайте, вы чем-то расстроены. Можно узнать, что произошло?

Не думала, что на лице у меня все написано. А может, он так наблюдателен?

Я не смогла сдержать вздох.

— Человек, который работал у меня на раскопках, умер сегодня утром.

— Печально. Он был вам близок?

— Не в том дело, я почти его не знала. У бедняги даже родственников нет, чтобы сообщить. А его смерть была… понимаете, любая смерть ужасна, но его — особенно.

— Почему?

Я рассказала о симптомах болезни Терри и о том, как стремительно она протекала.

— Очень напоминает вирусную геморрагическую лихорадку.

— Извините, не уверена, что правильно поняла. — Я еще не адаптировалась к его произношению.

— Ничего. Вирусная геморрагическая лихорадка. Одного порядка с лихорадкой Эбола или Марбург.

Холодок пробежал у меня по спине.

— Как раз то, что некоторые ученые считают подлинной причиной «черной смерти». А заразиться от трупной жидкости он мог?

— Если речь о геморрагической лихорадке — вероятно, мог. Медицинские службы, пытаясь локализовать ее вспышки, обращаются с телами умерших как с неразорвавшимися бомбами — чем меньше прикасаться, тем лучше. Никто не знает, сколько времени и при каких условиях они остаются заразными. В больнице аутопсию собираются делать?

— Аутопсию?

— Ну да, вскрытие.

— Наверное.

— При смерти от геморрагической лихорадки аутопсия, как правило, не рекомендуется. Но такой диагноз в больнице вряд ли поставили.

— Вы могли бы присутствовать на вскрытии и что-нибудь подсказать из собственного опыта.

Грут улыбнулся.

— Я здесь по другому делу. Зачем набиваться со своими советами?

— Трупная жидкость была из гроба, захороненного на местном кладбище, о котором вы только что читали. Естественно, я обеспокоена.

Пришлось рассказать о найденных саркофагах и несчастном случае.

— Я выскажу свое мнение, только если меня попросят. Не собираюсь лезть туда, где могу оказаться лишним. Думаю, Малкольм не хотел бы моего вмешательства.

— Вы уже осмотрели останки убитой женщины?

— Первым делом. Утром в больнице Святого Лоумана. — Он произнес «Лемина», но я уже немного привыкла к его акценту. — Жаль, вас там не встретил.

— А если бы встретили?

— Ну… познакомились бы раньше.

Все это уже слегка раздражало — как вьющаяся над ухом оса: и прихлопнуть жалко, и на нервы действует.

— Интересно, что вы обнаружили, когда осматривали труп. — Прозвучало не слишком вежливо, однако так мне хотелось.

Грут уже не улыбался, а смотрел на меня с подозрением.

— Вас посвящают в такие подробности?

— Не сомневайтесь. Малкольм делился со мной и Финианом всем, что ему известно. — Небольшое преувеличение, но меня мучило любопытство.

— Если так… Возможно, Малкольм прав и женщину расчленили, чтобы использовать части тела и органы в ритуальной магии, хотя я не убежден. У сброшенного в ручей трупа отсечены голова и кисти рук, вырезаны груди и гениталии, изъят последний шейный позвонок — обычная картина при ритуальных убийствах. Неизвестно, что сделали с головой — ее нет, — зато есть внутренние гематомы; значит, после смерти тело несколько часов пролежало на спине. Из чего, в свою очередь, следует, что женщину расчленили после смерти, иначе она истекла бы кровью. Поэтому версия ритуального убийства сомнительна. В противном случае кровь бы выпустили и тоже забрали с собой.

— Вы рассказываете чудовищные вещи. Зачем люди идут на такое?

— Южноафриканские знахари, сангома, практикуют особую медицину — «мьюти» на языке зулусов. Ее суть — использование энергии живых существ в определенных целях. Казалось бы, ничего страшного. Но беда в том, что самым эффективным средством сангома считают части человеческого тела и нередко их используют, особенно для развития тех или иных способностей. Они верят, что глаза усиливают дар предвидения, гениталии и груди — сексуальную потенцию и плодовитость, язык — умение убеждать людей, и тому подобное. Все это — разновидность колдовства, основанного на внушении.

— А что знахари делают с частями тел?

— Иногда кладут в снадобья, или заказчик определенную часть носит с собой, а то и съедает; мозгом и кровью намазываются. Кровь всегда выкачивают и пускают в дело — даже пьют. В городках и деревнях Южной Африки бесследное исчезновение детей не редкость. Одних превращают в проституток, других — в колдовские зелья. Главные потребители — крупные бизнесмены. Преступники и политики тоже не чураются мьюти, если могут себе позволить. Как правило, платить приходится нескольким исполнителям — обходится недешево.

— Такое только у вас в стране происходит?

— По всей части континента к югу от Сахары. А когда африканские иммигранты перебираются сюда… столкновение с новой, совершенно чуждой культурой заставляет вернуться к старым верованиям и обычаям, о которых на родине они, возможно, и не вспоминали.

Нечто подобное когда-то происходило с ирландцами. Я помню рассказ отца о поездке в Нью-Йорк и об ужасе, который он испытал, когда Олли, его кроткий и мягкий брат, повел гостя на провокационное и подстрекательское представление «Волчьего воя» — группы исполнителей ирландских баллад.

— Многих угнетает безработица, постоянная нехватка денег. Это не означает, что все они бросятся убивать. Сангома или посредники знают, как выйти на торговцев. И если убийство, о котором мы говорим, действительно ритуальное, то в нем замешан продавец, которому понадобился товар. Возможно, некоторые части уже куплены и использованы, только где-нибудь подальше отсюда — ядро местной африканской диаспоры наверняка не одобряет мьюти и сразу насторожится, если что-то заподозрит.

— То есть тело женщины распродано клиентам в разных частях страны? — Представить такое невозможно.

— Думаю, что так. Правда, есть серьезные сомнения. Если ее убили ради мьюти, почему не забрали кровь, не изъяли внутренние органы из грудной клетки и брюшной полости? Даже ступни не тронули. Взяли лишь то, что помогло бы идентифицировать жертву. А груди вырезали, имитируя ритуальное убийство.

— Ведь вы сказали, что ее гениталии…