Реестр убийцы

— Из сказанного вами следует вывод, что психопат, который насилует или убивает, не обязательно отличается склонностью к насилию. Весьма оригинальная концепция. Тогда получается, что склонность к насилию характерна только для социопатов. И, развивая вашу гипотезу, наш следующий вопрос… какой?

— Ну…

— Наш следующий вопрос таков: как квалифицировать компульсивное убийство на сексуальной почве? Или все дело в диалектических различиях? Я говорю «мотыга», вы говорите «цапка».

— Ну…

— Вы читали Фрейда? А на свои сны обращаете внимание? Их следует записывать, а журнал держать у кровати.

— Конечно, мы его проходили. Но сны… журналы… нет. Знаете, в реальной жизни Фрейд никого уже не интересует.

В Риме — половина девятого вечера. В темноте ныряют и кричат чайки, похожие на больших белых летучих мышей.

В других прибрежных городах чайки досаждают днем, но исчезают с наступлением темноты. Именно так бывает в Америке, где капитан Пома проводит немало времени. Мальчиком он часто бывал за границей с семьей. Ему предстояло стать светским человеком, бегло говорить ка нескольких языках, иметь безукоризненные манеры и отличное образование. Родители говорили, что он должен далеко пойти. Капитан Пома наблюдает за двумя жирными, белыми как снег чайками, что сидят на подоконнике возле стола и не сводят с него черных глаз. Может быть, им хочется белужьей икры.

— Я спрашиваю: где она? — говорит он по-итальянски. — Твой долг проинформировать о человеке, о котором я должен знать. Но никаких деталей ты не даешь, чем крайне меня огорчаешь.

— Мой ответ сводился к следующему, — отвечает доктор Пауло Марони, который знает капитана много лет. — Доктор Селф, как тебе известно, приглашала Дрю Мартин на свое шоу. Спустя несколько недель доктор Селф начала получать электронные письма от неизвестного с явно нарушенной психикой. Я знаю об этом, потому что она говорила мне.

— Пауло, пожалуйста. Мне нужна информация об этом неизвестном.

— Я надеялся, что информация есть у тебя.

— Не я затронул эту тему.

— Ты работаешь по этому делу, — говорит доктор Марони. — Но, выходит, информации больше у меня. Печально. Значит, ничего.

— Публично я бы этого не признал, но мы топчемся на месте. Вот почему так важно, чтобы ты поделился со мной всем, что знаешь о нем. И у меня такое чувство, будто ты ведешь со мной какую-то странную игру.

— Хочешь что-то узнать, обращайся к ней. Он не ее пациент, так что она может говорить свободно. Если, конечно, пожелает сотрудничать. — Доктор Марони придвигает серебряное блюдо с блинами. — А это еще большой вопрос.

— Тогда помоги мне найти ее. По-моему, тебе известно, где она сейчас. Затем ты и позвонил мне вдруг и напросился на обед в такое дорогое заведение.

Марони смеется. При желании он мог бы позволить себе сколько угодно самой лучшей русской икры. Но с капитаном доктор обедает не поэтому. Он знает кое-что, и причина у него не одна. Это в его духе. Интрига — вот стихия доктора Марони, человека, наделенного даром понимания человеческих склонностей и мотиваций, самого, возможно, блестящего из всех знакомых капитана. И вместе с тем Марони — загадка, и у него свое понимание правды.

— Я не могу сказать, где она.

— Но это не означает, что ты не знаешь, где она. Ты играешь со мной в словесные игры, Пауло. Дело не в моей лени. Я пытался найти ее. Искал с того самого дня, когда узнал, что она знакома с Дрю. Разговаривал с людьми, которые работали на нее. И всегда получал один и тот же ответ. Мол, у нее что-то в семье. Никто не знает, где она.

— Но логика подсказывает тебе, что так не бывает. Невозможно, чтобы никто не знал.

— Да, логика подсказывает именно это. — Капитан накладывает на блин икру и протягивает его Марони. — И у меня такое чувство, что ты поможешь ее найти. Потому что знаешь, где она, а иначе не позвонил бы и мы не играли бы сейчас в словесные игры.

— Ее ассистенты переправляли твои просьбы встретиться или хотя бы поговорить по телефону? — спрашивает доктор Марони.

