Лилия прокаженных

— От чего еще? Может, ее на местном кладбище откопали, может, издалека завезли, а только сейчас, когда мы тут беседуем, «черная смерть», сгубившая народу, как никто и ничто в истории, разгуливает по улицам Каслбойна!

ГЛАВА 14

На этом передача закончилась. Я швырнула мобильник на пассажирское сиденье.

— Черт бы их побрал!

От злости я была сама не своя — провалила выступление от имени музея и, попавшись в расставленную Бирном ловушку, выглядела жалкой и беспомощной. Лежавший рядом телефон требовательно заверещал. Не иначе Мюриэл Бланден. Как говорить с ней после такого конфуза? Не собираясь отвечать, я подняла трубку, увидела на дисплее служебный номер Доминика Ашера и, скрипя зубами, нажала кнопку.

— Рано утром позвонил Даррен Бирн, — начал он. — Сказал, что у вашего сотрудника бубонная чума и он в критическом состоянии. В больнице все отрицают. Вы не знаете…

— Бирн только что выступил по радио, вы, наверное, пропустили, — не дала я ему закончить. — Терри Джонстон скончался час назад. Бирн не только объявил в эфире о его смерти, но и заявил, что в Каслбойне вспышка чумы.

— Что за идиот! Только паники нам не хватало. Я предупрежу службу здравоохранения, пусть опровергнут.

Если служба здравоохранения надавит на ЦИИЗ и заставит их довести до конца анализ трупной жидкости, будет хоть какая-то польза от моего фиаско.

— Пока не закончили разговор, Доминик: во время фестиваля люди смогут увидеть найденную статую — Мюриэл Бланден из Национального музея готова одолжить ее на неделю для экспозиции в Центре исторического наследия.

— Очень великодушно, но почему всего на неделю?

— Статуе нужны особые условия хранения. Несколько столетий она пролежала в герметичном контейнере, и никто не знает, как подействует на нее воздушная среда. Да и вредных насекомых сейчас в избытке.

— А если бы город располагал музеем, подведомственным муниципалитету, мы смогли бы оставить ее у себя?

— Музеем соответствующего уровня? Вполне вероятно; только что об этом говорить?

— Вы наверняка знаете, что в графстве Мит ничего подобного нет.

— Разумеется. Необъяснимо, но факт. — Действительно, очень странно, что край с семитысячелетней историей, настоящая находка для археологов, не имел собственного музея.

— Мы обсудили вопрос о повышении статуса Центра исторического наследия и подаем заявку. Надеемся, он станет музеем графства.

— Идея хороша. Однако потребуется достойное помещение, придется нанять хранителя. А еще, — пошутила я, — не рассчитывайте обойтись одним экспонатом.

— Мы все понимаем, — продолжал Ашер. — Известно также, что при строительстве дорог и городских объектов попадается множество самых разных артефактов, и все забирает Национальный музей. Если муниципалитет будет и дальше молча на это смотреть, нас обвинят в том, что мы лишили город его истории.

Мне очень хотелось спросить, почему раньше они принимали все как должное.

— Если всерьез решено добиваться создания в Каслбойне музея, примите предложение Мюриэл Бланден и используйте его как возможность получить поддержку местных политиков, журналистов и деловых людей. В городе есть и другие претенденты на статую. — Я рассказала ему о притязаниях двух священнослужителей.

Ашер сдержанно рассмеялся.

— Что ж, скелеты отстоять им удалось. Но тогда они действовали заодно.

Отец Берк и преподобный Дэйвисон не пожалели усилий на то, чтобы музей пошел навстречу общественному мнению Каслбойна и оставил у себя лишь несколько из эксгумированных нами скелетов в ожидании того дня, когда наука сможет выжать из них больше информации, чем сегодня. Все остальные со временем будут вновь преданы земле на городском кладбище по всем правилам.

— Не так давно они помогли властям справиться с расовыми волнениями, — напомнила я. — Нужно привлечь их на свою сторону. Оставить статую у себя, пусть даже как музейный экспонат, лучше, чем кому-то ее отдать. — Упомянутый конфликт спровоцировали Даррен Бирн и его газета, опубликовав статью о выявлении случаев туберкулеза и других забытых болезней рядом с репортажем о попытке депортировать из Каслбойна иммигрантов, получивших отказ в статусе беженцев. Судя по радиопередаче, эта тема до сих пор не давала Бирну покоя.