— Говорят, что да. — Чайки, проявив интерес к другому столу, улетают. — По обычным каналам мне до нее не добраться. Встречаться со мной, даже признавать факт моих запросов у нее нет ни малейшего намерения, потому что меньше всего она хочет стать фактором в расследовании. Люди могут возложить на нее ответственность за случившееся.

— Скорее всего так и должно быть. Она — безответственный человек.

Подошедший официант подливает вина в бокалы. Ресторан на крыше отеля «Хасслер» — одно из любимых заведений капитана Помы. Отсюда открывается прекрасный вид, устать от которого просто невозможно. Капитан думает о Кей Скарпетте. Интересно, бывает ли она здесь с Бентоном Уэсли? Вряд ли. Люди они занятые. Слишком занятые для того, что действительно важно в жизни.

— Понимаешь? Чем упорнее она избегает меня, тем больше у меня оснований считать, что у нее есть на то причина, — добавляет капитан. — Не исключено, эта причина — тот самый человек с нарушенной психикой, о котором она тебе говорила. Пожалуйста, скажи, где ее найти. Ты ведь знаешь.

— У нас, в Соединенных Штатах, есть определенные стандарты и правила, а судебное преследование, как тебе известно, возведено в ранг национального вида спорта.

— Если она в твоей лечебнице, ее сотрудники ничего мне не скажут.

— Я бы тоже не сказал.

— Конечно, нет, — улыбается капитан, Теперь он уже не сомневается — он знает.

— Так приятно вырваться с работы хотя бы ненадолго, — вздыхает доктор Марони. — У нас в Павильоне очень трудный пациент. Надеюсь, Бентон Уэсли сумеет с ней управиться.

— Мне нужно поговорить с ней. Как сделать, чтобы она не подумала, будто я узнал о ней от тебя?

— Ты ничего от меня не узнал.

— Но от кого-то же узнал. Она потребует, чтобы я сказал.

— От меня ты ничего не узнал. Фактически ты сам сделал такое предположение. А я всего лишь не подтвердил его.

— Мы можем обсудить этот вопрос гипотетически?

Доктор Марони отпивает вина.

— «Барбареско», которое мы пили в прошлый раз, понравилось мне больше.

— Еще бы. Оно ведь стоило три сотни евро.

— Аромат, вкус, свежесть…

— Ты о вине? Или о женщине, с которой провел прошлую ночь?

Для человека его возраста, ни в чем себе не отказывающего, доктор Марони выглядит очень даже неплохо и никогда не страдает от недостатка женского внимания. Они предлагают себя с такой готовностью, будто он сам бог Приап. Понятия верности для него не существует. Обычно, отправляясь в Рим, Марони оставляет жену в Массачусетсе. Она, похоже, не возражает, потому что всем обеспечена, о ней хорошо заботятся, и он нетребователен в своих сексуальных притязаниях, поскольку она больше не отвечает им, а любви между ними уже нет. Принимать такую судьбу капитан отказывается. Он романтик, а потому мысли его снова обращаются к Скарпетте. О ней заботиться не нужно, да она бы и не позволила. Ее присутствие в его мыслях подобно огоньку свечи на столике и огням города за окном. Она волнует капитана.

— Я могу связаться с ней в госпитале, но она спросит, откуда мне известно, что она там.

— Ты имеешь в виду ту важную персону, о которой я упоминал. — Доктор зачерпывает ложечкой икры, которой хватило бы на два блина, аккуратно размазывает ее и отправляет блин в рот. — В госпитале ни с кем связываться нельзя.

— А если мой источник — доктор Уэсли? Он побывал здесь, принимал участие в расследовании, а теперь она его пациент. Надо же, мы разговаривали о докторе Селф всего лишь вчера вечером, и он и словом не обмолвился, что лечит ее.

— Ты опять говоришь об упомянутой мной важной персоне. Дело в том, что доктор Уэсли, строго говоря, не психиатр, и та самая важная персона, строго говоря, его пациенткой не является.

Капитан молчит — к столику приближается официант с подносом. Ризотто с грибами и пармезанским сыром. Минестроне с базиликом.

— В любом случае Бентон никогда бы не разгласил доверенную ему конфиденциальную информацию. С таким же успехом ты мог бы выпытывать что-то у камня, — говорит доктор Марони, когда официант удаляется. — Позволю себе предположить, что означенная важная персона скоро покинет наше учреждение. Куда она отправится — вот что тебе нужно знать. Где она была — имеет значение только с точки зрения мотива.