Закончив разговор с Ашером, я выезжала со стоянки, когда из офиса позвонила Пегги и предупредила, что с полудня отбоя нет от охотников взять у меня интервью. Поэтому я решила на работу не спешить, а съездить в Центр исторического наследия.

В центре я первым делом заглянула в библиотеку, где по договоренности с Ашером для меня оставили ключ. Поле Иган, одной из выдававших книги библиотекарш, хотелось взглянуть на статую.

— Я читала о ней в газете, но даже краешком глаза не видела, — пожаловалась она. У Полы была солнечная улыбка, светлые волосы, стянутые в задорный конский хвостик, и такая энергичная мимика, что челка на лбу то и дело подпрыгивала.

Я охотно провела ее в комнату с Пресвятой Девой.

— Ну и холодина, — поежилась она, когда мы вошли.

— Так и надо. Кондиционер включен на полную мощность. В склепе, где она провела столько лет, было более чем прохладно.

— Прямо дух захватывает, — прошептала Пола, остановившись в трех метрах от сцены. — Ух ты, грудью сыночка кормит.

Искоса взглянув на Полу, я заметила, что она беременна.

— Такие изображения Мадонны называются «Мария Кормящая», — объяснила я. — Тебя это удивляет?

Пола пожала плечами.

— Не очень. Думаю, в Средние века большинство женщин в Европе кормили младенцев грудью, и ничего особенного никто в этом не находил.

— Безусловно. Кроме того, в христианской литературе молоко матери, вскормившей Христа, служило напоминанием о его связи с родом человеческим и являлось метафорой пищи духовной, которую она могла дать всем нам.

— Конечно, это вам не детские смеси из бутылочек, — засмеялась Пола, тряхнув конским хвостиком. — Да и зачем они, когда кормилицы были.

— Тоже верно. Самое обычное дело для того времени. У некоторых чересчур религиозных женщин бывали видения, в которых они кормили Иисуса грудью.

— А вот это звучит несколько двусмысленно, не находите? — Мы подошли к самому краю сцены.

— Кино, телевидение и реклама приучили нас видеть в женской груди только сексуальность — о высоком и подумать смешно. В Средние века ее воспринимали иначе — как символ материнской, плотской и духовной любви одновременно.

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. — Пола опустила глаза и словно с удивлением посмотрела на свою увеличившуюся грудь. Последнее время она должна была воспринимать ее совсем иначе, чем прежде. Девушка продолжала любоваться статуей. — Даже если бы она не кормила ребенка, в ней столько женственности… Смотрите, какой животик!

Пола снова не ошиблась. Складки платья, струящиеся из-под перехватывающего его выше талии пояса, подчеркивали округлые линии фигуры. Под одеждой угадывалось анатомически точное женское тело.

Мы поднялись на сцену и обошли вокруг статуи.

— Мне нравится накидка, — сказала Пола. — Никогда раньше не видела Деву Марию в красной мантии.

— Да, скорее это обычный цвет ее платья.

— Тогда почему же здесь накидка красная?

— Полной уверенности у меня пока нет. В изображениях Девы использовали самые дорогие пигменты, какие могли достать. Для ассоциирующегося сегодня с Марией ярко-синего цвета брали ультрамарин; постепенно он стал традиционным в Италии и за ее пределами. В северной Европе предпочтение отдавали кармину — тоже недешевому.

— Значит, статую сделали там?

— Не исключено, но цвет ничего не доказывает.

Кто-то кашлянул у входной двери — Полу разыскивал ее коллега.

— Читательница спрашивает о книге, которую ты для нее заказала.

Извинившись, Пола вернулась в библиотеку.

Я еще раз обошла вокруг статуи, чтобы получше рассмотреть скульптурное решение того, как Мадонна дает грудь Младенцу. Несмотря на простоту средневековых нравов, в какой-то мере влиявшую на изображения Марии Кормящей, ее обнаженную грудь рисовали или ваяли с надлежащей сдержанностью и почтением. Теоретически художественные образы Христа, Богородицы и святых создавались не ради самих себя, а чтобы, глядя на них, верующие возвысились умом и сердцем. Поэтому при передаче частичной наготы Пресвятой Девы соблюдались определенные условности, призванные оградить зрителей от неуместного и отвлекающего эротического воздействия.